Олег Казаринов - Обратная сторона войны

• Название: Обратная сторона войны
• Автор: Олег Казаринов
• Издательство: Вече
• Жанр: История
• Год: 2006
• ISBN: 5-9533-1189-3

Неприглядные образы войны, такие как увечья, ранения, сумасшествие, насилие, измена и предательство, закулисные политические интриги, не принято афишировать. Их пытаются замалчивать и драпировать. Предлагаемая читателю книга, продолжающая предыдущий труд автора «Лики войны», раскрывает ужасную правду массового уничтожения человека человеком, имя которому — Война.

---

— Ecть!

Заметив, что его, очевидно, не узнают и молча таращат на него глаза, он добавил:

— Лейтенант Гире!

Все находившиеся в боевой рубке действительно не узнали его. На нем еще тлело изорванное платье. Череп его совершенно оголился, были опалены усы, бачки, брови и даже ресницы. Губы вздулись двумя волдырями. Кожа на голове и лице полопалась и свисала клочьями, обнажив красное мясо. (…)

Так продолжалось несколько секунд. Лейтенант Гире зашатался. К нему на помощь бросились матросы и, подхватив под руки, ввели его в рубку. Опускаясь на палубу, он тяжко прохрипел:

— Пить…»

До какого состояния нужно дойти, чтобы в шоке не осознавать: ты обезображен настолько, что тебя не узнают твои сослуживцы! Ведь ты продолжаешь действовать, сражаться, выполнять команды. Неужели ты превратился в страшный, ходячий кусок обгорелого мяса, на который нельзя смотреть без содрогания?!

«Блохин немедленно поднялся на мостик и, заглянув в исковерканную и полуразрушенную рубку, на мгновение остолбенел. Вся палуба в ней блестела свежей кровью. Лейтенант Дурново, привалившись к стенке, сидел неподвижно, согнутый, словно о чем-то задумался, но у него с фуражкой был снесен череп и жутко розовел застывающий мозг. Рулевой квартирмейстер Поляков свернулся калачиком у нактоуза. Лейтенант Гире валялся с распоротым животом. Над этими мертвецами, стиснув от боли зубы, возвышался один лишь командир Лебедев, едва удерживаясь за ручки штурвала. У него оказалась сквозная рана в бедре с переломом кости. Кроме того, все его тело было поранено мелкими осколками. Он стоял на одной ноге и пытался удержать крейсер на курсе, сам не подозревая того, что рулевой привод разбит и что судно неуклонно катится вправо».

Спасаясь от гибельных взрывов, от вездесущих осколков и всепожирающего огня, не в силах больше выносить все это люди невольно стремились спрятаться в недрах корабля. Происходил психологический надлом, после чего человеком овладевала апатия. Под разными предлогами члены экипажа покидали свои посты и скрывались в трюмах, в операционных пунктах старались задержаться подольше. Огромное количество раненых приводило к тому, что палубы постепенно пустели.

«Крыша с башни оказалась сорванной. По-видимому, один из снарядов разорвался в амбразуре. Внутри башни одному человеку оторвало голову, а всех остальных тяжело ранило. Послышались стоны, крики. Из башни вынесли комендора Бобкова с оторванной ногой. Лежа на носилках, по пути в операционный пункт, он, проклиная кого-то, ругался самыми отчаянными словами…

Разорвался снаряд около боевой рубки. От находившегося здесь барабанщика остался безобразный обрубок без головы и без ног. Осколки от снаряда влетели через прорези внутрь рубки. Кондуктор Прокюс, стоявший у штурвала, свалился мертвым. Были тяжело ранены старший флаг-офицер лейтенант Косинский (морской писатель, автор книжек «Баковый вестник») и судовые офицеры. Некоторые из них ушли в операционный пункт и больше сюда не возвращались…

(…)

У ее [боевой рубки] входа разорвался снаряд крупного калибра, разрушивший весь мостик. Старший штурман Чайковский и младший штурман де Ливорн были разорваны. Старший минер, лейтенант Геркен, был отнесен в операционный пункт в бессознательном состоянии. Старший артиллерист лейтенант Завалишин сам спустился с мостика, но из его распоротого живота вывалились внутренности, — он упал и через несколько минут умер. Были убиты телефонисты и рулевые. У командира Серебренникова оторвало кисть правой руки. Командовать судном он больше не мог, и его отправили в операционный пункт.

(…)

Когда его несли, он был ранен в третий раз. Осколок величиной с грецкий орех пробил ему, как определил старший врач, печень, легкие, желудок и застрял в спине под кожей. Быстро извлеченный осколок оказался настолько горячим, что его нельзя было удержать в руках».

Новиков-Прибой недаром говорил о том, что из-за специфики морского боя «об эвакуации пострадавших не может быть и речи». И поэтому «и раненые, и медицинский персонал, и все остальные люди одинаково разделяют судьбу своего корабля».

И они разделяли.

«В полдень на «Громком» был сбит стопорный клапан котла номер второй. Ошпаренные паром кочегары едва успели выскочить из кочегарки. Их отправили в носовой кубрик на перевязку, но единственный фельдшер был уже ранен в спину, с переломом позвоночника. Раненые сами перевязывали друг друга.

(…)

…Разбит перевязочный пункт в жилой палубе около сборной церкви. Раненые здесь были превращены в кровавое месиво…

(…)

Пробив флагдек и адмиральский салон, бомба разорвалась в лазарете, битком набитом тяжелоранеными и умирающими. Для многих взрыв этот, должно быть, оказался избавлением, ниспосланным с неба, потому что на корабле давно кончились анестезирующие средства. Не уцелел никто. В числе прочих погиб Маршалл — минный офицер; Джонсон — старший санитар корабельного лазарета; старшина корабельной полиции, час назад раненный осколком трубы торпедного аппарата; Бэрджесс, беспомощно лежавший, стянутый смирительной рубашкой (ночью, когда бушевал страшный шторм, он получил контузию и сошел с ума). В числе погибших оказались Браун, лежавший с раздробленным крышкой орудийного погреба бедром, и Брайерли, которого так или иначе ожидал конец: легкие у него разъело соляром».

Наверное, именно поэтому, некоторые люди полностью покорялись своей судьбе. Не все ли равно, где застигнет смерть: у зенитного пулемета, в орудийной башне, в корабельном лазарете или на самом дне трюма, в машинном отделении?

«Глаза его внезапно расширились, заметив лежавшую на баке знакомую фигуру офицера. Голова его была накрыта тужуркой. Из-под нее торчала окровавленная култышка, оставшаяся от левой руки, а правая ухватилась за якорный канат. Все узнали в нем старшего штурмана. Очевидно, он решил не расставаться с крейсером».

Сколько обреченности было в этой изуродованной фигуре! Как нужно устать от страха, чтобы лечь под обстрелом на открытую палубу и прикрыться тужуркой от летящих бомб и снарядов, как ребенок прячется, сунув голову под мамкин подол. Только чтобы не видеть бомб, не видеть взрывов, не видеть крови, страданий других людей и страшного обрубка, оставшегося от собственной руки. Уцепиться за канат, чтобы раньше времени не смыло за борт водой или не сдуло взрывной волной, и ждать конца…

Конечно, все происходящее не могло не сказываться на психике людей: куски тел, залитые кровью палубы, распространяющийся огонь, морская пучина, в которую можешь провалиться в любую минуту.

«В операционном пункте на столе лежал тяжело раненный и слабо стонал. Старший врач Макаров, штопая ему иглой пробитый сальник, выпрямился и, повернув голову к фельдшеру, хотел, очевидно, что-то сказать ему. В это время крупный снаряд ударил в правый броневой пояс, против операционного пункта. (…) В операционном пункте немногие устояли на ногах. Старший врач Макаров качнулся и свалился на оперируемого пациента. Тот визгливо завопил. В тревоге подняли головы и другие раненые. Не прошло и полминуты, как раздался второй такой же удар в правый борт. Электрическое освещение погасло. Началось общее смятение. В темноте, заглушая стоны завозившихся раненых, прокричал старший врач:

— Успокойтесь, ребята! Ничего особенного не случилось. Успокойтесь!

Санитары уже зажигали заранее приготовленные свечи. В полумраке я увидел бледные лица и налившиеся ужасом глаза. У матроса с тяжелой раной в груди началась рвота; он встал на четвереньки и, хрипя, выливал содержимое своего желудка на неподвижно лежавшего своего соседа. Другой, мотая забинтованной головой, лез на переборку и царапал ногтями железо. Бредил, дергаясь на матраце, командир судна:

— Ваше превосходительство, где ваш план боя? Увольте со службы… Подлости я не потерплю… Ваше превосходительство…

И громко командовал:

— Вызвать наверх всех кондукторов!.

Бредили и другие раненые.

Все это было настолько непривычно для меня, что кружилась голова. (…)

Медицинский персонал опять занимался своим делом. Но мне эта работа уже казалась бессмысленной. Броненосец, до сих пор охранявший нас, скоро превратится для всего экипажа в железный балласт. А не все ли равно, как опускаться в морскую пучину — с перевязанными или неперевязанными ранами?

Меня тошнило от запаха крови и лекарств. Мозг переставал воспринимать новые впечатления. Я не мог больше оставаться в операционном пункте и, ничего не соображая, полез на верхнюю палубу, усталый и безразличный к опасности».

Оказавшиеся в недрах корабля матросы не успокаивалась, а наоборот, чувствовали запертыми себя в бронированной коробке, ещё несколько минут они стремились сюда, как к спасению, а теперь чувство неизвестности и бездействия порождало панику.