Макар Троичанин - И никаких ХУ!

• Название: И никаких ХУ!
• Автор: Макар Троичанин
• Жанр: Современная проза

---

Громкооратель истошно завопил вводный футбольный марш. Зрители, а их собралось немало – конечно, не 150 тысяч, но если посчитать и тех, что уже заснули, и тех, кто уже не мог подняться, то наберётся не меньше тысячи – поспешили навалом занять ненумерованные места. Ещё бы: всех ожидало невиданное в футбольном мире действо – первый официальный матч между мужской и женской командами. Опять мы – впереди планеты всей! Из-за оглушительного рёва трибун и громкоговорителя, который на последнем куплете безнадёжно заело, торжественную часть пришлось смять и сжать. Вышедший к микрофону вице-распорядитель, не растекаясь по древу, бодро проорал:

- От имени присутствующего здесь Президента Академии финальную футбольную встречу объявляю открытой.

Академики, жалея ладошки, зааплодировали, а зрители, не жалея глоток, засвистели и завыли. Судья разыграл начало с центра, и фортуна отдала его «Викеше». Игроки резво побежали в поле. Напряжение нарастало. Уже вызвали первую скорую помощь: кто-то неправильно разбавил оконную жидкость.

Викешенцы, как всегда, собрались у своих ворот в традиционный шаманский круг и проорали традиционную клятву, вызвав подбадривающее зрительское эхо. Некоторые, правда, по недостатку образования и избытку эмоций, добавили напрашивающуюся третью букву, но таких было меньше половины, и слуха академиков не покоробило. Валёк дал краткую установку на игру: не грубить и не выигрывать больше, чем с разницей в один мяч. Полностью уверенные в своём превосходстве, они бодро разбежались по своим местам, с интересом рассматривая расстановку соперниц. Ихняя вратариха профессионально обстукала кроссовками железные штанги, проверяя их на прочность, и подняла руку, давая знак, что выдержат, и можно начинать. А Викентий Алексеевич выискивал глазами главную змею и обнаружил на своём зеркальном плеймекерском месте. Значит, кто кого, за тем и победа, подумал он, нисколько не сомневаясь, за кем она будет.

С начальным ударом с центра вышла заминка: Валёк благородно отказался начинать раньше женщин и уступил им право первого удара. Судья не стал возражать, но предупредил, что и во втором тайме начнут женщины. Валёк не возражал. Женщины тоже. Игра началась. Первый пас центральная аннакондиха отправила не плеймекеру, как требует футбольная наука, а по-дворовому – вбок, инсайдихе, а та, не раздумывая – видно, нечем – длинным верхом пнула на фланг, где мяч ловко приняла на мягкое бедро, смягчившее отскок, молодая линейная и шустро рванула не по краю, а к углу штрафной. А перед ней, юля волосатым задом, отступал Вахтанг, глядя не на мяч, а на красотку. Так и доюлил до штрафной, с линии которой деваха, не медля, зафитилила по воротам. Мяч полетел верхом, не сильно и по плавной дуге. Такой любой вратарь возьмёт красиво и небрежно. Любой, но не Циркуль. Он, естественно, крутанул своим молотом, но в полсилы, и круглая резиновая поковка, отлетев, влепилась в затылок не успевшего развернуться Старче, а от него, согласно известной теореме о том, что угол отражения равен углу падения, отразилась прямиком в нижний угол ворот. Фирменный автогол! Как в первом матче с шоферами, который бесславно продули, не сумев собраться-сконцентрироваться. Неужели и сегодня? Не зря фортуна – женского рода, может быть, даже аннакондовского. 0:1, и на первой минуте! Вот и начали с разницей в один мяч! Вот и уступили женщине право первого удара! Восьмёрочка в радости распласталась на пожухлой траве, а сверху на неё навалились подруги, и наши Фигаро с Гусаром тоже хотели так же, со всеми вместе, поздравить соперниц с первым голом, но их грубо оттеснили.

А что творилось на многотысячных трибунах! Зрители, которые сидели, повскакивали на скамейки, а те, которые стояли, запрыгали на месте. И катилось приветственное: «Ан-на! Ан-на! Ан-на!». Где-то среди оглушительного рёва смутно прорезалось слабенькое: «Ви-ке-ша-ХУ! Ви-ке…». Это викешенские фанатки пытались поддержать любимую команду, размахивая баннером. Скопившиеся рядом с ними мужики переиначили боевой клич и, не понимая смысла, стали скандировать несусветное: «Ан-на-ХУ! Ан-на-Ху!», а потом, усилив значимость непонятных, но таких знакомых и родных букв: «Ан-на-ХУ! ХУ! ХУ! Ан-на-ХУ! ХУ! ХУ!». Казалось, весь стадион хукал, радуясь успеху змей. Десятка три зрителей, особенно возбудившихся и голом, и ещё кое-чем, выбежали на поле и стали ловить героинь, чтобы в благодарность обнять и расцеловать. Аннакондихи всячески отбивались, не соглашаясь на такое неумеренное проявление фанатизма, и, в конце концов, врассыпную убежали с поля и спрятались за спинами академиков. Тех никто не захотел ни обнимать, ни целовать в бородатые рожи, ажиотаж быстро спал, чему немало помогли и охранники, игруньи вернулись на поле, и игра возобновилась.

Быстрый гол не насторожил викешенцев, и они продолжали вяло мурыжиться, веря, что это – фора слабым, и скоро её отыграют. Отыграли! Не прошло и десяти минут, как пропустили и второй. Царевич поопасался выбить мяч из-под ног семёрки, чтобы как-нибудь не повредить слабые женские ножки, и в результате, убрав свою, дал возможность нападающей свободно продвинуться к воротам и точно влепить в угол. Циркуль, не ожидавший предательства, даже не пошевелился. 0:2! Теперь на поле захотели выбежать только шестеро неуёмных зрителей. Пятерых перехватили викешенцы, вспомнив о рыцарских обязанностях, а шестой сам не смог добежать по прямой и, уклонившись по пологой дуге, упокоился в углу поля, тщетно требуя, чтобы ему дали в удобном положении обнять забивалу. Вот, так вот: не прошло и полтайма, а уже надо, согласно тренерского задания, отыгрывать три мяча. В души викешенцев стало закрадываться сомнение в благоприятном исходе шоу, и вместо гранта начал вырисовываться огромный кукиш. Кто хотя бы немного играл в футбол или хотя бы слышал честные откровения неудавшихся мастеров, тот знает, как трудно переломить себя, свой настрой и неудачное начало игры. Викешенцы, конечно, старались, но получалось у них всё как-то не так, через силу, вяло, без огонька и азарта, без чего настоящей игры не бывает. А аннакондовки не теряли времени даром и засыпали бедного Циркуля градом мячей, он еле успевал отражать их и кувалдами, и циркулями, не ощущая действенной помощи от сонных защитников. Один только прагматичный уравновешенный Доу-Джонс отрабатывал в полную силу, не считаясь с нежными ножками, и если бы не он, быть бы десятичному счёту. Ещё хуже обстояли дела у горе-нападающих. Бен всё подпрыгивал, уберегая ноги и теряя мяч, щуплый Серый то и дело натыкался на мощных тёток-защитниц и отскакивал от них быстрее мяча, Фигаро и Гусар явно пижонили, думая не об игре, а о том, как они выглядят, а Валёк, запутавшись в бесстрашно сующихся навстречу ногах трёх-четырёх защитниц, никак не мог, торопясь, пробить шуструю вратариху, слывшую лучшей в гандбольной команде Академии. Так и продолжалась тягомотина, пока за пять минут до перерыва осоловевший Старче не выставил свою лямбду под ноги Анне, и крупная женщина, не справившись с инерцией, намеренно или нет – неизвестно, потеряв мяч, грохнулась в штрафной площади почище любого Станиславского и тут же, приподнявшись, вздела руки ввысь, взывая о возмездии грубияну то ли к богу, то ли к судье, то ли к обоим сразу. Она забыла или знать не знала, что верхний судья настоятельно рекомендовал, когда треснут по морде, подставить и вторую щеку, то есть, не о наказании виновного просить, а о прощении, и, более того – назначить штрафной в их сторону. Да где там! Разве у нас помнит кто-нибудь хотя бы половину заповедей? У нас и верят-то только в того бога, который даёт. В Ватикане взяли в дурацкую моду отправлять богу новогодние послания, загружая и так перегруженных тяжкими трудами божьих церковных почтальонов, вынужденных заниматься многодневной перлюстрацией, дабы не попала вверх какая-нибудь неприятная для них жалоба или неприятная богу просьба. И что же? Во всех письмах только одно: дай! И лишь однажды какой-то непутёвый поблагодарил бога за то, что он прощает ему все грехи. И никто у нас никогда и никого не убедит в том, что тот Бог, что за облаками и с большой буквы, важнее этих, что на земле и с малой. Тот, конечно, всё видит и всё слышит, но всё делают, и делают не по-божески, эти. Как сейчас, когда полевой божок, не разобравшись в простейшей спорной ситуации, длинно засвистел, почище гаишника, и повелительно указал на одиннадцатиметровую отметку, которую давно вытоптали и надо было восстанавливать. Циркуль, как исключительно заинтересованное лицо, сам отмерил, отступя на шаг от линии ворот, смертельное расстояние, работая природным циркулем, как землемер аршином, в сторону угла штрафной. Судье почему-то не понравилось, и он сам, заступив за линию ворот, которой не было видно, громко отсчитал, еле раздвигая ноги не более чем на 80 см, пресловутые одиннадцать, превратившиеся в девять. Теперь нам не понравилось, и Старче на правах капитана сделал свою одиннадцатиметровую строчку решительными метровыми шагами учёного-технаря, наклонился и, пошарив на земле, положил на ладонь несколько крупинок извёстки, оставшейся от разнесённой ногами по полю отметки. Но судью заклинило, и он упёрто показал на свою отметку. Тогда Анна Владимировна, поняв, что мужиков заело, и распря может дойти до мордобоя, решительно поставила мяч на старческую метку и, отмахнув рукой всех, собралась бить. Судья пожал плечами и отошёл, понимая, что для женщин закреплённых правил не существует.