Макс Шелер - Человек в эпоху уравнивания

• Название: Человек в эпоху уравнивания
• Автор: Макс Шелер
• Жанр: Философия

Введите сюда краткую аннотацию

---

Макс Шелер. Человек в эпоху уравнивания

Немецкая Высшая политическая школа предполагает кроме тех целей, которые есть у каждого учреждения такого рода, а именно: преподавания строго фундированного здравого знания о всех реальностях, имеющих отношение к государственной политике, еще Две особые цели, Два оправдывающих ее существование основания, которые коренятся в исторической сущности и историческом положении нашей нации. Она должна всеми средствами способствовать, во-первых, преодолению извечной немецкой трагической противоположности власти и духа, которую новое республиканское демократическое государство, наверное, более усилило, чем смягчило. И, во-вторых, она должна и может помочь увидеть свет тому, существование или несуществование чего, по моему твердому убеждению, будет решать в грядущие дни судьбу этого государства: немецкой элите, которая с ее духом и волей, воссозданными из глубин истории немецкого народа — не как копия, а как возрождение этого духа, широко открытое современному миру и требованиям дня, — постепенно проникнет в политическое руководство и сможет незаметно направлять его.

Нет большего заблуждения, чем рассматривать демократию и элиту как нечто исключительно противоположное, как это делают, к сожалению, не только многие элитарно настроенные приверженцы этой формы государства, но равным образом и их противники — будь то сторонники монархии или те, кто стремится к какой-либо форме диктаторского режима. Парето — человек, который был одним из лучших знатоков проблемы элит — справедливо учил не только тому, что история есть "циркуляция элит", но и тому, что это положение сохраняет силу независимо от формы государства, в котором живут люди. Верно только то, что демократия более беспощадно срывает покровы с существующих исторических противоположностей родов, конфессий, классов, партий; но она не создает эти противоположности. И поскольку она их раскрывает, она более четко и ясно очерчивает круг будущих за дач, которые должна решить элита. Но верно и другое: в том опасном кризисе, в котором находится сегодня парламентарная демократия почти всего мира по известным причинам (не будем их здесь касаться, они очень глубоки), ведя трудную борьбу уже не с каким-либо типом консервативного легитимизма (эта противоположность сегодня почти отмерла), но уже против тенденций к диктатуре справа и слева, она сможет самоутвердиться только тогда, когда она — как бы вырывая оружие из рук у своих противников — окажется способной подготовить и терпеть отборную, подвижную, деятельную, дающую нации единство образованности и силы элиту. Удастся ли нам, немцам, это дело или нет — с этим связана не только судьба нашего национального образования и достоинство нашей человеческой формы, но и исторические судьбы самого нашего государства.

Большую социологическую проблему видов элит, способов их формирования, сохранения, расширения и упадка — социологическую проблему, которая имеет огромное значение и, наверное, достойна особого внимания этой школы — я здесь не буду поднимать, даже в той ее части, которая касается непосредственно нашей страны. Несомненно одно: она уже никогда не будет простой кровно-родственной, традиционной элитой, как старое прусское дворянство и инспирированное им чиновничество. Человеческие качества и способности, которых требуют задачи переживаемого нами эпохального момента, вовсе не таковы, чтобы их можно было передавать кровно-родственным образом по законам физической наследственности. Элита никогда не возникнет и из какой-либо одной из наших столь многочисленных, сформированных преимущественно по настроениям партий, которые так склонны рубить сук, на котором сами сидят (это снова показала еще не законченная борьба за общегосударственный закон о школе) — здесь я имею в виду ту меру единства национального образования и понимания немцами истории, без которого невозможна свободная демократическая дискуссия и процесс формирования общей воли в парламенте. Не возникнет уже хотя бы потому, что специфически политические элиты — вспомним о той благородной элите, что возвысилась в результате немецких освободительных войн! — никогда не возникают непосредственно из самой политической сферы, а рождаются из новых духовных и в то же время увлеченных новым ощущением жизни движений, чтобы потом постепенно врастать в политическую сферу. Так, и фашистское движение выросло из возрожденческого движения участников войны и итальянской молодежи. Элиты никогда не возникают и из определенных классов и отдельных профессиональных групп. Элиты, которые не просто выполняют важную в определенное время функцию умного и мудрого распоряжения каким-либо политическим и культурным достоянием, но которым словно само время говорит: "Твори!", должны созревать в таинственной глубине самого народа, созревать долго, не показываясь на свет преждевременно; а возможно это в наше время не иначе, как путем медленного слияния "кругов", образовавшихся вокрут лидирующих личностей. По моему глубокому убеждению, сложившемуся на основе многолетнего опыта и наблюдений, такой процесс формирования элит в нашем немецком народе, первоначально довольно плохо приспособленном к новой форме государственного правления, сегодня уже начался. И могут пройти еще многие годы", даже десятилетия, пока эта находящаяся в процессе становления элита, до сих пор еще слишком односторонне нацеленная на критику культуры, созреет для действительной ? жизни настолько, что окажется способной показать себя также в духе нашей политики, придя на смену современному регентству и местничеству Германского политического руководства — и эта весна придет, придет, не разрушая того, что построили отцы в Веймаре, а внося в это вынужденное строение простор и духовно-жизненное содержание.

Одной из предпосылок формирования такой элиты, над которой уже сегодня следовало бы хорошенько подумать, является выработка по-возможности разделяемой всеми идеи о структуре той мировой эпохи, в которую мы вступили, и одновременно о способе трансформации лидирующего типа человека, который бы ей соответствовал. Я намеренно говорю "мировая эпоха" ("Weltalter"), имея в виду не только исторически-временную эпоху (Zeitalter). Ибо масштаб изменений вещей и человека, в начале которых мы находимся, трудно переоценить, Будучи несопоставимы со всеми переломными событиями истории так называемого европейского "Нового времени", они, как мне кажется, превосходят по глубине и всеохватности даже те общие перемены, которые ведут от так называемого европейского средневековья к новому времени, и мы должны обратиться уже ко времени возникновения христианства и выходя на историческую арену романо-Германских народов, чтобы получить приблизительное подобие глубины этих изменений. Это не только изменение вещей, обстоятельств, институтов, фундаментальных понятий, форм искусства и почти всех наук — это изменение самого человека, самого способа внутреннего построения тела, инстинктов, души, духа; и это не только изменение его фактического бытия, но и его стандартов. С трогательной неуклюжестью выразил это один из лидеров немецкого молодежного движения: "Мы носим в себе образ человека, однако форма его не такова, чтобы ее можно было копировать. Но поскольку мы его носим, то посредством этого становится все более зримым, что каждый открывает его в свободе своего внутреннего роста."

Всякое глубинное человеческое стремление, как и всякую политику, сознательно или бессознательно, особенно во времена больших перемен, несет на себе такого рода таинственный, я бы сказал, эсхатологический, образ и образец человека. Последним немецким гением, который пытался сознательно создать такой образ и тесно связать его с идеей новой европейской элиты, был Фридрих Ницше. Образ своей страсти он назвал "сверхчеловеком". Каким бы в известном смысле мощным ни было влияние этого образа по всей Европе и далеко за ее пределами — вспомним лишь о Муссолини и фашизме — он не только страдает от далекой от мира и реальности неопределенности почти всех высказываний великого одинокого поэта-мыслителя, но и прошел в ходе собственного развития несколько глубоко различных смысловых фаз, которые я здесь не описать могу. Его первой, вполне эсхатологической формой была идея нового вида человека в биологическом смысле слова; его последней формой была идея сознательного взращивания и воспитание новой исторической элиты внутри существующих видовых границ, своеобразные примеры которой Ницше находит уже в предшествующей истории, отмечая, тем не менее, что там она была "всего лишь случаем и счастливым стечением обстоятельств". В этой последней фазе, когда ницшеанская критика Дарвина и эволюционного учения вообще приняла наиболее острую форму, сверхчеловек становится лишь наглядным смысловым образом для построения "новых ценностных таблиц", открывшихся в результате его мощной критики традиционных исторических форм морали. Не вдаваясь в содержательную критику этого образа, я мог бы сказать только то, что этот образ, каким бы пробуждающим ни было его действие, не кажется нам тем, из которого становящаяся элита нашего времени могла бы сделать свою эсхатологию человека.