Сергей Сартаков - Пробитое пулями знамя

• Название: Пробитое пулями знамя
• Автор: Сергей Сартаков
• Издательство: "Художественная литература"
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1974

---

Алексей Антонович пообещал Лизе:

Недельки через три будет совершенно здорова. Вы не тревожьтесь. Болезнь захвачена вовремя.

Пустой казалась изба без Клавдеи. Словно холоднее и темнее сразу стало в ней. Порфирий уходил на работу. Лиза вместо матери теперь хлопотала по дому; Игнатий Павлович больше не брал ее на расчистку путей, даже на неполные дни. Так приказал Киреев. И Лиза ничего не смогла возразить Игнатию Павловичу: заслужила. Хорошо еще, что Порфирия не уволили.

Каждый день, как только она заканчивала свои самые необходимые домашние дела, Лиза бежала в больницу и подолгу просиживала там возле постели Клавдеи, заменяя сиделку. Лизе казалось, что без ее дочернего ухода мать ни за что не поправится, чужие руки с такой заботой даже мокрое полотенце на лбу у больной не сумеют сменить, не сумеют подать брусничную воду.

Теперь Лиза все больше тосковала о сыне. Ей удалось не только повидаться, но и поговорить с ним. Борис выздоровел, пошел в школу, и Лиза однажды подстерегла его на дороге, когда тот возвращался домой.

Еще издали она заметила мальчика в шубке, крытой тонким сукном. Подошла торопливо.

Ты… Зовут тебя… зовут Борей?

Голос у Лизы обрывался, дрожали губы. Она вглядывалась в толстощекое, разрумянившееся на морозе лицо мальчика с властно очерченным ртом и темными упрямыми глазами. Мальчуган сразу нахмурился, и густые широкие брови сошлись в одну линию, заложив над переносьем глубокую морщину. «Это дедово, Ильчино. А глаза и рот чьи-то вовсе чужие. Выходит, в отца своего».

Так вот он какой был, этот самый ненавистный для Лизы человек. А сын этого человека — все-таки ее сын! И кровь это своя. Своя! Мальчик повернулся, стал чуть бочком, и Лиза вдруг поняла, что он похож на нее. Пусть брови не те и глаза не серые, пусть и губы вовсе другие, не ее, пусть и весь он какой-то резкий, но все равно он похож на нее! Он мог не ответить, как его зовут, или сказать неправду, но Лиза все равно твердо знала: сын. Ее сын;

Мальчик посмотрел недружелюбно: чего надо от него

этой бедной женщине? Какая-то нищенка, только нет сумы

на плече.

Боря… Боренька… — слова никак не повиновались Лизе. — Как ты живешь?.. Хорошо?

А тебе какое дело? — грубо сказал Борис. И Лизе показалось, что с ней говорит Елена Александровна.

Мальчик выдавил пяткой нового валенка в рыхлом снегу ямку, потом снова закопал ее. Лиза стояла на дороге, мешала ему пройти.

У тебя есть… мама?

Как же трудно было Лизе произнести это слово!

Есть. — Холодок недоверия в глазах Бориса усилился еще больше.

Ты любишь… очень любишь ее?

Схватить бы, обнять его… Закричать полным голосом: «Боренька, сынок мой!» И заплакать от счастья и от горя. Но этого сделать нельзя. Таи свои чувства в себе, если ты действительно мать и любишь своего сына. Стой, разговаривай с ним, терзай свое сердце, а виду ему не показывай.

Боренька, любишь?

Ну… люблю.

Лиза почувствовала, что не было тепла в этом ответе. Пьянящая радость охватила ее. И хотя мальчик сразу же еще грубее, чем в первый раз, повторил: «А тебе какое дело?» — ничто уже не могло погасить этой радости. Лиза больше не смогла владеть собой, нагнулась и поцеловала сына в слегка шершавую, обветренную щеку. Он вырвался, оттолкнул Лизу и сбил при этом у нее с руки овчинную рукавичку. Пошел, сердито оглядываясь.

Вот дура какая-то!

Лиза подняла рукавичку, вытряхнула из нее снег, надела. Какая она холодная! Ну ничего, на руке согреется.

В этот день Лиза забыла навестить больную мать, забыла зайти в лавочку к Могамбетову и купить соли. Домой она пришла в слезах.

Порфиша, сегодня я видела Бореньку. Сходи… Ну, сходи к Ивану Максимовичу. Приехал он. Сходи. Ты обещался.

Они поговорили коротко, но очень серьезно. Мальчик привык к богатой жизни. Даже если его отдаст Василев, захочет ли он сам жить в бедной семье? Ведь он все уже понимает.

Порфиша, да разве какое богатство заменит ему сердце матери? А та… Та не любит его. Я знаю. И он ее тоже не любит.

Порфирий промолчал, глядя в пол.

16

В ближнее воскресенье Порфирий пошел к Василевым. Он нарочно выбрал время после обедни, когда купец вернется из церкви и успеет хорошо поесть. От Клавдеи он знал, что Иван Максимович в такие часы бывает наиболее благодушным.

Горничная Стеша не пустила Порфирия дальше холодных сеней.

Ты что, обалдел? К Ивану Максимовичу? Сегодня? Не зна-ю, — насмешливо пропела Стеша, пританцовывая на морозе и пряча руки под белый, отделанный кружевами передник. — Не зна-ю…

Зато я знаю, — сердито вырвалось у Порфирия. Еще эта… станет им распоряжаться. — Ну… пусти!

Стой пока здесь, а я схожу спрошу, — сразу меняя тон, сказала Стеша. Она запомнила настойчивость Порфирия, когда тот ходил, добивался от Елены Александровны писем своей жены.

Порфирию пришлось ждать недолго. Постукивая каблучками, Стеша выбежала в сени, сказала немного удивленно:

Примет, — и повела его за собой.

Порфирий бывал лишь в старом доме Василева. Этот дом, сделанный из леса, срубленного его руками, Порфирий видел только снаружи, дальше порога Елена Александровна его не пускала. Богато было в прежнем доме Василева, ничего не скажешь, а тут еще богаче. Порфирий шел, ступая по мягким коврам, глядел на красивые картины в тяжелых багетных рамах, на бронзовые и мраморные статуэтки, там и сям поставленные в углах, и думал, что за одну такую каменную собачку, если бы купить, ему, Порфирию, пришлось бы работать, наверно, не меньше, чем полгода. А что такая собачка для состояния Василева? Все равно что свистулька из тополевого сучка, которую весной Порфирий вырежет, посвистит и бросит. Как расперло богатством этого человека! Раньше, когда Василев не был еще таким тузом, он звал Порфирия Порфишкой. Как назовет теперь?

Стеша открыла дверь кабинета, сказала:

Заходи, — и кулачком слегка подтолкнула его в спину.

Порфирий понял: вовсе не потому, что оп замешкался или оробел — он шел спокойно и твердо, — нет, так полагалось в этом доме. Надо, чтобы каждый входящий сюда уже в Стешиной руке чувствовал руку самого Василева, которая может все — и «слегка» подтолкнуть», и беспощадно вышвырнуть вон.

Иван Максимович стоял посреди кабинета — по-домашнему, без сюртука. Даже жилет у него не был застегнут, и оттого немного пузырем на груди выступала накрахмаленная сорочка. Но сам он не раздобрел, как все в его доме, он даже стал суше. Порфирий на свежий взгляд это сразу заметил. И кожа на лице нездоровая, желтая. Так бывало прежде у самого Порфирия после запоя, когда все болело и словно ссыхалось внутри.

Здравствуй! — сказал Василев и сделал шаг навстречу Порфирию. — Давно я тебя не видал… Коронотов.

Здравствуйте, Иван Максимович.

Хозяин протянул руку. Порфирий пожал ее, ощутив на мгновение в своей ладони холодок золотых перстней.

Ну, садись да рассказывай. — Василев посадил Порфирия у стола в мягкое, обитое коричневым бархатом кресло, пододвинул другое такое же себе и сел напротив. — Как живется?

Хорошо живется.

Слава богу! Ты ведь, кажется, теперь служишь на железной дороге?

На железной дороге.

Говорили мне, там у вас было что-то такое…

Бастовали рабочие.

А не пострадал за это никто? — заботливо спросил Иван Максимович и наклонился: — У тебя как? Тебя не

обидели?

Работаю, — сказал Порфирий, стремясь разгадать, хитрит Василев или на самом деле у него сегодня такое доброе настроение. — Работают и другие. Только одного, слесаря Терешина, уволили.

Да? И хороший слесарь?

Самый лучший во всех мастерских.

Василев сострадательно качнул головой, опустил мясистые веки.

Строго наказывают. Зачем это увольнять? Но, я слышал, в других местах поступают и еще круче. Увидишь Терешина, скажи: пусть приходит, возьму к себе. Нужен мне слесарь хороший на паровую мельницу. И человеку в беде помочь хочется. — Он опять наклонился к Порфирию: — Как семья, здорова?

Жена здорова, а мать в больнице лежит.

Ай-яй-яй-яй! А эта… Клавдия? Она тоже у тебя живет?

Вот" она и в больнице.

А я ведь полагал, что Клавдия тебе тещей приходится.

Зову матерью.

Ага. Это хорошо. — И хватит, пожалуй, внимания к этому мужику. Пусть теперь он говорит, что ему нужно. Впрочем, известно и это. Иван Максимович устало откинулся на спинку кресла. — Мне тоже что-то все нездоровится. "

Я вот зачем пришел к вам, Иван Максимович, — уловив нотку нетерпения в голосе Василева, сказал Порфирий. — Насчет сына жены моей.

— Так я и подумал. Тут у меня Елена Александровна, кажется, не очень приветливо встретила твою жену. Извини. Боится. Она, жена твоя…

…из тюрьмы, — спокойно помог Василеву Порфирий. — Каторжница.

Мм… А Люсе это представляется ужо бог весть чем. От тюрьмы же и от сумы, как говорят, не Отказывайся. Правда?