Журнал Юность - Журнал `Юность`, 1974-7

• Название: Журнал `Юность`, 1974-7
• Автор: журнал Юность
• Издательство: Правда
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1974

В НОМЕРЕ:

ПРОЗА

Геннадий МИХАСЕНКО Милый Эп. Повесть

Анатолий ТКАЧЕНКО. Сигнал оповещения. Повесть

ПОЭЗИЯ

Владимир ЦЫБИН. «Уеду отсюда…». «Еще снега погода не смела…». «Неужто то мил, то постыл…». «Сквозь тишину веду версту…».

Фазиль ИСКАНДЕР. «Ошибка. Модерн. Вечер. Размолвка.» «Вот и определилось…»

Анатолий ПРЕЛОВСКИЙ, «Ближний Север…»

Роман ЛЕВИН. «Июнь сорок первого года…»

Юнна МОРИЦ. Золотые дни. Издалека. «Пах нут сумерки белилами…»

Олег ДМИТРИЕВ. Песня лета. Расстанная. Отъезд из дома друга. Песенка возвращения. Волшебник.

Игорь ВОЛГИН. «Во дворах проходных и в парадных…»………..

Владимир САВЕЛЬЕВ. «Отцовской шашке ныне в утиль, видать, пора…». Я вас люблю

Вийви ЛУЙК. «Ты же ведь знаешь…». «Когда обнажатся деревья…». «Встречая нежданно тихий взгляд…». «О, если буду я еще самой собою…». Перевела с эстонского Э. Т а м м

Галина НИКУЛИНА. Трое в одной мастерской

(К нашей вкладке)

КРИТИКА

Ю, СМЕЛКОВ. Взгляд со стороны. (Дневник критика)

Г. ЦЫБИЗОВ. Я думать о тебе люблю…

(Жизнь — песня)

3. ПАПЕРНЫИ. Светлов и романтика (Встречи)

Владимир ОГНЕВ. Реалистическая публицистика (Поговорим о прочитанном)

Эрнст ГЕНРИ. Тайный фронт.

НАУКА И ТЕХНИКА

М. В. ДАНИЛЕНКО. «Я иду к врачу»

ПИСЬМО ИЮЛЯ

Людмила ЛАПКО, Аркадий ЛЕСНОЙ, Витали РАСЛОВ, Георгий ГУЛИА, О вкусах и прочем.

ПУБЛИЦИСТИКА

Первые шаги вместе.

Елена ТОКАРЕВА. Таежные люди.

Николай ЧЕРКАШИН. След перископа.

Марк ГРИГОРЬЕВ. Красивое на стройке (Беседа с художником-оформителем нового Тобольского вокзала Германом Черемушкиным)

Анатолий КРЫМ. Карнавал.

СПОРТ

Н. ШКОЛЬНИКОВА. Двое из Дубны

ЗАМЕТКИ И КОРРЕСПОНДЕНЦИИ

В. СЛАВКИН. «То, что надо!».

НАШИ ПУБЛИКАЦИИ

Михаил БУЛГАКОВ. Неделя просвещения 

---

Впрочем, столь парадоксальный сюжетный поворот приводит нас уже к третьей разновидности, к третьему стилистическому направлению современной фантастики — к фантастике иронической, сказочной, пародийной. Великие тени Вольтера и Свифта, которые я потревожил в начале статьи, пожалуй, должны были появиться именно в разговоре об этом направлении фантастики, поскольку оно наиболее прямо продолжает их традиции. Можно упомянуть здесь пародийно-сатирические циклы того же Лема — «Звездные дневники Йиона Тихого», «Сказки роботов», «Кибериаду», множество произведений американских фантастов, а из советской фантастики — цикл рассказов Кирилла Булычева «Пришельцы в Гусляре».

Ирония в современной фантастике часто направлена на саму фантастику (думаю, что это свидетельствует об известной художественной ее зрелости — иронизировать над самим собой свойственно тому, кто в общем-то в себе уверен). Звездолеты, необыкновенные планеты и удивительные пришельцы давно стали не только необходимым, но часто банальным антуражем фантастического романа, — поэтому я понимаю Кирилла Булычева, который заставляет своих пришельцев просить у Корнелия Удалова, заведующего гуслярской стройконторой…. банку белил: их корабль при неудачной посадке повредил дорогу, пришельцы тщательно приводят ее в порядок, а белила им нужны, чтобы покрасить столбики. Эти же белила служат Удалову самым веским доказательством того, что он действительно встретил пришельцев: «Зачем мне, спрашиваю, белила? Вы же в курсе, что я состою на руководящей работе».

Вот на таком примерно уровне общаются с пришельцами обитатели Великого Гусляра. В зоомагазин поступают золотые рыбки, те самые, что выполняют по три желания, и кто-то из гуслярцев, купив рыбку, желает, чтобы из водопроводных кранов вместо воды текла водка. На окраине Гусляра поселяются знахарка и колдунья Глумушка. Как потом выясняется, она тоже пришелец, собирающий образцы местной флоры, а гуслярцам она просто по доброте своей иногда помогает: отыскивает утерянные вещи, мирит соседей, изготавливает приворотные зелья (все это с помощью фантастически совершенной электроники и биотехники).

Вроде бы напрашивается вывод: Кирилл Булычев пишет об удручающем несоответствии разума космических пришельцев и земных обывателей, абсолютно неспособных выйти за пределы своего узкого кругозора, но приспосабливающих к своим обывательским воззрениям и потребностям любые чудеса науки и техники. Однако подождем с выводами…

К тому же Корнелию Удалову очередной пришелец является с просьбой: «Удалов… надо помочь». На планете пришельца гибнут некие таинственные «крупики», играющие важнейшую роль в экономике планеты, и спасти их может только красный цветок, растущий у одной вредной гуслярской старушки. Удалов идет в проливной дождь к старушке, стойко выносит удар скалкой по голове и платит за цветок несусветную цену — двенадцать рублей; он бы отдал и больше, но больше у него с собой нет. Не бог весть какой подвиг, скажете вы? Однако пришелец торжественно обещает, что на его планете будет воздвигнут памятник Удалову: «Вы идете сквозь дождь и бурю, а в руке у вас красный цветок». Важна ведь сама готовность помочь…

(Финал рассказа иронически «снижен»: Удалов просит вернуть ему двенадцать рублей, завтра взносы платить, и благодарный пришелец вручает ему три тысячи… долларов, ибо он слабо ориентируется в земной валюте.)

В конце рассказа о золотых рыбках появляется пожарник Эрик, несколько лет назад искалеченный и изуродованный на пожаре — на лице у него нет следов ожога, а вместо ампутированных руки и ноги по десять здоровых: очень уж много гуслярцев пожелали ему исцеления. И, чтобы привести Эрика в нормальный вид, приходится потратить еще одно желание — последнее оставшееся неисполненным у рыбки, купленной кружком юннатов (два первых кружок потратил на то, чтобы устроить зоопарк и чтобы неделю ничего не задавали на дом).

В общем — люди как люди… Да, порой они смешны, а их желания и поступки нелепы. И далеко не всегда они способны понять смысл и масштаб явления, с которым столкнулись. Но, даже не понимая, они почти всегда находят правильные решения, потому что руководствуются простыми и вечными человеческими чувствами. Помочь, поделиться, посочувствовать — потребность в этом органически присуща обитателям Великого Гусляра, поэтому они и способны договориться с пришельцами. И — что, я думаю, не менее важно — друг с другом; пришельцы пока еще, как известно, не появлялись, и кто знает, когда появятся, а чувства эти весьма нужны нам самим.

Мы прошли по страницам книг, принадлежащих к трем главным направлениям современной фантастики, — приключенческая (хотя и не вполне укладывающаяся в этот жанр) повесть Стругацких, философский роман Лема, иронически-пародийные рассказы Булычева. Если попытаться сформулировать вывод, конечную мысль — она окажется близкой у трех писателей, хотя книги их очень различны. (Правда, подобная операция по извлечению вывода, может быть, кое-что и проясняет в книге, но нечто весьма существенное и отнимает у нее — в краткую формулу не вместится ни сверхчеловеческое напряжение пробирающегося по Зоне Рэда Шухарта, ни строгое изящество мысли профессора Хоггарта, ни юмор рассказов Булычева.) Действуя, будь человеком — говорят Стругацкие: знай, во имя чего ты действуешь, чего хочешь добиться, и подумай — нет ли противоречия между действием и его целью. Размышляя, будь человеком — это мог бы сказать герой Лема: сам он всю жизнь, преодолевая сопротивление собственной личности, старался следовать этому принципу. И даже если твои действия и размышления не выходят за рамки повседневной, обыденной жизни — все-таки оставайся человеком: такой урок мы можем извлечь из рассказов о появлении космических пришельцев в маленьком городе Великий Гусляр.

Словом, как говорил Станислав Ежи Лец: «Помни, у человека нет выхода: он уже должен быть человеком».

Я думать о тебе люблю…

На снимке: Елена Ширман.

По реке медленно плывут ярко-желтые листья клена. Вода Сетуни темна, небо надо мной серо от туч, под ногами мягко шуршат листья осин. Вся грустная, суровая пестрота осени настраивает на воспоминания о Елене Ширман.

Осень 1941 года…

У Бунина есть очень верное замечание о необычайной мягкости воздуха на юге. Когда я приезжаю в Ростов-на-Дону, то сразу же словно попадаю в мягкие ослепительные потоки света, и кажется, все вокруг будто обернуто незримой шелковистой тканью.

Со всей этой чуткой мягкостью южного города удивительно сочетался облик Лены Ширман. Смуглое лицо, прямой взгляд ее одновременно улыбчивых и серьезных глаз, волнистая копна каштановых волос над чистым высоким лбом.

Мы познакомились до войны, когда вместе учились в Литературном институте в Москве. В 1940 году она окончила институт и вернулась домой, в Ростов. А в следующем, сорок первом, осенью произошла наша последняя встреча.

Все три книжки ее стихов вышли после смерти…

Лена жила в Магнитогорском переулке. Одноэтажный дом с флигелем в глубине двора. Стена и веранда его увиты плющом. Рядом с домом стоял небольшой деревянный сарайчик. Лена переоборудовала его в комнату и жила в ней до наступления холодов. Все в комнате предельно просто, ничего лишнего: стол, покрытый вместо скатерти газетой, стопка бумаги, книги, конверты с письмами от друзей, общая ученическая тетрадь, знакомая мне еще по институту. В ней Лена вела свои записи, сюда же записывались и наброски новых стихов. В углу стояли узкая железная кровать, постель, покрытая серым солдатским одеялом. Это одеяло* неизменно путешествовало с ней по всем городам страны — сперва в Москву, когда она была студенткой, потом во все ее поездки, куда она отправлялась записывать фольклор, — на Кубань, Дон, в горы Осетии…

Лена пришла из редакции газеты «Молот» усталой. Ей было поручено в го тревожное время выпускать сатирические листки «Прямой наводкой», и каждый день надо было давать новые стихи, подписи к рисункам, редактировать весь материал. Но одно упоминание об институте, о московских друзьях сразу же оживило ее, точно она тут же стряхнула с себя какую-то тяжесть. Она стала мне рассказывать о себе, о работе, о стихах, о своих юных подопечных, с которыми годами переписывалась и о судьбе которых неизменно беспокоилась. Это были школьники, интересующиеся поэзией, с которыми Лена познакомилась заочно в те годы, когда она работала консультантом в газетах «Ленинские внучата», «Пионерская правда». Со многими она переписывалась годами.

Все говорили, что Лена была фантазерка, мечтательница. И верно: она всегда тянулась к необычайному, романтическому. Эта ее черта особенно подкупала детей. Они глубоко верили вместе с ней в придуманную ею сказочную голубую страну ЮНО, Юнианию, страну Юных…