Журнал Юность - Журнал `Юность`, 1974-7

• Название: Журнал `Юность`, 1974-7
• Автор: журнал Юность
• Издательство: Правда
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1974

В НОМЕРЕ:

ПРОЗА

Геннадий МИХАСЕНКО Милый Эп. Повесть

Анатолий ТКАЧЕНКО. Сигнал оповещения. Повесть

ПОЭЗИЯ

Владимир ЦЫБИН. «Уеду отсюда…». «Еще снега погода не смела…». «Неужто то мил, то постыл…». «Сквозь тишину веду версту…».

Фазиль ИСКАНДЕР. «Ошибка. Модерн. Вечер. Размолвка.» «Вот и определилось…»

Анатолий ПРЕЛОВСКИЙ, «Ближний Север…»

Роман ЛЕВИН. «Июнь сорок первого года…»

Юнна МОРИЦ. Золотые дни. Издалека. «Пах нут сумерки белилами…»

Олег ДМИТРИЕВ. Песня лета. Расстанная. Отъезд из дома друга. Песенка возвращения. Волшебник.

Игорь ВОЛГИН. «Во дворах проходных и в парадных…»………..

Владимир САВЕЛЬЕВ. «Отцовской шашке ныне в утиль, видать, пора…». Я вас люблю

Вийви ЛУЙК. «Ты же ведь знаешь…». «Когда обнажатся деревья…». «Встречая нежданно тихий взгляд…». «О, если буду я еще самой собою…». Перевела с эстонского Э. Т а м м

Галина НИКУЛИНА. Трое в одной мастерской

(К нашей вкладке)

КРИТИКА

Ю, СМЕЛКОВ. Взгляд со стороны. (Дневник критика)

Г. ЦЫБИЗОВ. Я думать о тебе люблю…

(Жизнь — песня)

3. ПАПЕРНЫИ. Светлов и романтика (Встречи)

Владимир ОГНЕВ. Реалистическая публицистика (Поговорим о прочитанном)

Эрнст ГЕНРИ. Тайный фронт.

НАУКА И ТЕХНИКА

М. В. ДАНИЛЕНКО. «Я иду к врачу»

ПИСЬМО ИЮЛЯ

Людмила ЛАПКО, Аркадий ЛЕСНОЙ, Витали РАСЛОВ, Георгий ГУЛИА, О вкусах и прочем.

ПУБЛИЦИСТИКА

Первые шаги вместе.

Елена ТОКАРЕВА. Таежные люди.

Николай ЧЕРКАШИН. След перископа.

Марк ГРИГОРЬЕВ. Красивое на стройке (Беседа с художником-оформителем нового Тобольского вокзала Германом Черемушкиным)

Анатолий КРЫМ. Карнавал.

СПОРТ

Н. ШКОЛЬНИКОВА. Двое из Дубны

ЗАМЕТКИ И КОРРЕСПОНДЕНЦИИ

В. СЛАВКИН. «То, что надо!».

НАШИ ПУБЛИКАЦИИ

Михаил БУЛГАКОВ. Неделя просвещения 

---

Но вот перед нами недавно вышедшая повесть Стругацких «Пикник на обочине».

Захватывающих приключений в повести хоть отбавляй. Но героя Рэда Шухарта, преодолевшего все препятствия, здесь ждет не победа, как полагается в приключенческом романе, а самое большое в его жизни поражение. Вот он с огромным трудом, рискуя жизнью и пожертвовав жизнью другого человека, добрался до самого главного, куда он стремился, — до Золотого Шара, исполняющего любые желания. Сидит перед ним и думает: чего же пожелать? «Дело непривычное — думать, вот в чем беда. Что такое «думать»? Думать — это значит извернуться, с финтить, сблефовать, обвести вокруг пальца, но ведь здесь все это не годится… Расплатиться за все, душу из гадов вынуть, пусть дряни пожрут, как я жрал… Не то, не то это… То есть то, конечно, но что все это значит? Чего мне надо-то? Это же ругань, а не мысли. Он похолодел от какого-то страшного предчувствия… Господи, да где же слова-то, мысли мои где?.. Подлость, подлость… И здесь они меня обвели, без языка оставили, гады…»

Только что на глазах Рэда погиб парень, которого он взял с собой специально, чтобы тот проложил ему путь к Золотому Шару. Парень бежал к нему и кричал: «Счастье для всех!.. Даром!.. Сколько угодно счастья!.. Никто не уйдет обиженный!..» Рэд сидит, думает, пытается вспомнить, что говорил ему Кирилл Панов, советский ученый, погибший в Зоне, и не может: «Шпана… Как был шпаной, так шпаной и состарился… Вот этого не должно быть! Ты слышишь? Чтобы на будущее это раз и навсегда было запрещено! Человек рожден, чтобы мыслить (вот он, Кирилл, наконец-то!..). Только ведь я в это не верю. И раньше не верил и сейчас не верю, и для чего человек рожден — не знаю. Родился — вот и рожден. Кормятся кто во что горазд. Пусть мы все будем здоровы, а они пускай все подохнут. Кто это — мы? Кто — они? Ничего же не понять».

Человек с ужасом осознает, что он не умеет думать. Правда, он повторяет Золотому Шару слова того парня, которого он послал на смерть: «счастье для всех, даром, и пусть никто не уйдет обиженный!» — но, честно говоря, это довольно расплывчатая формула. Социальная и духовная безграмотность в век научного прогресса и технических чудес — вот что страшно, вот о чем пишут Стругацкие. И дело тут не в необразованности Рэда, не в том, что ему не хватает культуры и эрудиции. Среди персонажей «Пикника на обочине» есть знаменитый ученый Валентин Пильман — он сидит в кабачке, куда нередко заглядывает и Рэд, с удовольствием разглагольствует о цели и смысле Посещения, выдвигает остроумные гипотезы. Но и высоколобый профессор и отщепенец примерно одинаково социально безграмотны. К чему это может привести? Заглянем в другую повесть Стругацких — «Отель «У погибшего альпиниста» — там пришельцы из космоса, представители высокоразвитой цивилизации… помогают политическим бандам: те убедили их, что борются за счастье человечества…

Я не сравниваю «Пикник на обочине» с романом Хемингуэя «Иметь и не иметь». Но герои обеих этих книг — сильные, незаурядные люди, которым приходится преступать закон, чтобы заработать себе на жизнь. И оба слишком поздно понимают, что с ними сделало общество, в котором они живут, — вспомним последние слова Гарри Моргана: «Человек один не может. Нельзя теперь, чтобы человек один».

Так что фантастическая повесть посвящена актуальнейшей теме — опасному разрыву между интеллектуальным и социально-этическим развитием человека в современном мире. И именно фантастическая ситуация, созданная Стругацкими, дает возможность не публицистического, но художественного решения: финальный монолог Рэда Шухарта — это открытие характера, глубокое и точное исследование личности.

Взгляд со стороны оказывается художественно продуктивным — не менее, чем во времена Вольтера и Свифта.

Вот такой может быть сегодня приключенческая фантастика — та самая, от которой многие по привычке ждут только «хорошо закрученного» сюжета. Такое направление долго было абсолютно преобладающим в фантастике, однако не случайно в последнее десятилетие все более интенсивно развивается иная фантастика — философская: приключенческий сюжет уже не вмещает в себя новое содержание.

Собственно, и в «Пикнике на обочине» приключения Рэда Шухарта — не более чем повод для разговора о том, что есть человек: не случайно он терпит наибольшее поражение в момент самой крупной «приключенческой» победы: добраться до Золотого Шара невероятно трудно, почти невозможно. Правда, здесь Стругацкие хотя бы поддерживают сюжетный интерес: до последнего момента мы не знаем, деберется Рэд или не доберется.

Но вот мы читаем роман Станислава Лема «Голос Неба» — тоже, по сути, о Посещении. Одна из обсерваторий США приняла сигнал внеземной цивилизации. Естественно, факт этот моментально засекречивается, и создается группа ученых — «Проект «Голос Неба» (по аналогии с Манхэттенским проектом— группой, работавшей в годы второй мировой войны над созданием атомной бомбы). Повествование ведется от лица одного из участников проекта, знаменитого математика профессора Хоггарта — на первых же страницах своих записок он говорит о том, что задача не была решена, сигнал расшифровать не удалось.

Стандартный фантастический роман на эту тему чаще всего строится, так сказать, в обратном порядке — он весь посвящается именно истории поиска, гипотезам и экспериментам, а в финале — победа или поражение. Снимая сюжетный интерес, Лем подчеркивает самое для него важное — причины поражения. Причины не частные (скажем, кому-то из ученых не хватило проницательности или подвела интуиция), но общие — коренящиеся в самом существе человека.

Расшифровка небольшой части сигнала позволяет синтезировать некое вещество, поддерживающее свое существование за счет ядерных реакций (как живая ткань за счет обмена веществ). Потом выясняется, что с помощью этого вещества можно мгновенно вызвать ядерную реакцию в любой точке земного шара, — возникает волнующая военных преступников перспектива создать некое сверхоружие. Пентагон, естественно, тут же берет на себя руководство работами, но все кончается ничем, потому что с увеличением расстояния возрастает рассеяние: ядерную реакцию вызвать можно, но не в какой-то определенной точке, а в любом пункте весьма обширной территории, то есть оружие будет поражать и своих и чужих.

Из неудачи со сверхоружием Хоггарт делает для себя вывод: Отправители — кто бы они ни были — сделали невозможным использование их посланий во зло. «Отправитель имел в виду определенных существ, определенные цивилизации, но не все… Какие же цивилизации являются настоящими адресатами? Не знаю. Скажу только: если эта информация, по мнению Отправителей, не относится к нам, то мы ее и не поймем».

«Не относится» — это сказано не об интеллекте земных ученых, не об уровне развития науки (ведь частично все же расшифровали сигнал). В безднах Вселенной Лем помещает разум, наделенный прежде всего социально-этической мудростью — и с этой, космической, точки зрения становится особенно наглядной нелепость, безумность мира, в котором сигнал, миллионы лет пронизывающий Вселенную, засекречивается и упрятывается в сейфы.

Однако не только о политике здесь речь, не только о пентагоновских генералах. Хоггарт говорит о себе: «Основными чертами своего характера я считаю трусость, злобность и высокомерие. Однако же лет с сорока я веду себя как человек отзывчивый и скромный, чуждый профессиональной спеси, потому что я очень долго и упорно приучал себя именно к такому поведению». Человек, стало быть, способен победить в себе зло (не потому ли именно этому человеку приходит в голову мысль о том, что мы еще просто «не доросли» до контакта с высокоразвитым и гуманным разумом?) — но как еще велико расстояние от этой единичной победы до уничтожения зла в мире! Тот же Хоггарт признается, что «никогда не умел преодолевать межчеловеческое пространство», и спрашивает себя: «Что сталось бы с нами, умей мы на самом деле сочувствовать другим, переживать то же, что они, страдать вместе с ними?.. Если б от каждого несчастного, замученного человека оставался хоть один атом его чувств, если б таким образом росло наследие поколений, если б хоть искорка могла пробежать от человека к человеку, — мир переполнился бы криком, в муках исторгнутым из груди».

И крик этот, крик сострадания — продолжим мы мысль писателя — может быть, приблизил бы человечество к той социально-этической высоте, на которой стал бы возможен контакт с иной цивилизацией. Мне вспоминается тут один американский фантастический рассказ, в котором контакт этот осуществляется благодаря… собаке. Она попадает к пришельцам из космоса, те исследуют ее мозг, обнаруживают в нем огромную любовь к человеку, своему хозяину, и решают, что с существами, способными внушить своим домашним животным такую любовь к себе, можно жить в мире.