Ирина Лобановская - Простри руце Твои..

• Название: Простри руце Твои..
• Автор: Ирина Лобановская
• Жанр: Современная проза

Газетная заметка звучала предельно кратко. Привычная журналистская недосказанность, незнание начинающего или небрежность опытного писаки и характерная бессвязность: "Из собора карельского города N. похищен чудотворный список Смоленской иконы Божией Матери XVII века. Кража произошла ночью, когда во всем городе из-за аварии не было электричества. Воры проникли в храм через окно. По преданию более двухсот лет назад возле Успенской церкви на камне горожанам явился чудотворный список Смоленской иконы Божией Матери. В двадцатые годы прошлого века во время закрытия церквей образ вывезли из собора, и вновь икона заняла свое место только через семьдесят лет"....

---

- Кто это? - спросил Георгий Семенович продавщицу.

Его здесь все знали.

Продавщица хихикнула в ладошку.

- В грузчики приходил наниматься...

Леднев изумился.

- Вот этот?! В грузчики?!

- Ага! Его жена выгнала, а на его место, в супружескую постель, молодого хахаля привела. Он у нас тут электриком. А Альберт - мужик хороший, безропотный. Роман пишет.

- Вот этот?! Роман?! - снова изумился Георгий Семенович, кинув взгляд в окно.

Лысый мужичок по-прежнему смотрел перед собой. Лицо - как засунутое на время в бутылку.

- А чего такого? - вдруг обиделась продавщица. - Нынче все пишут. А он не хуже других, даже лучше, не верите вы мне!

Георгий Семенович сделал покупки и вышел на улицу. Подошел к странному мужичку.

- Вас как звать-величать?

Мужичок молчал.

- Альберт, а дальше? По батюшке-то как?

Коротышка молчал.

- В сумке-то у вас что? Тяжелая, кажется. Вы бы ее поставили.

- Роман... - вдруг хрипло выговорил он. - Дело всей жизни...

- Ладно, подбирай шапку, писатель. Я тебя усыновляю! - объявил Леднев. - Были две девки, теперь еще сынок прибавится.

И Альберт, отчества которого никто так и не узнал, попал на дачу. И зажил там в свое удовольствие, работая сторожем и сочиняя свою бесконечную эпопею.

- Что характерно - эти неравные браки, когда двадцатипятилетний внезапно женится на даме в возрасте своей матери. Мужчины системы "старушатник". Одна из форм материнского комплекса, - объяснял отец дома. - Есть и женщины системы "стариканщица". Пример - странный второй брак вдовы президента Кеннеди, Жаклин, выскочившей замуж за мультимиллионера Онассиса, годившегося ей не то что в отцы, а в дедушки.

Альберт страшно радовался, когда приезжали хозяева. Во-первых, благодетели, во-вторых, развлечение. Он немного скучал - сторожа соседних дач его игнорировали, словно им брезговали и презирали. За что - непонятно.

А потому, когда Ледневы выбирались за город, они готовились к длинным беседам с оживленным летописцем, спешившим поделиться творческими успехами и планами. А планов у него было - громадье! При этом он привычно весело подпрыгивал, напевая. Последняя жалкая, выцветшая от невзгод и годочков прядочка на его голове - двадцать три волосенка - тоже подскакивала в такт Альбертиным прыжкам. Он холил, ревностно лелеял, из последних сил берег этот кустик оставшихся волос, старательно и нежно расчесывал, ласково мыл, хотя с точки зрения любого здравомыслящего человека, владеющего бытовой логикой, уцелевшие хилые волосенки следовало давным-давно сбрить, чтобы не мучиться и не смешить народ.

- Каждый писатель должен помнить о докторе Франкенштейне, - рассуждал Альберт. Он любил пофилософствовать. Особенно располагала к этому загородная тягучая жизнь. - Увлекшись эстетикой, неконтролируемыми чувствами и творческими образами, ты можешь создать такое, от чего потом смерть покажется избавлением, если твое создание выйдет в мир и натворит там дел в силу своих способностей. А все из-за чего? Из-за того, что ты не в меру увлекся и не подумал о нравственной стороне и о том пределе, который нельзя переступать. Голем - очень поучительная еврейская легенда. Она повествует, как мудрый раввин Лев бен Безалил, из средневековой Праги, вылепил из глины слугу, при помощи каббалы вдохнул в него душу и поручил ему защищать евреев от антисемитизма. Но оживший Голем вдруг почему-то начал лупить самих евреев. И так же, как Голем, повернулась против евреев и советская власть, которую они создали своей марксистской каббалой. А потом, несколько веков спустя, другой ученый создал другого монстра, по сути - тоже голема, только более мощного. И фамилия этого ученого была - Франкенштейн.

Отец тоже начинал впадать в ненужные размышления по поводу:

- Для чего пишет писатель? Прежде всего, чтобы достичь известности, чтобы его читали. Но этой известности сотни недостойных быстро добиваются случаем, происками и родственностью натур, в то время как один достойный идет к ней медленно и доходит поздно. Первые имеют друзей, потому что сволочь всегда есть в толпе и тесно придерживается друг друга. Второй наживает лишь врагов, потому что умственное превосходство везде и при всех условиях - самая ненавистная вещь на свете, особенно для бездарных тружеников, тоже мечтающих что-нибудь значить на том же поприще.

- Ты бы уж Альберту все это не высказывал! - советовала Ксения. - Возомнит себя великим, а потому и непечатаемым.

Но отец не слушал.

- Ведь не видит червяк птицы в небе! А люди, несчастные и бестолковые, ждут похвал их уму и творениям. От кого? От тех, у большинства которых столько же способности к правильному суждению и оценке, сколько у кастрата к оплодотворению. Они не могут отличить истинного от неистинного, зерна от мякины. И потому все правдивое и отличное, появляясь на свет, прежде всего, встречает на пути дурное, которое занимает его место и считается превосходным. И здесь главное - не обращать никакого внимания ни на своих современников, ни на их мнения и воззрения, ни на их похвалы и порицания. Знатность и богатство всегда могут рассчитывать на почет в обществе, но никак не духовные способности.

Георгий Семенович на старости лет увлекся Шопенгауэром. И твердил:

- На свете существует три аристократии: аристократия рождения и ранга, денежная аристократия и аристократия ума и таланта.

К какой он относил себя, Леднев скромно умалчивал.

Ксеня вспомнила все это и вздохнула.

- Съезди, пожалуйста... - канючил отец. - Что тебе стоит на машине? Здесь недалеко. Мы так давно там не были. Проведаешь дом и моего "сыночка".

И Ксения сдалась.

16

Что сказал тогда, осенью, отец Андрей, выслушав рассказ об Ольге?

- Это несчастье... Как сложно порой складываются и как раскалываются судьбы людские... Надо же, какой способ выдумал - будто погиб! Пришло ведь такое в голову... И вроде с благими, высокими целями... Господу послужить... Знаете, Ксения, это очень тяжкий вопрос - как и почему вдруг разумное и доброе, не успев стать вечным, перерождается в свою полную противоположность. Вопрос об относительности благих наших намерений и деяний... И вечная опасность фарисейства. Апостол Павел говорил, что он не творит добра, которого хочет, зато все время творит зло, которое ненавидит. Когда-то фарисейство не имело никакого негативного смысла. Наоборот, считалось нравственно высоким и чистым, почти вершиной в религии иудеев. Но выше и нельзя было подняться на основе окаменевших законов Ветхого завета. Фарисеи - это ведь религиозные наставники еврейства.

- И против этого высокого и чистого фарисейства, как вы говорите, восстал Христос? - фыркнула Ксения и столкнулась глазами с батюшкой. - Разлюби твою... ой, простите, отец Андрей.

Отец Андрей хитровато улыбнулся в бороду.

- Да, представьте себе, восстал. И тогда столкнулись два Завета, две правды, два закона - старый и новый. Здесь еще налицо парадокс евангельской морали, его сразу трудно осмыслить. В Евангелии мытари и грешники - выше фарисеев, нечистые выше чистых, не исполнившие закон выше его исполнивших, последние выше первых, погибающие выше спасенных... Помните притчу о мытаре и фарисее? Мытарь - то примерно то же самое, что полицай в Великую Отечественную. Человек, перебежавший к врагу и собирающий для оккупантов со своих соотечественников дань. Пример человеческого падения. Так почему же мытарь прощен? Этот парадокс часто объясняют так: грешник смиренен, фарисей горд, а христианство - религия смирения. Но это объяснение неполно. Неожиданно выяснилось, что исполнение закона не спасает. Да, закон появился в результате греха, но он не в силах вывести человека из того мира, в который он попал, сорвав плод с древа познания добра и зла. Фарисейство потому и осуждается в Евангелии, что не нуждается в Спасителе и спасении, как нуждаются мытари и грешники. Фарисейство - это отрицание искупления и Искупителя. Согласно этике закона, человек становится хорошим, потому что исполняет закон. В действительности человек делает добрые дела, потому что он хорош. Вера в то, что внешние средства спасут, - настоящее обрядоверие, почитание буквы, а не духа. Ох, эти ритуалы и требования! - отец Андрей поморщился. - Эти предписания: с какой ноги вставать, какой рукой держать святую воду, как есть просфору... Разве это главное? Суть в том, меняется человек или нет. И не надо заковываться в форму, потому что она тебя задушит, если она не твоя естественная. Я слышал об одном послушнике, "порадовавшем" настоятеля тем, что научился класть по триста поклонов подряд. Настоятель иронически справился: "Ну, и что? Разве ты от этого стал лучше? Ты нелепое дело брось - триста поклонов! Над душой трудись!" А как вы думаете, в какую эпоху мы живем?

- Капитализма, - выпалила Ксения.

Батюшка расхохотался.

- Сейчас все только об этом! Невоспитанные мысли. А я о другом. Мы с вами живем не в эпоху атеизма и не в эпоху христианства, а во времена новой волны язычества. Да-да, не удивляйтесь. Именно оно снова предлагает нам, истосковавшимся без Бога, самые простые, даже примитивные методы завоевания власти в духовной сфере. Власти, порабощающей личность, ведь оккультизм - уход от личной ответственности. Православие обладает глубиной и сложностью, отличается от других конфессий традицией нелегкого, творческого и таинственного становления личности. А в оккультных книгах все пересыпано обещаниями о мировой гармонии, познании тайн Вселенной, обретении счастья... Настоящая идиллия. Только когда вы прочитываете подобную книгу от и до, убеждаетесь, что она на редкость пуста и туманна. А тайна осталась тайной.