Анатолий Каледин - Очерки истории охоты

• Название: Очерки истории охоты
• Автор: Анатолий Каледин
• Издательство: Прима-пресс Экспо
• Жанр: Природа и животные
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-9900774-2-3

Книга написана кандидатом биологических наук, членом-корреспондентом РАЕН, Заслуженным экологом Российской Федерации А.П. Калединым. В ней обобщены материалы по истории охоты из литературных и ведомственных источников.

Книга предназначена для специалистов охотничьего, лесного, сельского хозяйства, а также преподавателей и студентов профильных вузов и широкого круга читателей.

Рецензенты:

Г.И. Блохин – доктор сельскохозяйственных наук, профессор, академик РАЕН, заведующий кафедрой зоологии ФГОУ РГАУ-МСХА им. К.А. Тимирязева;

В.К. Мельников – доктор сельскохозяйственных наук, профессор кафедры охотоведения ФГОУ ВПО «Вятская государственная сельскохозяйственная академия», академик РАЕН, Заслуженный деятель науки Российской Федерации;

Е.Г. Мишвелов – доктор биологических наук, профессор кафедры экологии и природопользования ФГОУ ВПО «Ставропольский государственный университет».

Рекомендована к изданию учебно-методической комиссией Зооинженерного факультета РГАУ-МСХА им. К.А. Тимирязева. Протокол №12 от 25 декабря 2009 г.

---

Еще Лука Жидята в 1036 г. убеждал новгородцев не есть нечистой дичи: «Братия, не ядите скверну».

В вопросах Кирика, предложенных епископу Нифонту, сообщается, что смерды по селам новгородской области едят веверичину: «Оже то друзии ядять веверичину и ино». И там же Кирик спрашивает: «Можно ли в праздник убивать птиц, рыб и других земных животных?» – дан епископом такой ответ: «В день Господень человек должен идти в церковь, потому что это праздник; однако ж, если того требуют людские нужды, то можно убивать» (Герберштейн).

В послании епископа Никанора к Святославу от 1121 г. мы находим следующий упрек еретикам-латинянам: «Давленину ядяще и звероядину, и мертвечину и кров, медвежину и веверин, и бобровину и вся гнуснейшая сего».

В Западной Европе мясо бобра не только использовалось в пищу, но и высоко ценилось: будучи животным водным, бобр признавался постной пищей и употреблялся у католиков во время постов.

В новгородском чиновнике XIV века встречается пункт, ставившийся как особый вопрос исповеднику: «Не ядал ли векшину или бобровину или конину в поганий?»

Невзирая на церковное обличение, предки наши всегда ели разнообразное мясо, и в списке их кушаний дичь занимала не последнее место. Не пропадали даром и перья добываемых на охоте птиц. Джон Мильтон повествует, «что русские продавали перья водившихся на Печоре птиц и мясо их солили впрок на зиму».

В «Слове о богатом и убогом», относящемся к XII веку, есть описание обеда богача, из которого ясно, что в то время употреблялось в пищу мясо зайцев, оленей, кабанов, из птиц – тетеревов, рябчиков, журавлей и куропаток. Над приготовлением кушаний трудились «множество сакачии (поваров) работающее и делающее с потем».

Описывая обеды Василия III Иоанновича, Герберштейн говорит, что жареные журавли в мясоед подаются гостям первым блюдом. Трех из поставленных перед ним князь резал ножиком, пробуя, который из них лучше и предпочтительнее других. «Сюда подливали уксусу, прибавляли соли и перцу, ибо употребляли это вместо соусу или похлебки».

В 1597 г. к столу австрийского посла из кормового дворца отпускали: восемь блюд лебедей, восемь блюд журавлей с пряным зельем, несколько петушков рассольных с имбирем, куриц бескостных, тетеревов с шафраном, рябчиков со сливами, уток с огурцами, гусей с пшеном сарацинским, зайцев в лапше и в репе, мозги лосиные и пр.

Следует отметить, что шафран, перец, уксус, лук и соль в больших дозах служили любимой приправой для кушаний наших предков. Иностранцам русская кухня не нравилась, и Флетчер (XVI в.), например, называет ее грубой.

Известно, что князья и простолюдины смотрели на охоту иначе, чем духовенство, более практично. Так, Владимир Мономах хорошо выразил народную мысль об охоте, когда по поводу обилия зверей и птиц сказал: «Все же то дал Бог на угодье человеком, на снедь, на веселье». Князья прекрасно понимали важное значение охоты, бытовое и воспитательное. Это очень хорошо подтверждается фресками Софийского собора в Киеве.

В 1037 г., в княжение Ярослава Мудрого, на Киев напали печенеги, но были наголову разбиты Ярославом в союзе с варягами и новгородцами. В память этого события на месте самой страшной сечи с печенегами Ярослав построил храм в честь святой Софии, расписанный греческими художниками. Причем две лестницы, которые вели на хоры, были расписаны изображениями княжеской охоты, княжеского суда и народных увеселений.

Особое место в русской охотничьей культуре занимали и занимают псовые охоты и охоты с ловчими птицами. Вот их краткая история.

«Псовая охота – лихая забава наших предков – ещё и в настоящее время тешит сердца русских охотников, дорожащих заветами старины...» – писал в конце XIX века Д.П. Вальцов, посвятивший 20 лет своей жизни знаменитой Першинской охоте Великого князя Николая Николаевича. И действительно, псовая охота, то есть травля и ловля зверя без ружья борзыми собаками, именно в нашей стране была неотделима от культуры, традиций, обычаев и нравов русского общества. Своими корнями она уходит в XV век и ранее. Страстными псовыми охотниками были многие русские цари. При Василии III в поля выезжало до 300 всадников с борзыми, и его сын Иван Грозный соблюдал ту же людность и пышность, что и отец. У Петра II, который почти всё свое короткое царствование провел в охотничьих забавах, в 1729 г. было 420 борзых и 200 гончих. Елизавета I, жившая под девизом «охотиться должны все», ночами могла не спать, предаваясь псовой охоте. У Анны Иоанновны в 1733 г. числилось около 800 борзых собак.

Во второй половине XVIII и первой половине XIX веков псовая охота становится неотъемлемой частью русского дворянского усадебного быта. По словам Л.П. Сабанеева, «в те времена почти каждый самостоятельный помещик вменял себе в обязанность держать борзых и гончих, иногда в значительном количестве». Долгое время псовая охота была комплектной, то есть состояла из стаи гончих (18-40 собак), 5-12 свор борзых (по 2-3 собаки на своре), 11-19 верховых и 8 упряжных лошадей, 27-35 чел. обслуживающего персонала – ловчих, доезжачих, борзятников, выжлятников, корытных, конюхов, поваров и др. Поэтому неудивительно, что после отмены крепостного права комплектная охота становится для дворян непозволительной роскошью. Остаются только «мелкотравчатые» охотники, то есть «травящие по мелкому», без гончих, с 1-2 сворами борзых.

Русская псовая охота с её многовековой историей – это целая наука, с особыми действующими лицами, порядками, правилами поведения, терминами. Язык псовой охоты настолько полон характерных и своеобразных слов, что обычному человеку порой непонятен. Вот несколько примеров, чтобы оценить его меткость, точность, образность и красочность. Время охоты на зайца ранней весной называлось «брызгами», а поздней – «пожаром». «Заяц сел на дорогу и стал отрастать» означает, что он достиг дороги и по ней стал удаляться от борзых. «Борзая злыми ногами спеет к зайцу» – значит жадно, изо всех сил. «Борзая рыскуча – по ножам ловит» – о собаке, которая хорошо ловит зверя по мерзлому грунту. «Катает со щеки на щеку» – о борзой, которая заставляет зайца метаться перед её носом из стороны в сторону. Об умершей борзой говорят – «истратилась, сгасла, завяла». И, наконец, фраза «поворотила зайца ушами назад» означает, что борзая заставила зайца бежать в обратную сторону. В первые послереволюционные годы известным экспертом по борзым и гончим В.С. Мамонтовым был написан «Толковый словарь псовой охоты». Увы, неизданная рукопись бесследно исчезла.

Старинная красивая псовая охота как отображение любви русского человека к природе, бесшабашной удали, захватывающей дух скачке, конечно же, привлекала русских писателей, художников, композиторов. Темы охоты можно найти у А.С. Пушкина («Дубровский», «Граф Нулин»), Н.В. Гоголя (Ноздрёв в «Мертвых душах»), И.А. Бунина («Жизнь Арсеньева», «Антоновские яблоки», «Ловчий»). Н.А. Некрасов и А.А. Фет посвятили псовой охоте свои произведения. У Л.Н. Толстого, который сам был страстным охотником и прекрасно владел терминологией охотничьего языка, яркие, колоритные, живописные сцены охоты встречаются в романах «Война и мир», «Анна Каренина», повести «Казаки», рассказах «Охота пуще неволи», «Русак», «Отъезжее поле» и др. Своеобразной энциклопедией псовой охоты в художественной форме является книга «Записки мелкотравчатого» незаслуженно забытого талантливого писателя Е.Э. Дриянского.

Пожалуй, трудно назвать художников-пейзажистов и анималистов XIX века, которые не изображали бы борзых и охоту с ними. Среди них – В.А. Серов, Н.С. Самокиш, создавший 173 иллюстрации к четырём томам уникальной «Великокняжеской, царской и императорской охоты на Руси», ученик П.К. Клодта скульптор Н.И. Либерих, А.С. Степанов, которого М.В. Нестеров считал лучшим анималистом после В.А. Серова. Блестяще изображал борзых и гончих Р.Ф. Френц, который по знанию анатомии, повадок и особенностей характера этих собак не имел себе равных среди русских анималистов. У таких же художников, как Н.Е. Сверчков, С.С. Ворошилов, П.П. Соколов, псовая охота – самая значимая и лучшая часть их творчества.

Русские композиторы также не обошли вниманием псовую охоту. Ее отзвуки с переливами рогов и гончих стай можно услышать во «Временах года» П.И. Чайковского, опере «Псковитянка» Н.А. Римского-Корсакова.

В конце XIX – начале ХХ веков появились такие журналы, как «Охотничий вестник», «Охота», «Семья охотников», на страницах которых печатались результаты выставок и садок (т.е. испытания собак по подсадному зверю) русских псовых борзых, полемики заводчиков, увлекательные рассказы борзятников, написанные настоящим русским языком.

Главным «действующим лицом» псовой охоты является борзая. Для вида такой охоты в России была выведена специальная порода борзой – русская псовая. Установилась она в том виде, в котором она есть сегодня, немногим более 100 лет назад. Но если говорить о русской борзоподобной собаке, то можно сказать, что ей уже чуть ли не девять столетий! Так, на одной из фресок Софийского собора в Киеве изображена остроухая собака, гонящая оленя. Из архивов XI века известно, что при бракосочетании с Генрихом I Анна Ярославна привезла с собой во Францию трех собак, по описанию близких к борзым.