Татьяна Толстая - Двое (рассказы, эссе, интервью)

• Название: Двое (рассказы, эссе, интервью)
• Автор: Татьяна Толстая
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Русская классическая проза
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-699-20512-7

«Двое» — книга сестер Толстых. 90-е годы по-разному отразились в творчестве сестер-писательниц. Татьяна в это время работала в основном в жанре публицистики. Наталия писала прозу. Однако внимательный читатель заметит очевидные переклички в текстах Толстых. В книгу включены рассказы Татьяны Толстой и Наталии Толстой, как уже знакомые читателю, так и новые.

---

Мы шли по Александровскому залу Зимнего дворца. Вдруг мой элегантный бизнесмен остановился. «Подойдите сюда». Я подошла с любезной улыбкой. «Что это?» — лукаво спросил он, указывая на лепной бордюр. Я вгляделась, это были цветы и листья лавра. Каждый цветок был в виде бутона на тонком стебле. «Это ведь сперматозоид! Тебе об этом уже говорили, или я первый заметил?» «Первый», — сказала я и отошла к остальным членам делегации, любовавшимся через окно Александрийской колонной.

Когда мы расставались, мне даже поаплодировали. На прощание экскурсанты благосклонно спросили меня:

— Ты бываешь у нас в стране?

— Бываю.

— И, конечно, каждый раз испытываешь культурный шок?

— Да, — сказала я, — пребываю в глубоком шоке. Но не теряю надежды. И у нас все наладится. Вы сами видели: там «Пиццу-хат» открыли, тут новую парикмахерскую для кошек. А на днях в казино «Гигант-холл» прошла премьера, борьба лилипутов в рыбьих внутренностях. Страна возрождается.

1998 год

Полярные зори

Я теперь на луне, на луне,
Я лечу к тебе во сне, в тишине.
Я была с тобою строгая,
А ты звал меня «длинноногая».

В перерыве между песнопениями передавали биографию исполнительницы, залетевшей на луну: начинала как бэквокалистка, потом перешла в группу «Аденомы». Сейчас готовится к гастролям на Огненную Землю. Я повернула регулятор, но он действовал в режиме «громко — еще громче». Никто в купе не поддержал меня: пусть поет — дорога длинная. На Север поезд идет тридцать часов, а когда остановится, то и рельсы кончатся. Дальше только ледяная пустыня и, надеюсь, безмолвие.

Я пошла к проводнице. Повернувшись ко мне спиной, она мела коридор коротким и жестким веником. Мне хотелось увидеть ее лицо, чтобы понять, есть ли шанс вырубить длинноногую, но женщина, не разгибаясь, уходила вдаль по коридору и наконец исчезла в тамбуре. Пока я искала взгляда проводницы, в радиоточке завелся юморист, имевший, в отличие от певицы, фамилию. Наглый тон и однообразие приема этого шутника всегда угнетали мой дух: «Девушка в третьем ряду, чего вы смеетесь, я еще не закончил… А сейчас я расскажу вам потрясающую историю, как один немецкий бизнесмен пошел в привокзальную уборную на станции Малая Пыталовка…».

Значит, поработать не дадут. А я воображала долгий путь как уютную перемену обстановки: нижняя полка, столик. Разложу бумаги и начну готовиться к докладу «Язык и стиль Нового Завета». А устану, буду глядеть в окно, а там расстилается обновленная Родина.

Я смирилась, убрала Писание и решила наблюдать жизнь. Ведь поезд дальнего следования — это срез общества. Зачем люди ездят на конференции? Чтобы отметиться: я еще жива. Вы не забыли? Это главное. Ну, приятно встретиться с подругой, которую муж завез в Благовещенск, и теперь она рассылает свои труды во все концы света, — чтобы пригласили, чтобы вырваться на три дня.

Однажды соседка, садясь в лифт, на мой вопрос, топят ли у них, буркнула: «Жизни вы не знаете». В одной книге, где не было иллюстраций, я как-то прочла, что уничижение ближнего — такой же грех, что и сребролюбие, и тайноядение. Но я не считаю это грехом. Я привыкла к тому, что продавщица из овощного отдела всегда со злобой отвечает на простой вопрос, а водопроводчик, которого ловишь на улице и умоляешь зайти, вообще не удостаивает ответом. Стоит ли сердиться? Надо поискать другого водопроводчика, а овощи купить в соседнем ларьке.

В школе нам говорили, что бога нет. Те, кто так говорил, были наши любимые учительницы, и они учили нас хорошему: помогать отстающим, заботиться о птицах, переводить слепых через улицу. В конце восьмидесятых выяснилось, что бог все-таки есть и, главное, всё время был, но жизнь почему-то стала хуже. Правда, начали происходить чудеса: в рыбных магазинах стали продавать псалмы, а в Доме обуви, в мужском отделе, — брошюру «В помощь кающимся».

В моем купе на верхних полках лежали двое молодых военнослужащих. Тот, что надо мной, читал книгу «Маньяк выходит в полночь», а тот, что напротив, дремал, прикрыв лицо томиком «Сионизм и западные спецслужбы». Время от времени молодые люди грациозно спрыгивали вниз и пили чай, деликатно стараясь не хрустеть вафлями. Друг с другом они не разговаривали. Третьим соседом был пенсионер Василий Афанасьевич, ветеран жизни на Севере. За сутки я смогла наконец изучить этот тип мужчины в полной мере: «старик-гогочка», «дед-маменькин сынок». Василий Афанасьевич берег глаза и в пути не читал, поэтому охотно со мной разговаривал.

— Супруга, Нина Николаевна, меня по часам кормит. И смотрит, чтобы не переедал. Потом — отдых, обязательно. Перед ужином гуляем. Если бы не она, я бы уже давно на кладбище лежал.

Старик и правда был образцовый. Гладкий, чистый, добродушный. На каждой коробке с едой жена наклеила ему номер: первая, вторая… А внутри — влажные салфетки, и каждый бутерброд в целлофане.

— А какие Нина Николаевна гладиолусы выращивает! Мастерица. Вот этот свитер сама связала. Но — строгая. В одиннадцать вечера свет выключает. Отбой. Пить ни грамма не дает… Вот какая у меня супруга, Ниночка Николаевна.

Н-да, подумала я. И спросила:

— А дети у вас есть?

— Есть, а как же. Сын. Живет отдельно, почти не видимся.

Василий Афанасьевич задумался и погрустнел. И в самом деле, если мамаша свет гасит и выпить не дает, кто же с вами жить будет?

В молодости я тоже хотела быть хорошей хозяйкой. Делать запасы на зиму, печь пироги. Однажды я приволокла с рынка десять кило черной смородины, протерла ее с сахаром, разложила по трехлитровым банкам и оставила в шкафу до зимы. Перед Новым годом открыла шкаф и остолбенела: вся моя черная смородина, вместе с сахаром, давно ушла и дерзко улеглась широкой красной лентой позади банок…

Этот позор я решила смыть. Взялась испечь пирог с яблоками. Тесто, правда, купила в кулинарии. Когда я вытащила пирог из духовки и начала его разрезать, у меня сломался нож, — по твердости мой пирог мог сравниться со стальным прокатом. Пока никого дома не было, я решила спустить пирог в мусоропровод. Но он туда не пролезал. Ни топор, ни молоток не брали мою выпечку. Когда стемнело, я вынесла пирог во двор и бросила в помойный бак. Яблочный пирог упал туда с гулким стуком.

— Совсем обнаглели! — закричала неизвестно откуда взявшаяся дворничиха. Только бак вымоешь, опять свое говно несут.

Поезд остановился. Я увидела облупленную станционную будку и ослепительный снег на неведомом озере. И сразу же по коридору забегал народ.

— Девочки, поющие стопочки не нужны?

Никому в нашем купе не были нужны ни стопочки, ни мягкие игрушки огненного цвета. Даже полотенцами с американской символикой не заинтересовались. На перроне стояла девочка и поднимала к нашему окну кулек с печеньем. Пассажиры равнодушно смотрели на нее. Когда поезд тронулся, я увидела, что она пошла прочь, сильно хромая. Мне стало стыдно, но я успокоила себя: наверное, когда поеду назад, она снова придет к поезду, и тогда я куплю все ее печенье.

Пока я дремала, молчаливые военные исчезли, а их места заняли женщины, обе в норковых шапках, а на коротких ногах — тренировочные штаны. Сквозь сон я слышала их разговор:

— К внучке еду. Студентка-заочница. Специальность у нее интересная болотовед. Мечтает за границу уехать.

Вторая, помоложе, усомнилась:

— Чтобы за границу взяли, надо иностранным языком владеть в совершенстве. Между прочим, и у нас можно хорошо устроиться. У меня тетка главный проктолог Заполярья. Зимой землянику едят. В Москву звали работать отказалась.

Ветеран Кольского полуострова оказался тоже не лыком шит:

— Супруга говорила, что ее бабка из дворян. Я повернулась на другой бок.

— Василий Афанасьевич, а как фамилия бабушки?

— Фамилия у нее редкая — Рыло. Они с Черкасщины.

Женщины оскорбленно отвернулись от старика. Небось, членом партии был, а теперь в дворяне лезет.

Да, в дворянское собрание по знакомству не вступишь. Однажды мне попалась на глаза «Памятка дворянину». Там я прочла:

«В связи с раскрытием случаев самозванства секция татарских мурз временно прекращает прием заявлений. Проводится проверка.

Оргкомитет».

Я представила себе, как нынче принимают в дворяне. Сперва проходишь собеседование. Затем приносишь ксерокопию фамильного герба и две характеристики от потомственных дворян. Или одну от столбового.

Последние часы в поезде самые тягостные. Соседи надоели, читать не хочется, проводник стучит ключом в дверь туалета: «Кончили, кончили!» Я стала листать газету, оставленную военнослужащими, и наткнулась на рубрику «Ищу знакомства»:

Днем деловой, вечером романтик. Ищу чистоплотную женщину с жилплощадью для нечастых встреч.