Сергей Кургинян - Исав и Иаков: Судьба развития в России и мире. Том 1

• Название: Исав и Иаков: Судьба развития в России и мире. Том 1
• Автор: Сергей Кургинян
• Издательство: Экспериментальный творческий центр
• Жанр: Политика
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-7018-0513-0

Известный политолог Сергей Кургинян в своей новой книге рассматривает вопрос о судьбе развития в России и мире. Кургинян отвергает два преобладающих ныне метода: академический, который он называет «ретро», и постмодернистский. Кургинян предлагает «третий метод», требующий разного рода синтезов (актуальной политологии и политической философии, религиозной метафизики и светской философии и т. д.). «Третий метод» позволяет Кургиняну доказать, что гуманизм и развитие в XXI веке в равной степени оказались заложниками «войны с Историей». Кургинян выявляет Игру как фундаментального антагониста Истории, решившего в XXI веке подвести черту под Историческим как таковым. И показывает, что выведение России из Истории за счет так называемой перестройки — это лишь первая проба пера. И что только Россия может, возвращаясь в Историю, спасти и себя, и мир. Как вернуться в Историю — вот о чем новая книга Сергея Кургиняна.

---

Гений находится в рамках науки, а значит, ищет истину. Сверхгений плюет на классическое разделение гносеологии (поиска истины), этики (поиска справедливости) и эстетики (поиска красоты). Эйнштейн не раз говорил о красоте, не отделяя ее от истины. И потому он сверхгений. То же самое двое других. Неважно даже, что они говорили. Важно, как они творили и жили. «Самое прекрасное в мире чувство — это ощущение тайны…Я испытываю самое сильное волнение перед загадкой жизни. Это чувство создает красоту и истину, порождает искусство и науку» (Альберт Эйнштейн).

Содержание рассматриваемого мною периода триумфа классического прогресса — поиск тремя сверхгениями возможности выведения Всего из одного Принципа. Какого Принципа?

Маркс хотел все вывести из Принципа под названием «отношения труда и капитала».

Эйнштейн — из Принципа под названием «пространственно-временной континуум».

Фрейд — из Принципа, который он называл «Эрос».

Объединяло всех троих «волнение перед загадкой жизни». Светские люди… не светские… Вам бойко процитируют Эйнштейна: «Бог не играет в кости». На самом деле Эйнштейн сказал нечто гораздо более сложное. В своем письме Дж. Франку он написал: «Я могу еще, если на то пошло, понять, что Господь Бог мог сотворить мир, в котором нет законов природы. Короче говоря, хаос. Но то, что должны быть статистические законы с вполне определенными решениями, например, законы, вынуждающие Господа Бога бросать кости в каждом отдельном случае, я считаю в высшей степени неудовлетворительным».

Чувствуете метафизический замах?

Монизм Эйнштейна и дуализм Бора-Гейзенберга (замечу, что Гейзенберг не случайно заигрывал с фашизмом) — это не борьба людей или теорий. Это борьба метафизик.

С квантовым дуализмом Эйнштейн так и не согласился до самой смерти. Но Эйнштейна победило нечто другое. Та физическая Реальность, которая заставила его ввести в монистические уравнения собственной Общей теории относительности дополнительный «лямбда-член». Тот самый «лямбда-член», который разрушил монизм теории и который впоследствии был назван «темной энергией» — Танатосом в его физическом воплощении.

Взявшись за построение политической теории развития, я не могу подробно описывать все перипетии этой борьбы Эйнштейна с Реальностью, оказавшейся более сложной, нежели предполагал классический монизм. Тем более, что история этой борьбы, скажем так, далеко не прозрачна. Но нам и не нужны все перипетии. Достаточно констатации того, что Эйнштейн в итоге все-таки столкнулся с какими-то частями Реальности, фундаментально противоречащими его жажде единства мира. И ему стало скучно. Или страшно — кто знает.

Маркс тоже столкнулся с какими-то кусками Реальности, которые не укладывались в то, что было его сверхзадачей. Я имею в виду не мировую революцию, а возможность выведения Всего из одного Принципа. Маркс назвал то, в чем он столкнулся, «азиатским способом производства». И замолчал. Ему тоже стало или скучно, или страшно… Неважно.

Но наиболее ярким этот процесс был у Фрейда. Где-то под конец активного периода научной деятельности (и вопреки тезису об универсализме Эроса, положенному им в основу своей системы) он вдруг публикует работу «По ту сторону принципа удовольствия». Можно много рассказывать об истории этой работы, о персонажах, содействовавших ее написанию, а значит — и самоотказу Фрейда. Да, именно самоотказу! Потому что для Фрейда делом жизни было выведение Всего из Эроса (принципа удовольствия). И признание того, что нечто находится по ту сторону этого принципа, было для него весьма и весьма болезненным. Между тем, Фрейд в этой работе фактически признал, что Смерть — вдумайтесь! — есть не умаление Жизни (это-то всем понятно!), а нечто абсолютно отдельное от нее, невыводимое из нее.

Так что не я ввожу Танатос как научное понятие. Это открыл Фрейд и детально описали его последователи. Загнивание Запада («закат Европы», так сказать), декадентские маразмы, ужасы Первой мировой войны, предощущение нацизма — все это было культурным и политическим контекстом, во многом определившим востребованность понятия Танатос уже для Фрейда и его учеников. В постфрейдистский период начался подъем как новых, так и ранее существовавших наук (танатографии, например), занятых выявлением Танатоса, а значит, и управлением Танатосом.

Подчеркиваю — наук! Не богемных полухудожественных упражнений, а наук! Да, их развитием воспользовался постмодернизм. Но ведь не он один. Воспользовались, например, все, чьей специальностью является смерть чужих систем. Специалисты этого профиля поняли, что можно использовать три приема, позволяющих уничтожить враждебную систему.

Первый прием — отделение внутрисистемного Эроса (потенциала Жизни) от внутрисистемного Танатоса (потенциала Смерти).

Второй прием — активизация такого отделенного от Эроса Танатоса.

Третий прием — засовывание Эроса в мясорубку отделенного от него и активизированного Танатоса.

Если перевести огромный корпус религиозных представлений о «мертвечине» и «скверне» на светский системный язык, то эти три приема как раз и называются «осквернение». Так что введение понятия социальной скверны и социального осквернения — разрушения системы за счет активизации внутрисистемного Танатоса — мне представляется вполне корректным. И я берусь доказать, что перестройка — это и есть социальное осквернение, активизация внутрисистемного Танатоса с целью ликвидации системы.

Была система — некий кристалл. Некто запустил Танатос и получил булькающую беспомощную слизь. Получил — и радуется…

Кто-то скажет, что такой подход все же в большей степени использует язык искусства, а не язык науки.

Что ж, и искусство немаловажно. Оно ведь тоже технологично. Образы — это импульсы, воздействующие на сознание. Так ведь? И что если систему под названием «дом» разрушит импульс под названием «взрыв», то это — наука, и даже техническое ремесло (подрывное дело)? А если систему под названием «культура» разрушит импульс под названием «образ», то это — не наука, а искусство? Но если речь идет о разрушении систем, то так ли важно данное разграничение? Одни системы разрушаются атомными бомбами, другие — образами. Неужели тот, кто разрушает, не сведет это воедино во имя достижения своей цели? Обязательно сведет, и давно уже свел.

Знаю это отнюдь не понаслышке. Знаком с соответствующими разработками, которые осуществляли как зарубежные специалисты, так и наши умельцы, выехавшие за рубеж. Разве Александр Зиновьев, вернувшись на российские развалины, не признавался в том, что занимался на Западе чем-то подобным? Признавался. И не он один. А многие не признавались — по вполне понятным причинам.

Но разве можно все сводить только к иностранцам и эмигрантам?

Разве Александр Николаевич Яковлев, всесильный идеологический шеф Коммунистической партии, не говорил после краха собственной партии и СССР о том, что «удалось переломить хребет»? Кто-то скажет, что он оперировал метафорой, а не адресовал к технологии? Но почему тогда так успешно был сломан этот самый хребет? И почему я должен считать, что это метафора, если я знаю, что специалисты по теории систем называют технологии, обеспечивающие демонтаж оси системы, «ломкой хребта»?

А что, Анатолий Ракитов, советник Ельцина, не призывал к смене ядра российской культуры? Или тут тоже надо говорить об искусстве, а не о науках особого рода? А почему? Ведь абсолютно понятно, что речь идет именно о науках.

Есть люди, кончающие жизнь самоубийством. Они могут делать это по разным причинам. Многие трактуют террориста-смертника как человека, стремящегося заслужить место в раю. Мол, гурии и все прочее. Это в огромной степени задано тем, что такие «многие» избыточно зацикливаются на исламском суицидальном терроризме (шахиды). Но в других культурах вообще нет понятия рая, а суицид и суицидальный терроризм наличествуют. И метафизически обосновываются неприятием такого скверного дела, как жизнь вообще, и тем более жизнь вечная.

Короче, наука о суициде (наука! слышите?) уже достаточно подробно разобрала автономную от Эроса (воли к жизни) суицидальную мотивацию (волю к смерти). А начали этот разбор не ученые (психиатры, психологи и т. д.), а философы. Прежде всего, Артур Шопенгауэр, для которого подлинная свобода — это еще и независимость от необходимости.

При этом независимость от необходимости (не «познанная необходимость» Гегеля, а НЕЗАВИСИМОСТЬ от необходимости) не может быть связана для Шопенгауэра просто с проявлением воли, направленным вовне (волей как «волей-явлением»). Она связана с абсолютностью воли, направленной сразу и вовне, и внутрь себя — повсюду. То есть с волей как «волей-сущностью».