Сергей Кургинян - Исав и Иаков: Судьба развития в России и мире. Том 1

• Название: Исав и Иаков: Судьба развития в России и мире. Том 1
• Автор: Сергей Кургинян
• Издательство: Экспериментальный творческий центр
• Жанр: Политика
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-7018-0513-0

Известный политолог Сергей Кургинян в своей новой книге рассматривает вопрос о судьбе развития в России и мире. Кургинян отвергает два преобладающих ныне метода: академический, который он называет «ретро», и постмодернистский. Кургинян предлагает «третий метод», требующий разного рода синтезов (актуальной политологии и политической философии, религиозной метафизики и светской философии и т. д.). «Третий метод» позволяет Кургиняну доказать, что гуманизм и развитие в XXI веке в равной степени оказались заложниками «войны с Историей». Кургинян выявляет Игру как фундаментального антагониста Истории, решившего в XXI веке подвести черту под Историческим как таковым. И показывает, что выведение России из Истории за счет так называемой перестройки — это лишь первая проба пера. И что только Россия может, возвращаясь в Историю, спасти и себя, и мир. Как вернуться в Историю — вот о чем новая книга Сергея Кургиняна.

---

Надежда № 1 — на то, что западная ниша окажется «не того». Условно можно назвать это надеждой в духе злоключений Прохорова в Куршевеле, но возведенных в тысячную степень. Причем сразу и количественно (в смысле количества случаев и персонажей, ими задетых), и качественно (в смысле объема проблем, которые будут возникать у наших гедонистов в столь желанной западной нише).

Никакого рационального основания для такой надежды нет. Но к рациональному жизнь не сводится. Рационалистический в целом Запад зачастую совсем не рационален. Кто сказал, что он уравняет в правах русских и африканских элитных гедонистов? (При том, что русскими будут считаться одинаково Прохоров с Потаниным и Авен с Фридманом.) Не настаиваю, что поражение в правах, при котором то, что позволено африканскому элитарию, не позволено русскому, обязательно состоится. Но считаю это высоковероятным. Потому что Африку снисходительно презирают, а Россию исторически ненавидят. И тут-то как раз и возникает переход за черту рационального.

Если дела будут разворачиваться так (вновь подчеркиваю, что это никак не предопределено, но возможно), то остаться в западной нише русский элитарный гедонист сможет только переквалифицировавшись не просто в ненавистника, а в эффективного киллера. Кое-кто, может, на это и готов, но… надо еще суметь. А кое-кто — не готов. Или в силу темперамента, или в силу структуры способностей, или даже в силу смутного русского потаенного и малопросветленного рефлекса, выражаемого емким словом «западло».

В любом из этих случаев возможна охота западных «волков» на русских наиболее курдючно-аппетитных «баранов». Бараны тогда побегут в Россию. Причем вместе со своими курдюками, то бишь наворованными миллиардами. А что им еще делать? Как говорил герой Достоевского, «а коли идти больше некуда?».

Напустить на баранов местных русских Емельянов Пугачевых невозможно по причине отсутствия реальных соискателей на звание Емелек-XXI. А также той легкости, с которой соискатели мнимые превратятся в некую модификацию тех же баранов («озверевшую», как, надеюсь, все помнят, клонированную овечку Долли, которой все поначалу так умилялись). А также свойств баранов, оказавшихся на нашей «обеспугачевленной» территории. Баран-то он баран, этот высококурдючный гедонистический элитарий, но только по отношению к Рокфеллеру или «Голдман & Сакс». А в своем Отечестве он сам «кого хошь схарчит». Такова унизительная реальность. Реальность нашего регресса.

Значит, дело вовсе не в том, чтобы здесь пускать бегущих оттуда баранов на общенародные шашлыки. Это все романтика. Реальность в другом. В том, что бараны прибегут и принесут с собой самое дорогое — эти курдюки, то бишь бабки. Принесут они с тем, чтобы тут спрятать, потому что в другом месте отберут. Россия и народ станут нужны не только для того, чтобы доить, разруливать и кайфовать. Они окажутся нужны для того, чтобы защитить надои от «ужасных иноземных гонителей».

Это совершенно новая историческая коллизия, которая потребует своего оформления и будет оформлена. Кое-кто уже успел ее оформить в модели разного рода «автохтонных крепостей». Но можно не сомневаться, что реальным подобное оформление станет только в случае, если за поэзией будет стоять именно вышеназванная проза.

Не сомневаться можно и в другом. В том, что прежде всего побежит прятаться в искомую российскую крепость именно тот элемент, который (при использовании абстрактных, освобожденных от груза исторической необходимости критериев) было бы справедливо назвать самым грязным. Именно его ТАМ «прижмут» наиболее сильно и в первую очередь. И именно он будет наиболее склонен к архетипическому поведению, выражаемому как уже названным выше словом «западло», так и еще более сочными, но уже совсем непечатными выражениями.

Хотим мы или нет, мы можем оказаться на рандеву с такой вот «элитой». Назвать ее героем моего романа я никак не могу. Но не я же буду организовывать ее «обратное десантирование». Я просто предвижу такую возможность. Как только возможность возникнет, священные символы прежних эпох, используемые ныне в виде пиар-конструкций («Родина», «Держава», «народ» et cetera) наполнятся емким содержанием, адресующим к слову «общак». Речь не о прямой криминальной аналогии, а о метафоре. Чтобы провести грань (и вместе с тем не потерять емкость образа и вытекающее из него понимание существа ситуации), назовем это «общаком» в кавычках и с большой буквы. Так сказать, не обычный заурядный общак, а «Общак». Не надо иллюзий, инвестиционный бум последних лет в России порожден, в том числе, и данной закавыченной сущностью.

Сущность же принесет с собой не только минусы, но и плюсы. Вернувшиеся деньги (а это ведь не только деньги, это позиции, судьбы и многое другое) — почему вернулись? Потому что почувствовали ТАМ угрозу. Но оказаться ЗДЕСЬ мало для того, чтобы угроза исчезла. Чтобы она исчезла, надо это самое «ЗДЕСЬ» сделать защищенным. А это, между прочим, и называется построить дееспособное (в элементарнейших смыслах этого слова) государство. А дальше начинается «суп из топора».

Для того, чтобы было хотя бы такое государство, нужен народ. Для того, чтобы был народ, нужно, чтобы дойка сократилась, а кое-что из фондов (прежних надоев), которыми располагает рассматриваемая весьма небезусловная сущность, было отдано на нужды страны.

«Оборонка» нужна, чтобы защищать эту сущность? Нужна. Так пусть сущность поделится. Сытые и достаточно образованные солдаты нужны? Нужны. Они должны быть здоровыми? Должны. Но нельзя сделать здоровыми только солдат. Значит, медицина в целом нужна? Нужна. И спорт. И культура. Идеология нужна? Нужна. А оружие? А технологии? А это самое, будь оно неладно, развитие? Абсолютно дистрофичное в иных условиях развитие может обрести в новой ситуации весьма грязную, но реальную опору в виде вышеназванной сущности. Она, повторяю, не герой моего романа. Сооружали эту сущность гарвардские консультанты, продиктовавшие постсоветской России так называемые «либеральные реформы».

Я делал все, что мог, для того, якобы эта сущность не взросла. Но она взросла. И что? Теперь нельзя размышлять о том, как эту, взращеную ими, неблагую сущность использовать не для погибели, а для спасения? А почему нельзя? Потому что для спасения используется лишь благое? А неблагое гарантированно ведет к погибели? Странная позиция, противоречащая и жизненной практике, и всем историческим теориям, и, уж тем более, духу капитализма. Воскресите Адама Смита и расскажите ему, что только благое начало может реализовывать в рынке благие цели. Он рассмеется… Или плюнет вам в лицо.

Яды ведь используют в медицине. В чьих руках яд — лекаря или убийцы — вот главное.

Впрочем, к мрачному сценарию, предполагающему спасительное использование губительной сущности, все не сводится. И потому — о Надежде № 2. Надо собирать по крупицам элитные элементы, способные стать носителями не гедонистического, а иного — хотя бы игрового, а лучше бы и игрового, и идейного — отношения к народу и государству.

Всего этого, конечно же, в наличии крайне мало. А то, что есть, крайне незрело. Я могу согласиться с тем, что для кого-то из нынешних очень богатых наших соотечественников государство уже является чем-то большим, нежели объектом дойки, возможности «разруливания» на Западе и здешнего кайфа. Эти соотечественники (подчеркну еще раз, что они в категорическом меньшинстве) в чем-то созрели для понимания роли государства в их большом бизнесе. Но именно в большом бизнесе, а не в Большой Игре. Большой бизнес — это крохи для Игры. Игра начинается там, где на стол кладут даже не миллиарды, а триллионы. Ну, хорошо, сотни миллиардов. А у нас такого бизнеса нет.

Нет и инфраструктуры, в рамках которой огромные состояния могут превратиться в Фишки. Автоматически это не происходит. Нет очень многих других слагаемых — как материальных, так и иных. Многое определяется типом сознания. А также пониманием и ощущением (последнее имеет решающее значение) своей неразрывной связи с государством. Государство должно ощущаться как свое по факту. Таковым должно быть глубинное самосознание элиты, вырастающее из тысячи мелких и крупных данностей.

В нашей стране даже те, кто мог бы стать игроками, государства своего побаиваются. И страх этот с годами не убывает, а скорее наоборот. Даже отдельные молекулы такого страха уже препятствуют формированию игрового самосознания и игровой самости. Разумеется, когда я говорю о самосознании и самости подобного типа, то я имею в виду именно совсем большую Игру.

Еще одно препятствие — страшное недоверие друг к другу, порожденное как трезвостью (и то ведь — «война всех против всех»), так и эгоцентризмом, находящимся на грани безумия. Инфраструктура, позволяющая осуществить идентификацию (кто я? где я? зачем я?), разломана и исковеркана. А без нее нельзя собрать никакую общность. В том числе и искомую — «негедонистически элитарную».