Журнал Юность - Журнал `Юность`, 1974-7

• Название: Журнал `Юность`, 1974-7
• Автор: журнал Юность
• Издательство: Правда
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1974

В НОМЕРЕ:

ПРОЗА

Геннадий МИХАСЕНКО Милый Эп. Повесть

Анатолий ТКАЧЕНКО. Сигнал оповещения. Повесть

ПОЭЗИЯ

Владимир ЦЫБИН. «Уеду отсюда…». «Еще снега погода не смела…». «Неужто то мил, то постыл…». «Сквозь тишину веду версту…».

Фазиль ИСКАНДЕР. «Ошибка. Модерн. Вечер. Размолвка.» «Вот и определилось…»

Анатолий ПРЕЛОВСКИЙ, «Ближний Север…»

Роман ЛЕВИН. «Июнь сорок первого года…»

Юнна МОРИЦ. Золотые дни. Издалека. «Пах нут сумерки белилами…»

Олег ДМИТРИЕВ. Песня лета. Расстанная. Отъезд из дома друга. Песенка возвращения. Волшебник.

Игорь ВОЛГИН. «Во дворах проходных и в парадных…»………..

Владимир САВЕЛЬЕВ. «Отцовской шашке ныне в утиль, видать, пора…». Я вас люблю

Вийви ЛУЙК. «Ты же ведь знаешь…». «Когда обнажатся деревья…». «Встречая нежданно тихий взгляд…». «О, если буду я еще самой собою…». Перевела с эстонского Э. Т а м м

Галина НИКУЛИНА. Трое в одной мастерской

(К нашей вкладке)

КРИТИКА

Ю, СМЕЛКОВ. Взгляд со стороны. (Дневник критика)

Г. ЦЫБИЗОВ. Я думать о тебе люблю…

(Жизнь — песня)

3. ПАПЕРНЫИ. Светлов и романтика (Встречи)

Владимир ОГНЕВ. Реалистическая публицистика (Поговорим о прочитанном)

Эрнст ГЕНРИ. Тайный фронт.

НАУКА И ТЕХНИКА

М. В. ДАНИЛЕНКО. «Я иду к врачу»

ПИСЬМО ИЮЛЯ

Людмила ЛАПКО, Аркадий ЛЕСНОЙ, Витали РАСЛОВ, Георгий ГУЛИА, О вкусах и прочем.

ПУБЛИЦИСТИКА

Первые шаги вместе.

Елена ТОКАРЕВА. Таежные люди.

Николай ЧЕРКАШИН. След перископа.

Марк ГРИГОРЬЕВ. Красивое на стройке (Беседа с художником-оформителем нового Тобольского вокзала Германом Черемушкиным)

Анатолий КРЫМ. Карнавал.

СПОРТ

Н. ШКОЛЬНИКОВА. Двое из Дубны

ЗАМЕТКИ И КОРРЕСПОНДЕНЦИИ

В. СЛАВКИН. «То, что надо!».

НАШИ ПУБЛИКАЦИИ

Михаил БУЛГАКОВ. Неделя просвещения 

---

Ю. ЧИКВАИДЗЕ. Старый Тбилиси вечером

О. КОЧАКИДЗЕ, А. СЛОВИНСКИЙ, Ю. ЧИКВАИДЗЕ.

Эскиз декорации к спектаклю «Пока арба не перевернулась». Московский театр имени Н. В. Гоголя.

Из мастерской заслуженных художников Грузинской ССР О.Кочанидзе, А.Словинского и Ю.Чикваидзе.

О. КОЧАКИДЗЕ, А. СЛОВИНСКИЙ, Ю. ЧИНВАИДЗЕ. Эскиз к спектаклю «Старые зурначи».

А. СЛОВИНСКИЙ. Продавцы цветов.

Ю.ЧИКВАИДЗЕ. Мать и сын.

Галина Никулина Трое в одной мастерской

Олег Кочакидзе, Алик Словинский, Юра Чикваидзе и я смотрим на старый город. На противоположном берегу Куры, готовые вот-вот сорваться с кручи в воду, тесно лепятся друг к другу старые дома. Ажурные большие балконы делают их открытыми небу и солнцу. Горы плотно и разновысоко сомкнулись вокруг Тбилиси (глаза потом не скоро привыкнут к равнине). Ни асфальт, ни машины не в состоянии приглушить первозданные краски Грузии, воздух гор и земли…

Олег, Алик и Юра не светской любезности ради, а заинтересованно и преданно показывают мне свой город, смотрят на него глазами художников, старожилов и одновременно — как бы свежим взором заезжего человека. Этот клок земли, похожий на рейнские берега со средневековыми замками, на Венецию, Альпы и вместе с тем ни на что не похожий, неповторимый, лежит на их полотнах, преображенный их видением.

Изредка мои спутники бросают скупые слова.

Широкий, крепкий, энергичный Кочакидзе с лицом удивительно переменчивым — то пасмурным, то освещенным детской, распахнутой радостью, то шквально хохочущим:

— Театр. Не правда? Хорошая декорация.

Словинский — изящный и сдержанный, за сдержанностью его прячется ум живой и непосредственный, в чем, я надеюсь, вы еще убедитесь:

— Старый город…

Чикваидзе — человек мечтательный, с неизменной рассеянной доброжелательнейшей улыбкой:

— Красиво. Всегда торжественно, таинственно.

И обращаясь ко мне:

— Тебе нравится?

Мне очень все нравилось. Это было, пожалуй, сильнее, чем мои воспоминания от юношеских встреч с этими местами. Я испытывала знакомое и странное чувство досады от неумения выразить свои ощущения стихами. И бессильно повторяла про себя удивительное имя грузинской травы — пряной и загадочной: джонджоли, джонджоли…

А потом мы поехали в мастерскую. В просторную, светлую мастерскую на мансарде большого дома. Не дожидаясь моих вопросов, все трое принялись рисовать, не мешая мне смотреть работы, которые приковали меня сразу же. О них я еще скажу, а сейчас пора бы рассказать, как встретились три человека и как они стали «одним художником».

Они были студентами архитектурного факультета Тбилисской Академии художеств. В 1957 году к открытию Всемирного фестиваля молодежи и студентов в Москве был объявлен конкурс на плакат. Александр Словинский, Юрий Чикваидзе и Олег Кочакидзе — каждый из них — представили свой вариант. Все три плаката, выдержав испытания, участвовали в фестивале и стали поводом для более внимательного знакомства молодых людей. Это время художники считают не только началом их дружбы, но и моментом зарождения их творческого союза.

Всех троих увлекал театр. Их первой работой был спектакль в Тбилисском театре юного зрителя — «Волшебный платок» (1959 год). Это была сказка о мальчике, который жаждет приключений, включающих весь «набор» пиратских мальчишеских мечтаний. Со сказкой художники не расстаются и по сей день, и не только как сценографы. Грузинским детям хорошо знакомы иллюстрации художников, за последние годы они оформили более 20 книг, и среди них немало популярных народных сказок.

Окончив Академию, Юра, Олег и Алик стали архитекторами. За четыре года они успели сделать несколько проектов, уже тогда они не мыслили своего творческого бытия друг без друга, и потому не только их работа в театре, но их архитектурные проекты были совместными. Настал день, когда они подали заявления в проектном институте, чтобы расстаться с архитектурой. Расставание их с этой старой музой было, правда, частичным. Труд театрального художника очень специфичен и требует в силу синтетической природы своей совмещения многих профессий.

О. Кочакидзе, А. Словинский, Ю. Чикваидзе работают над декорационным решением спектакля во всем его сценическом многообразии. Их работы «перешагивают» и за стены театра: каждый оформленный ими спектакль «снабжен» плакатом, который создают сами художники. Их плакаты точны, изысканны и лаконичны. «Всякое искусство есть умение жертвовать», — так однажды сказал Дега. Именно этим лаконизмом — «родной сестрой таланта» отмечены плакаты. И хотя решены они в разной манере, «рука» художников легко узнаваема, будь то плакат к «Маленькому принцу» Экзюпери (с трогательнейшим и беззащитным барашком, подсказанный самим писателем), илп плакат к спектаклю Д. Флетчера «Укрощение укротителя» — сочный и радостный по цвету, или плакат к «Старым зурначам» М. Элиозишвили с тремя острохарактерными физиономиями. Успех художников в плакатной и книжной графике не случаен, они же и начинали с плаката.

Несколько из 30 спектаклей, оформленных О. Кочакидзе, А. Словинским и Ю. Чикваидзе, — в репертуаре московских театров. Последняя их работа — пьеса О. Иоселиани «Пока арба не перевернулась» (в театре имени Гоголя).

На сцене — причудливое экзотическое дерево хитроумной конструкции. Около него концентрируется действие. Оно будто символ семьи, генеалогического древа (разве это не есть элемент режиссирования, «телесного» воплощения идеи пьесы?). Вообще художники идут oт пьесы, материала, что ничуть не мешает им мыслить оригинально, обогащая спектакль неожиданными выдумками. Им интересно было оформлять яркий, импровизированный спектакль «Чинчрака», щедро предоставивший выход их фантазии, так же как и мюзикл «Робин Гуд». Не менее увлек их когда-то полюсный по эстетике театр Б. Брехта («Что тот солдат, что этот»), давший им возможность предложить свое, очень индивидуальное понимание этого театра. Вместе с тем в спектакле «Старые зурначи» они пошли по иному пути.

Художники прочли «Зурначей» и один раз, и второй, и третий, думали, спорили — решение не приходило. Герои «Зурначей» — три старых человека, музыканта, которые оказались будто анахронизмом в современной жизни. И действие в пьесе развивается медленно: трое стариков выходят во дворик, садятся греться на солнышке… В конце концов о них вспоминают во время свадьбы, их приглашают, и они, играя на своих старых инструментах, сразу обретают радость и цель бытия в служении людям. Ход был найден после очередного чтения пьесы, его подсказал внутренний мир, психология самих героев, которая вызывала неизбежные ассоциации с простодушными, обаятельными и добрыми героями Нико Пиросманишвили.

Художники так и оформили спектакль, создав своего рода монтаж по мотивам Пиросмани.

Странные, точнее, сложные отношения складываются порой между человеком и произведением искусства. Отношения, подобные человеческим: возможно увлечение с первого взгляда, которое перерастает потом в истинное чувство, привязанность или, наоборот, улетучивается. Бывает, то, что поначалу не тронуло тебя, потом заставляет вновь и вновь возвращаться, увлечься и даже полюбить…

В мастерской я впервые увидела живописные работы художников. Я знала, что, кроме театра, графики, монументально-декоративного искусства, их влечет и масляная живопись.

Меня заворожило полотно, которое, как я позже узнала, художник назвал «Борьба в Шиндиси». Работа написана размашисто, широкими мазками. Гармония ее как раз в единстве темы, мысли и манеры исполнения. Вначале поражает интенсивный цвет, вихрь, само движение, темперамент. Позже, очнувшись от первого впечатления, рассматриваешь фигуры борющихся (на переднем плане), головы зрителей (второй план), пейзаж (третий план). Кажется, что работа выполнена стремительно, в едином порыве. Но не простое, «многоярусное» композиционное решение выдает долгую работу мысли художника. В этой картине борьба вырастает в некий символ вечного движения, радости бытия.

Мне кажется, что истинное искусство обладает способностью подчинять властно, рядом с ним не хочется громко разговаривать, размахивать руками. Вопрос о том, как удалось этого достигнуть творцу, вопрос техники, методов вторичен, он может возникнуть позже, во всяком случае, после некоторого ослабления первой эмоциональной реакции. Когда на сцене была Галина Уланова, не только не хотелось считать ее пируэты, о них просто не думалось. То же самое можно сказать о танце Натальи Бессмертновой — не то, чтоб оскорбительно заниматься подсчетом ее пируэтов, — невозможно. Это, наверное, было бы так же нелепо, как, оказавшись рядом с плачущим человеком (вместо сочувствия, помощи или хотя бы деликатного молчания), начать с интересом рассматривать его носовой платок, мокрый от слез.