Татьяна Апраксина - Поднимается ветер…

• Название: Поднимается ветер…
• Автор: Татьяна Апраксина
• Жанр: Фэнтези

Доподлинно неизвестно, является ли сравнительно небольшой и наглухо ограниченный с севера и юга непроходимыми Пределами мир — лучшим из миров, но его обитатели, а особенно жители Собраны, самого большого королевства этого мира, не склонны роптать на судьбу. Жизнь достаточно щедра, порядки разумны, власти знают свое дело, а там, где злая воля или недосмотр создадут слишком большую прореху, непременно вмешаются по молитве добрые и мудрые боги-создатели. Ересь и зло могут лишь таиться по углам и бессильно шипеть. На каких ногах стоит колосс, замечают немногие. В один прекрасный день король Собраны объявит войну своим собственным северным провинциям. В один прекрасный день герцог Гоэллон, королевский кузен, предсказатель и отравитель, расстанется с любовницей и возьмет себе нового секретаря. В один прекрасный день первый министр захочет увидеть свою дочь королевой. В один прекрасный день на лесной поляне принесут жертву истинному творцу мира. И мир перевернется вверх тормашками.

---

— О чем вы думаете, герцогиня?

«О тебе, — хотела сказать Мио, — о тебе и о том, что как ты ни рядись, все же никогда не станешь похож ни на Реми, ни на Руи, ни даже на Урриана Скоринга…».

— Я думаю о том, сколько огорчений вы доставили моему брату, господин граф, — кокетливо улыбнулась Мио.

— Герцогиня?.. — Мать Оамна, ну нельзя же принимать всерьез каждую безобидную шутку?!

— Ах, граф, вы удивляетесь так, словно не вы оккупировали мастерскую мэтра Кальдини, — рассмеялась Мио. — Реми был вне себя, он остался без нового наряда к приему. Представляете, он послал за Кальдини, а из мастерской ответили, что время мэтра на три седмицы расписано по часам, и герцогу придется ждать своей очереди.

— Какая дерзость! — покачал головой граф. — Эти огандские портные позволяют себе невесть что!

— А вы, граф, всемерно способствуете их дерзости, — щебетала Мио. — Я знаю, что вы предложили Кальдини тройную плату, не отнекивайтесь…

— Неужели герцог Алларэ не смог переубедить портного? — Агайрон расцветал на глазах: видать, и впрямь гордился тем, что увел лучшего мастера из-под носа Реми. Ну и молодец! — Если бы я знал, что так огорчаю господина второго советника…

— Неужели уступили бы?

— Отнюдь нет, но позаботился бы о заказах и на весну. Как говорят в Агайрэ, готовь телегу зимой.

— Браво, граф! — герцогиня опять рассмеялась. — Коли дуэли запрещены, остается фехтовать на кафтанах и плащах. Это не так опасно, но куда более увлекательно! «Интересно, какие вороны и селедки подменили графа Агайрона? — подумала Мио.

— Прямо-таки не верится, что это все тот же давно знакомый сухарь… Неужели влюбился? Пригласить его в гости, или подождать пока?». Анна сидела молча, сложив руки на коленях. Герцогиня Алларэ знала, что дурочка волнуется — как же, приглашена к королю. Король, конечно, может казнить и миловать, он командует армиями и управляет державой, но и король — мужчина, а значит, не так уж трудно с ним совладать. Улыбаться, восхищаться, задавать правильные вопросы, вовремя опустить глаза, вовремя поднять… Совсем не сложно.

Как Мио и предполагала, выбирая платье, король пожелал прогуляться — и мокрый снег, и лужи под ногами ему не мешали. Герцогиня шла по левую руку от Анны, та шла под руку с его величеством, позади тащились королевские секретари, гвардейцы и прочая придворная публика, среди них остался и граф Агайрон. Вся эта пестрая толпа почтительно держалась на расстоянии шагов тридцати, а Ивеллион вел под руку юную девицу, беседуя о всякой ерунде. Мио шла рядом, готовая вмешаться, если Анна допустит какую-то оплошность, но пока что графская дочка была безупречна. Сама почтительность, само обаяние — легкий трепет невинности, море восхищения и бездна внимания ко всему, что изволил изрекать король. Наконец-то король соизволил присесть на скамейку, усадил дам вокруг себя, шуганул пажа, подбежавшего с зонтом. Блеклые голубые глаза все чаще останавливались на герцогине Алларэ, и та изображала то смущение, то восторг. Король рассказывал о военной кампании, в которой участвовал в молодости — вот уж нашел тему, но зато охать, ахать и восхищаться его мужеству можно было вдоволь. Прогулка, надо понимать, удалась: прощаясь, его величество пригласил дам посетить его еще через седмицу. Кивнув в ответ на глубокие реверансы, его величество подозвал пажа и отправился вдаль по дорожке. Дамы остались стоять, ожидая министра. Мио с облегчением взяла подругу под руку.

— Милая Анна, ты была великолепна.

— Мио, — простонала в ответ вдруг побледневшая до снежного цвета, с серой мутью луж под глазами, девица Агайрон. — Я не хочу еще раз… не хочу…

— Уймись немедленно! К нам идет твой отец! — прошипела Мио, доставая из кармашка плаща флакон с нюхательной солью. — На, бери, быстро!

— В чем дело? — разумеется, спросил граф, с подозрением глядя на повисшую на плече у герцогини доченьку. — Анна? Алларэ едва удержалась от того, чтобы хлестнуть агайрское бревно перчатками по лицу. Нашел время изображать из себя отца-исповедника, карающего грешницу. Анна и так на ногах еле-еле стоит.

— Граф, ваша дочь потрясена милостью его величества, — промурлыкала она. — Не будьте строги к ее душевному смятению. Разве не естественно для юной девицы благоговеть перед королем?

— О да, герцогиня, — серые глаза впились в лицо Мио, но после четырех лет романа с Руи алларка умела выдерживать любые взгляды. — Благодарю вас. «Жаль, — подумала Мио, — что у тебя слишком много гордыни, чтобы выдать дочь за королевского бастарда. Ты метишь второй раз в зятья короля. На войне как на войне, министр Агайрон? Дочь — только очередной полк, который подтягивают из резерва?». Герцогине Алларэ второй раз захотелось ударить графа по лицу, но уже не перчатками, а сжатым кулаком, повернув его в момент касания — как учил Реми…

Саннио старался, как мог. Он ревностно выполнял все распоряжения герцога, стараясь не медлить, не переспрашивать, держать лицо так, как учили. К сожалению, всю седмицу он был нужен Гоэллону каждый день и подолгу. Письма, выписки из библиотечных свитков и книг, поиск нужных сведений для учеников… и занятия со всей троицей. Последнее огорчало больше всего. Секретарь просто не мог смотреть им в глаза, а вынужден был сидеть в одной комнате, лицом к лицу, часами. И не только диктовать — рассказывать, отвечать на вопросы, улыбаться и шутить. Он пытался держаться так, словно ничего не произошло; но все же не мог заставить себя, как раньше, задавать Гоэллону вопросы, да и, наверное, еще слишком во многом начал вести себя иначе, потому что герцог все чаще и чаще останавливал на Саннио тяжелый цепкий взгляд, но пока не говорил ни слова. Будь мэтр Тейн постоянным гостем в доме герцога, присутствуй он на ежеутренних диктовках, на обедах и в поездках, он мог бы гордиться учеником. Пожалуй, только в эту седмицу Саннио не стыдился бы постоянного надзора. Он делал все безупречно, в первый раз за все время службы. Так, как учили.

Как раньше — не мог; что-то важное сломалось в королевском саду, и Саннио был бы рад не слышать разговоров короля, первого министра и герцога, не должен был слушать, но уши себе не заткнешь и воском не зальешь. Он слышал все, что сказал Гоэллон, и понял, что именно это герцог и планировал сделать с самого начала. А говорил — возьмет под защиту и устроит судьбу. Разумеется, господин не обязан посвящать секретаря во все планы, да и лгать может, сколько ему вздумается… и все же юноша чувствовал себя преданным. И предателем. Лучше бы герцог выгнал его в Убли, лучше бы Саннио сбежал от него в Сауре, тогда, у виселиц… Лучше быть бродягой, чем участвовать в подобной подлости. Лучше скитаться и голодать, чем сидеть в теплом уютном доме, есть за одним столом с Гоэллоном и чувствовать, что кусок не лезет в горло, будто полит желчью. Секретарь не знал, сколько еще продержится, сколько дней или седмиц сможет терпеть все, что происходило в доме, все это с самого начала продуманное и просчитанное предательство. Руи Гоэллон, Паук Гоэллон оказался ровно тем, что о нем говорили чужие люди: расчетливой тварью, не знающей ни пощады, ни чести. То, что увидел Саннио, было лишь маской, личиной для глупого мальчишки. Герцогу зачем-то понадобилось доверие секретаря, и он его получил, не слишком-то стараясь, надо признаться; а потом обманул. От неподъемного груза собственной глупости тряслись руки. Поверил, доверился — кому? Интересно, были ли еще в Собране подобные дураки, или Саннио — единственный и неповторимый? Ну, впрочем, за другими дураками не нужно было идти слишком далеко. Достаточно спуститься на второй этаж и обнаружить их там, всех троих, мирно спящих в своих постелях. И все же Саннио был старше, а значит, первый приз на турнире глупцов принадлежал ему по праву. Постоянная дрожь в заледеневших руках привела к ожидаемому результату: переписывая набело очередное послание, Саннио поставил жирную кляксу. Конечно, беды особой в том не было, ткани с тиснеными гербами в шкафу, что стоял в углу кабинета, хватало, нужно было подняться и взять новый лист, но это была первая в жизни клякса, а герцог стоял как раз между юношей и шкафом, и… Саннио сидел, тупо уставившись на кляксу, чувствуя на щеке пристальный взгляд. Он все же попытался встать, и оказалось — напрасно. Вместо того, чтобы аккуратно поставить перо в подставку, он ткнул мимо, уронил деревянную штуковину на чернильницу, та, разумеется, опрокинулась, и густые чернила лениво, как сметана из плошки, поползли по столу.

— Так-так-так… — прокомментировал герцог. — Вполне закономерно. Саннио, а что, собственно, с вами творится в последние дни?

— Я пролил чернила, — развел руками юноша. — Я сейчас уберу.

— Для этого в доме есть слуги, — Гоэллон дернул за шнур. — Так что не торопитесь, успеете переписать письмо. Пойдемте-ка, поговорим. В небольшой библиотеке, которая располагалась за кабинетом, Саннио еще не был, но сейчас ему было недосуг разглядывать обстановку. Темные стеллажи, заваленные свитками и книгами, маленький столик с письменными принадлежностями, тяжелые серебряные подсвечники — вот и все, что он заметил. Герцог уселся на край столика.