Михаил Антонов - Капитализму в России не бывать!

• Название: Капитализму в России не бывать!
• Автор: Михаил Антонов
• Жанр: Политика

...Я утверждаю, что, несмотря на наличие рыночных отношений, акционерных обществ, банков, фондовых бирж, долларовых миллиардеров и «новых нищих», у нас нет и никогда не будет капитализма. А богатство олигархов вновь будет скоро обращено в общенародную собственность. На то есть множество причин...

---

Именно отсутствие частной собственности на землю породило всё мировоззрение русского народа, космизм его мировидения. В то время как взор европейца упирался в границы его земельных владений, взор русского от пределов его общины («мира») переходил прямо к миру Божьему, мирозданию. Отсюда — и высочайшая духовность русской литературы, и космизм как стержневое направление русской философской мысли.

Русских как фактический народ без собственности отличает не «коллективизм», а мобильность (которую при поверхностном взгляде можно принять за некое коллективное начало): русского легче поднять на какое-то общественно значимое дело, как бы лично его и не касающееся, тогда как у прочих народов грузом висит на ногах собственность.

Если провести аналогию с физикой, то определение «атомарный» больше подходит как раз к общественному состоянию в России, а для Запада подходило бы определение «молекулярный». Лёгкая атомарность у нас и тяжёлая неповоротливость громоздких молекул у них. Можно даже сказать, что русское общество «газообразно»; «газообразность» — одно из его традиционных «агрегатных состояний».

Но на одной такой «атомарности» можно построить культуру подсечного земледелия, а не великое государство. Русские смогли создать великую и самостоятельную цивилизацию, потому что им ещё был присущ государственный инстинкт, то есть открытость государственному импульсу (по научному — этатизм). И это наше качество приняли исследователи за мифический «коллективизм», якобы противостоящий «западному индивидуализму». Когда возникает сильный общегосударственный импульс, «газ» превращается в… кристалл. А на Западе общество остаётся «молекулярным», там человека просто трудно вытянуть за пределы его личных интересов в пользу абстрактных общенациональных и тем более интернациональных, хотя он гораздо легче кооперируется с другими для защиты конкретного общего дела, задевающего этот частный интерес. Нас отличает также лёгкое отношение к собственности и как следствие — отсутствие привычки охранять частную жизнь, свою и чужую. Если продолжить аналогию с миром физических явлений, можно отметить, что среди аморфных веществ числятся не только газы, но и, допустим, сажа, образующаяся при неполном сгорании углеводородов. Сажу можно, воздействуя высокими температурами и давлениями, превратить в… алмаз! А алмаз может попросту сгореть, оставив после себя… сажу.

Аморфная «сажа» и кристаллический «алмаз» — это как бы два основных состояния русского народа. Сгорел алмаз — получилась сажа, пачкающая всё вокруг. «Русская мафия», коррупция, хаос в экономике — вот впечатления от «общества-сажи». Трудно увидеть что-то общее у этих русских с теми, кто создал великое государство и великую культуру. Но ведь Великую Россию построили не инопланетяне и не «варяги» (как утверждала популярная в своё время «норманнская теория» о происхождении российской государственности от скандинавов)! И пока страна не зовёт к подвигу, «частицы сажи» не могут объединяться, вести себя «по-цивилизованному», а «сажа» остаётся аморфной.

Но вот наступает какой-то таинственный момент — звучит труба, государственный зов, мобилизующий нацию на борьбу и подвиг. И чудо — аморфные частицы начинают вроде сами по себе выстраиваться… среда нагревается… пробегает искра — и вместо невзрачной кучки «сажи» взору открывается сверкающий гранями «алмаз»! Но когда встаёт такая государственная задача, тогда, действительно, возникает «общее дело» и, как говорил Гоголь, «вся Россия — один человек!» Тут уже возникают и коллективизм, и общинность, даже больше того — братство.

Это государственническое мироощущение, на которое первыми обратили внимание теоретики евразийства, отличает русских от других славян. Русские, оставаясь славянами по языку и земледельцами по основному занятию, стали нацией первопроходцев, которые в кратчайший исторический срок прошли от Великого Устюга до берегов Тихого океана, как бы «духовными кочевниками» («народом-всадником», как писал евразиец П.Н.Савицкий). Поэтому создатели русской государственности — московские цари — были преемниками не великих князей киевских (Киевская Русь была типичным европейским феодальным государством), а золотоордынских ханов.

Однако то, что русским присущ государственнический инстинкт, не означает их полного слияния с государством. Напротив, как отмечает К. Касьянова, автор книги «О русском национальном характере» (М., 1994), «государство изначально противостоит русскому человеку как нечто враждебное, и на него, как на врага, не распространяются моральные запреты: его можно обманывать, у него можно красть (Помните? «Тащи с завода каждый гвоздь — ты здесь хозяин, а не гость». — М.А.); обещания, данные государству, можно не выполнять», тем более, что всё время правления Романовых государство у нас было устроено по западноевропейскому образцу, и в нынешней постсоветской России установилось такое же. И евразийцы считали, что сфера государства — это сфера силы и принуждения, где менее всего уместно сентиментальное прекраснодушие, способное лишь породить анархию. Поэтому выдвинутый из недр народа правящий слой русских при выполнении властных функций неизбежно должен противопоставить себя народным массам, которые склонны к стихийным и разрушительным действиям. Русский человек не может продуктивно работать в условиях европейской демократии, ему необходима известная суровость общественной атмосферы. «Строг, но справедлив» — вот характеристика идеального правителя на Руси.

Критики Сталина видят жестокость установленной им системы в суровости законов, по которым людей сажали в тюрьму «за колоски», за опоздания на работу, военнопленных объявляли предателями, а сотрудничавших с врагом вешали. Но если государство — сакральное понятие, то государственная (общенародная) собственность — тоже святыня. Винить власть нужно не за то, что она строго карала людей за расхищение государственной собственности, а за то, что не обеспечивала им достаточный жизненный уровень, чтобы они не срывали колоски с ржаного поля. И если Великая Отечественная война — священная война, то суровое наказание воину, не исполнившему свой священный долг, справедливо (другое дело, что власть опять-таки не должна была оставлять его в таких условиях, когда исполнение им долга оказывалось невозможным), и публичное повешение пособников врага — закономерный акт.

Русское государство идеократическое, по природе тоталитарное, в котором каждый гражданин чувствует свою причастность к судьбам страны. Такой русский и есть «соборная личность». И как всякому человеку с имперским сознанием, русскому присуще мессианское понимание своего предназначения. Но русское мессианство в корне отлично от европейского. Если европеец воспринимает как норму только своё миропонимание и всякое иное считает признаком дикости, подлежащей перевоспитанию или истреблению, то русские очень терпимы к своеобразию разных национальных культур. Зато русская непримиримость в идейных вопросах вызывает неприятие у европейцев, считающих «искусство компромисса» главным искусством жизни (отсюда и их помешательство на «правах человека» и правах меньшинств, в особенности сексуальных, которые там могут вскоре стать большинством).

Все попытки «оживить» русскую жизнь без её «огосударствления», как показала история, тщетны, и индивидуализм у нас не привьётся. Развивать же в русских коллективизм тоже не имеет смысла — повторяю, даже на субботник в своем дворе жильцов приходится чуть ли не выгонять. И только если начать срочное восстановление всеобъемлющей государственной машины, можно вытащить наше общество на высокий энергетический уровень, возродить его «пассионарность». Не вертикаль власти, замыкающаяся в чиновничьем кругу, а государственная машина, опирающаяся на народ, нужна сегодня России.

Вот иллюстрация этой мысли. В 1972 году под Москвой загорелись торфяники. А у Гражданской обороны СССР не было своих собственных кадров, только техника и штабы — предполагалось, что людскими ресурсами её при необходимости обеспечат трудовые коллективы. И вот с началом пожаров трудовые коллективы выделили работников для их тушения — алкоголиков, тунеядцев, хулиганов… Целый день командующий Гражданской обороной бегал по окрестностям, закрывая точки продажи спиртного, а дело не двигалось.

От отчаяния решились на крайнюю меру — постановили людей мобилизовать. Их зачислили на довольствие, выдали им форму, напомнили о присяге. И свершилось чудо: казалось бы никчёмные, потерянные для общества люди пошли в огонь! И сделала это не угроза кары, как можно предположить; просто люди зримо ощутили причастность к чему-то великому, национальному, государственному. И произошло преображение.