Коллектив авторов - Полдень, XXI век (декабрь 2010)

• Название: Полдень, XXI век (декабрь 2010)
• Автор: Коллектив авторов
• Издательство: Литагент «Вокруг Света»30ee525f-7c83-102c-8f2e-edc40df1930e
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-98652-303-3

В номер включены фантастические произведения: «Вниз по кроличьей норе» Михаила Шевлякова (окончание), «Третий экипаж» Геннадия Прашкевича и Алексея Гребенникова, «Да будет ему прах пухом…» Сергея Соловьева, «Как я стал предателем» Андрея Дубинского, «Правка личности» Станислава Бескаравайного, «Кое-что о свойствах фотоэмульсии» Андрея Вахлаева-Высоцкого.

---

– Нет, я...

– Постойте, не спешите отвечать. Вот вам чаши весов: на одной Россия и ее будущее, на другой чаше ваш брат, – они вновь неспешно шли по перрону. – По совести огромная Россия должна перевесить одного человека. И она его перевесит, вопрос только – как. Или он сам уступит место человеку более способному, или свалится со своей чаши весов, но тогда и Россия повалится со своей, разбиваясь вдребезги.

– Но я не способен.

– Вы, Ваше Высочество, способны признать себя неспособным, а это очень много. Поверьте, это уже очень много.

– Но я не могу быть прежде моего брата. И я не хочу ждать его скорой смерти.

– Подумайте еще раз – на одной чаше весов он, а на другой – Россия.

– Но будь я на тех же весах, разве я один перевешу всю Россию? Кто угодно, будь он один, не сможет этого сделать.

– Один – нет, конечно же. Но опираясь на преданных людей, людей, готовых ради блага России идти на многое.

– На многое? – Михаил Александрович пристально посмотрел в глаза Драгомирову и тот ответил, не отводя глаз:

– Да, на многое. Например, на арест государя императора и принуждение его к написанию манифеста в пользу брата.

– Молчите! Я никогда, слышите, никогда не выступлю против брата! Если он захочет передать мне престол – я возьму на себя это бремя. Но принуждать его – нет, никогда! Прошу вас оставить этот разговор и более никогда его не начинать!

Они вновь резко остановились.

– Хорошо, Ваше Высочество. Можно принуждать отречься, но нельзя принуждать принять корону.

Они вновь замолчали. Драгомиров думал об убийстве Павла I заговорщиками, сказавшими затем перепуганному Александру Павловичу, императору Александру I: «Полно ребячиться, ступайте царствовать». Драгомиров понимал, что он никогда не станет убийцей государя. Михаил Александрович пытался найти выход из логической западни – Николай или Россия, и не мог его найти. Молчание все затягивалось, и это молчание, эта попытка не говорить о том, о чем не говорить было нельзя, тоже не было спасением.

– К счастью... к некоторому счастью, – Драгомиров прокашлялся, прочищая чуть осиплое горло, – войны начинаются еще до первого выстрела – в кабинетах у дипломатов. К счастью, потому что внешняя политика государства не всегда определяется одним человеком, будь он даже самодержец. Есть еще и министры. Сейчас у нас из союзников одна только Франция, да и то тамошние политики норовят отвернуться от нас. Жизненно необходимо, чтобы Вильгельм и Франц-Иосиф поняли, что будущая война губительна не только для России, но и для Германии с Австро-Венгрией тоже. Начать следовало бы с Франца-Иосифа, уж он-то должен понимать, что значит появление на месте его империи отдельных Венгрии и Чехии. Если Вильгельм лишится австрийцев на правом фланге против нас, если мы сможем хотя бы частично облегчить свое положение, то у нас появляется небольшой шанс. Я думаю, что причиной будущей войны станет какой-то небольшой конфликт между Англией и Францией, подобно тому, как они едва не схватились в прошлом году из-за крохотного поселения посреди Африки. Англичане подтолкнут Германию, наши умники лишь только обозначат движение в поддержку французов, как немцы и австрийцы навалятся на нас, заранее отмобилизовавшись ввиду конфликта с Францией. А мы будем не готовы, как всегда не готовы.

– Без объявления войны.

– Да, я помню, потомки все время настаивали на этом моменте. Но в Вене еще не забыли, как берлинские генералы били их при Садовой. Разбить нынешний союз Германии и Австро-Венгрии – вот задача самая насущная. И пусть тогда воюют французы с англичанами, а немцы с французами, если нам удастся избежать втягивания в эту войну... Еще Пушкин говорил: лучшие и прочнейшие изменения суть те, которые происходят от улучшения нравов, без всяких насильственных потрясений. И вот тогда-то…

Договорить он не успел. Три вальяжных молодых человека, с праздным видом шагавшие по соседней платформе за носильщиком с его нагруженной чемоданами тележкой, выхватили из-под пальто револьверы и открыли огонь через пустые пути, промахнуться на таком расстоянии было невозможно. Драгомиров почувствовал, как руку и бедро ему словно ожгло кипятком, уже заваливаясь на бок, он успел увидеть, как, схватившись за грудь, падает рядом Михаил Александрович, и как уже упавшему Великому князю револьверная пуля пробивает голову.

Отношение Ивана Валериановича Шилова к своим подопечным миновало различные стадии. Ошеломленность сменилась недоумением, недоумение – легким страхом: «да что же они еще учудить могут?», легкий страх – настоящей паникой от «аспидового отродья», вот уж пригодилось капитану посредине жизни памятное выражение батюшки – приходского священника. Наконец, пришла апатия и понимание беспросветности. Карьера была загублена, служба стала тяжкой поденщиной, и только в водке сыскался выход. Начинал он обычно с утра – для успокоения перед днем грядущим, заканчивал же ввечеру, день прошел – и довольно. И в водке же сыскалось, наконец, общее с потомками – вначале с Игорем, которому предложил он выпить после загула Светочки с шофером-поручиком, затем с Николаем, у которого раскрылись все же глаза на то положение, в котором был он в Царском Селе – нечто среднее между цирковою диковинкой и дальним родственником, которого не знают как спровадить. Пили они «Смирновку», и объяснял тогда капитан глядевшим в рюмку своим собеседникам истинную суть вещей: и разницу в положениях, и пропасть между ними и прочими, и чем отличается их жизнь от жизни обыкновенного человека.

– И-э-эх, – говорил он, опрокидывая рюмочку, – вот отставят не сегодня, так завтра Сергея Васильича, тут и мне конец. И конца траура по Михаилу Александровичу дожидаться не будут. На него со всех сторон уже насели, он даже здесь перестал появляться... И отправят меня в какой-нибудь Зарайск исправником, а там такая тоска смертная... хотя против здешней тоски еще и раем покажется... если, конечно, рабочий из фабричной казармы голову гирей не проломит в переулке после того, как пять рублей со своей пятнадцатирублевой платы прогуляет. И-э-эх, – продолжал он, пьяненько водя перед собой пальцем, – здесь на вас за день уходит больше, чем они там за месяц получают...

Потом начинал он, загибая пальцы, перечислять события своей жизни до встречи с ними, и рассказывать, как тянулся в нитку по выпуске из училища, еле сводя концы с концами, и плакала за стеной Надежда Васильевна, вспоминая себя тогдашнюю, вышедшую замуж наивной девочкой сразу после гимназии и сполна хлебнувшую быта гарнизонных квартир. И слушали Шилова Игорь с Николаем, а последнее время – и Светочка, от которой сбежал ее поручик.

Обычно заканчивалось все спокойно – тяжелым сном, и прислуга не разводила, а разносила всех по комнатам, но в этот раз начали слишком рано, и вскоре пополудни уже взбрело в голову ехать в город, и настроились на эту поездку как-то все, разом и одночасно, и пока Шилов грыз кофейные зерна и приказывал заложить сани – успели и Кольку, напялившего свой мотоциклетный костюм и гигантские собачьи унты, уговорить ехать со всеми в санях, а не впереди на мотоциклетке, и не только Алексея с Катей, но даже и Анжи вытащить с собой в эту поездку.

К вечеру доездились уже до того, что взяли еще вина и завернули к тому самому дому, где полгода назад свалились они на дрова дворника Мустафина – потому как обнаружилось внезапно, что с тех пор они там ни разу не были.

– Это надо исправить! – крикнул Игорь, порываясь вскочить на ноги и тут же на раскате валясь обратно на сиденье, к взвизгнувшим девчонкам, а Колька, икнув, стал трясти любимую свою коньячную флягу, надеясь обнаружить в ней последние капли спиртного, и, не добившись успеха, заорал во все горло, блажа: – Всё надо исправить! – да так, что поздние прохожие на улице оглянулись и позавидовали развеселой их компании, а какой-то старичок подбоченился, дескать, и мы в прошлые времена так же гуляли, чтит молодежь традиции-то.

Дом давно был пуст – жильцов из него попросили съехать еще летом, выкупили в казну и отдали ученым на разграбление. Ученые излазили его весь, от каменных плиток пола в подвале до конька на железной крыше, понатащили всевозможных приборов, фотографировали, светили поляризованным и ультрафиолетовым светом, рентгеновскими трубками, монтировали генераторы и стреляли электрическими разрядами, но кроме испорченных обоев и ободранных дверных косяков ничего не добились. Наконец, Сергей Юльевич Витте привез и свою двоюродную сестру Блаватскую, для проведения спиритуалистического эксперимента и поиска духовных феноменов, но и у нее ничего не вышло, кроме обыкновенных разговоров об особенности места и присутствии духовной силы.

Так и стоял дом пустой, не привлекая уже и особенного внимания. Полицейская служба при нем считалась делом нехлопотным, хотя некоторые при первом заступлении на пост изрядно трусили и заказывали службу в церкви, чтобы уберечься от нечистого места, но после привыкали и не обращали внимания. Приезд поздних гостей застал городового крепко спящим, и на грохот в ворота выбежал он из дворницкой чуть не в одном сапоге и крепко заспавшийся – на всю щеку отпечатался красным след от подушки.