Михаил Ямпольский - Демон и Лабиринт (Диаграммы, деформации, мимесис)

• Название: Демон и Лабиринт (Диаграммы, деформации, мимесис)
• Автор: Михаил Ямпольский
• Жанр: Публицистика

---

Ямпольский Михаил Демон и Лабиринт (Диаграммы, деформации, мимесис)

Михаил Ямпольский

Демон и Лабиринт

(Диаграммы, деформации, мимесис)

ОГЛАВЛЕНИЕ

ВВЕДЕНИЕ

Глава 1. КОНВУЛЬСИВНОЕ ТЕЛО: ГОГОЛЬ И ДОСТОЕВСКИЙ

Глава 2. КОНВУЛЬСИВНОЕ ТЕЛО: РИЛЬКЕ

Глава 3. ЛАБИРИНТ

Глава 4. ВОЗВРАЩЕНИЕ ДОМОЙ: РАЗЛИЧИЕ И ПОВТОРЕНИЕ

Глава 5. ЧУЖОЙ ГОЛОС, ЧУЖОЕ ЛИЦО

Глава 6. МАСКА, АНАМОРФОЗА И МОНСТР

Глава 7. ЛИЦО-МАСКА И ЛИЦО-МАШИНА

Глава 8. ТАНЕЦ И МИМЕСИС

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

ПРИЛОЖЕНИЕ

1. Антонен Арто. Страдания "dubbing'a"

2. Хорхе Луис Борхес. По поводу дубляжа

Использованная литература

ВВЕДЕНИЕ

В этой книге собраны этюды, объединенные одной темой. Все они посвящены отражению телесности в культуре. Телесность же рассматривается под определенным углом зрения. Меня интересовали различные формы деформации тела. Само по себе понятие деформации требует уточнения. Я вовсе не имею в виду существование некой "нормы", по отношению к которой происходит деформация -- нарушение, искажение этой нормы. Под деформацией я понимаю некий динамический процесс или след динамики, вписанный в тело В таком контексте деформацией может быть любое движение, любое нарушение первоначального стазиса -- от гримасничанья и смеха до танца и блуждания в потемках.

Движение, о котором в книге говорится постоянно, должно, однако, каким-то образом фиксироваться, сохранять деформацию как след В интересующем меня аспекте след движения неразрывно связан с понятием "поверхности". В главе 6 книги упоминается один текст Леонардо да Винчи, в котором тот анализирует понятие поверхности как некой границы, не принадлежащей ни одному телу и одновременно принадлежащей двум "телам", например, воде и воздуху над ней (Леонардо 1954 73--76). Причем тела эти, как указывает Леонардо, неразделимы -- нельзя поднять воздух над водой, не поднимая вслед за ним самой воды. Это явление объясняет образование ряби и волн на поверхности жидкости Волны оказываются не чем иным, как отражением на воде движения воздушной массы (ветра). При этом деформация воздуха как отпечаток воспроизводится в воде лишь благодаря существованию поверхности -- общей границы между телами

Эти размышления Леонардо стимулировали мою работу над некоторыми аспектами "поэтики деформаций". Деформации всегда возникают на поверхности (в глубинах воды рябь невозможна) и всегда касаются двух тел, между которыми располагается поверхность. Такое понимание деформации позволило связать ее с воздействием сил, нередко чисто физических. Упомянутые в подзаголовке книги "диаграммы" отсылают именно к силовой стороне деформаций Под диаграммой я понимаю как раз след динамического процесса, невозможного без приложения сил.

Но главное, размышления Леонардо позволили подойти к описанию деформаций телесности вне системы психологических мо

5

тивировок. Вопрос, который я задал себе несколько лет назад, когда начал работать над этой книгой, и ответ на который приходил лишь постепенно, может быть сформулирован следующим образом: "Что означают телесные деформации, например, гримасы или конвульсии?" С самого начала для меня было ясно, что такого рода деформации не могут быть объяснены в терминах психологии, что тело здесь функционирует наподобие машины, вне сознательных психологических мотивировок. Гораздо более адекватным выглядело объяснение в рамках представлений о миметизме. Тело как будто повторяет поведение иного тела. Мой друг, философ Валерий Подорога предложил понятие "психомиметического события", то есть такого телесного события, когда, например, скорость письма (в частности, у Достоевского) через миметические механизмы передается телу персонажа, которому приписывается повышенная динамика. Но эта же скорость письма воздействует на читателя, включая его в сферу "психомиметического события".

Разным формам миметизма посвящены в основном первая, вторая и восьмая главы книги. Однако само понятие поверхности позволило представить себе миметический процесс не просто как некое подражание, а именно как "впечатывание" оттиска в поверхность, то есть в границу, разделяющую два тела и принадлежащую одновременно обоим телам. Толчком к такому пониманию миметизма послужили некоторые наблюдения Жана Пиаже над практикой имитации в раннем детстве. Пиаже заметил, что у новорожденных плач другого ребенка вызывает "голосовой рефлекс из-за смешения со своим собственным плачем" (Пиаже 1962 - 7) Речь идет о неком первоначальном неразличении между своим телом и телом другого. Постепенно, однако, такая ассимиляция чужого тела опосредуется Движения чужого тела начинают проецироваться на внутреннюю схему тела, которую усваивает ребенок Таким образом, различие между собой и другим начинает формироваться как различие между внешним (чужое, видимое тело) и внутренним (свое, невидимое тело) Происходит, следуя Пиаже, "постепенная ассимиляция видимых движений лиц других с невидимыми движениями собственного лица ребенка" (Пиаже 1962: 30). Пиаже указывает, что до определенного момента зевание других не заразительно для ребенка, так как "не существует прямого соответствия между визуальным восприятием ребенка рта других и осязательно-кинестетическим восприятием собственного рта" (Пиаже 1962: 41).

Миметизм становится эффективным тогда, когда внешнее (чужое тело) обретает общую поверхность с внутренним (схемой собственного тела). Тогда движения других накладываются на тактильно-кинестетические схемы самого субъекта. Метафорически выражаясь, движения воздуха приводят в движение воду лишь тогда, когда

6

они оказываются соединенными общей поверхностью. Приведу определение поверхности, данное Леонардо. На мой взгляд, оно хорошо выражает функционирование поверхности в миметическом процессе:

"...Поверхность -- это общая граница двух тел, которые не продолжают друг друга, она не является частью ни одного из этих тел, потому что, если бы она была такой частью, она бы имела делимую толщину, в то время как она неделима и ничто не отделяет эти тела друг от друга" (Леонардо 1954: 76).

Поскольку деформация всегда возникает на поверхности (глубина воды остается нетронутой), она всегда связывает между собой два тела, две среды, она всегда связана с силами, приложенными из одной среды по направлению к другой, а потому она диаграмматична и, конечно, миметична. Деформация поэтому всегда включает в себя два тела, одно из которых действует как печать, а второе выступает в качестве отпечатка.

Отсюда проходящий через большинство этюдов этой книги мотив двойника, но двойника особого. Речь идет не просто о копировании одного тела другим (подобно отражению в зеркале), а о воздействии одного двойника на другого. В большинстве случаев такой двойник определяется в книге как "демон"1. "Демон" -- это силовая миметическая копия тела, чье сходство с ним выражается прежде

________

1 Я назвал миметического двойника "демоном" отчасти вслед за Гете, который пытался определить некую витающую в воздухе силу, пронизывающую формы и тела, воздействующую на течение времени и конфигурацию пространства. Гете вспоминает, что мучительно не мог подобрать подходящего слова и в конце концов остановился на "демоне". Я испытал примерно такие же лингвистические трудности и потому решил последовать примеру Гете. Приведу тот фрагмент из "Поэзии и правды", который побудил меня к такому решению. Гете пишет о себе в третьем лице, как бы "демонически" удваивая собственную нарративную позицию:

"Ему думалось, что в природе, все равно -- живой и безжизненной, одушевленной и неодушевленной, он открыл нечто дающее знать о себе лишь в противоречиях и потому не подходящее ни под одно понятие и, уж конечно, не вмещающееся ни в одно слово. Это нечто не было божественным, ибо казалось неразумным; не было человеческим, ибо не имело рассудка; не было сатанинским, ибо было благодетельно; не было ангельским, ибо в нем нередко проявлялось злорадство. Оно походило на случай, ибо не имело прямых последствий, и походило на промысел, ибо не было бессвязным. Все ограничивающее нас для него было проницаемо; казалось, оно произвольно распоряжается всеми неотъемлемыми элементами нашего бытия; оно сжимало время и раздвигало пространство. Его словно бы тешило лишь невозможное, возможное оно с презрением от себя отталкивало.

Это начало, как бы вторгающееся в другие, их разделявшее, но их же и связующее, я назвал демоническим, по примеру древних и тех, кто обнаружил нечто сходное с ним. Я тщился спастись от этого страшилища и, по своему обыкновению, укрывался за каким-нибудь поэтическим образом" (Гете 1976: 650).

7

всего в общих деформациях, в общей поверхности, даже если эта поверхность носит условный характер2.

Двойник, однако, не обязательно принимает форму демона. Чаще всего он является неким отпечатком, импринтом в самом пространстве, окружающем тело. В этом смысле он является буквально негативным отпечатком, а не позитивной, телесной копией. На первый взгляд, такое представление о пространстве как о своего рода массе, несущей в себе отпечатки тела, кажется экстравагантным (хотя Леонардо даже говорит об отпечатках, сохраняющихся в воде). В действительности дело обстоит гораздо проще, чем может показаться из моего путаного объяснения.