Вениамин Яковлев - Лукавна и Сосипатр

• Название: Лукавна и Сосипатр
• Автор: Вениамин Яковлев
• Жанр: Научная Фантастика

---

Плюнет тихо, бывало, постелит постельку из трёх матрасов, да пуховую перинку, да мягкую пружинку, да три одеяла шерстяных на голову напялит, в утробу матери залезет - и не может согреться. И спит, бывало, и забудется, и дышит уже, как водяной, через тростиночку - а никак не может согреться! Наутро встает холодный. Ручки себе помассирует, радио включит, зарядку под фортепьянный марш "На зарядку становись!" делает. Бодро, вроде бы, да холодно.

И опять - чаек согреет, кофе поставит, телевизор включит, сигаретку выкурит, псалом прочтет да перекрестится... И к окну подойдет и посмотрит, какое там тысячелетие на дворе и как там пьянь ругается и мирится и друг другу ставит синяки. И как, было, угрожающая эта агрессивная реальность надоест Сосипатру - и к жене своей притянется, и погрузится в сладкий сон. И ещё детей, было, народит, и стихов напишет, и в астрале погуляет, и идиотскою косметикой поопрыскивается, и за чайною беседой покайфует - а никак согреться не может. И уже издателем определился, книжки печатает одну за другой. Уже силой богатырскою налился, так что поезд за собой тащит, как восточный рикша. И пыхтит, как паровоз, и ноздри, как у деда Мороза - а согреться не может. И, было, закаляться начал, и в бане разгорячится до красна, и из себя с тоски выйдет, и кричать начнет, и краской розовой нальется - а согреться не может...

Третий глаз

Узнал Сосипатр однажды, что существует у человека третий глаз. Пошел к ведьме Тимофеевне. Та ему - мазь из куриного жира. "Помажь, говорит, чело, потри, позуди, поворкуй, попляши. Да заговор вот на тебе. И откроется у тебя, сыночек, третий глаз. И будешь видеть, что видеть запрещено. А запретное-то особо сладко, и жисть интересней станет - ночной кинематограф, и человека насквозь видеть будешь, и власть над душами, и прочее".

Ну, Сосипатр втер себе в лоб. Так тер, что чело вздулось. И вылез наружу у него третий рыбий глаз, где-то между позвонками коренился, подводной лодкой в море легких плавал и перископом из-под переносицы глядел, и что-то там выискивал-доискивался. И осуждал и присуждал, развенчивал и короновал, и имена давал и отнимал, и судил и приговаривал... Сильно осуждать стал да видеть всё плохое в человеке: у этого такие-то грехи, у этого мозги набекрень, у этого голова в задницу ушла, у этого вообще вместо башки овальный обруч, этот ему так не угодил... Похужел Сосипатр, помрачнел, темнее тучи ходит, осуждает мир. Уже и каяться начал, но никак третий глаз не закрывается.

И страшный успех был у него от третьего глаза, и толпы пошли за ним и объявили его своим кумиром, идолом. И, бывало, выходил на сцену да как запоет песнь, да как завоет, засвистит соловьем-разбойником и дымовою шашкой себя покроет, и металлоритмы включит, машину какую заведет - и уже кругом всё трясется-ходит, пол под ногами прыгает, небо качается, птицы мертвые падают, как в отравленное нефтью море... И какая-то тетка по имени Фортепьянная Клавиша дарит ему букет из роз и улыбается, скаля акульи зубы. И какой-то школьный товарищ записался в ученики группы "Третий глаз". И эротические игры по ночам, и вылеты на дальние планеты... Да только в сердце покоя нет, пока человек другого осуждает и видит его трезво...

Опротивела Сосипатру эта дубовая, рентгеноскопическая трезвость: видеть вещи, какие они есть, в страшной бытовой подоплеке. Лучше б хоть бутылку коньяка выдул - не надо видеть трезво человека! Надо видеть его пьяным, опьянев любовью к нему... И стал Сосипатр молиться, чтобы Бог закрыл ему третий глаз.

И как заплыло это око бесноватое, Сосипатр упокоился в мире и стал, как ангел светлый: ничего дурного ни в ком не видит, образ Божий примечает в каждом, радуется - какие люди светлые, какой божий народ пошел! Такие дети солнечные!.. Сколько радости-то! И сам прыгает от счастья, хлопает в ладоши да коленками гопака. Вот как хорошо - от третьего глаза божий человек избавился, грехи чужие видеть перестал.

И тогда пошел Сосипатр в школу для недоношенных детей и сказал учителям: "Зачем вы детям открываете третий глаз, зачем вы изучаете эту литературу третьего глаза, зачем исследуете человека, зачем включаете зрение не то? Не надо никого видеть критически! Кто мы вообще, чтобы судить да рядить, да осуждать? Есть иной взгляд на человека - сумасшествие любви".

Ну, ему тут в ответ: "Ты что, придурок, говоришь-то? Если мы одной любовью заниматься будем, кто же дело делать будет? Дураков-то сколько кругом и паразитов! Как же их любовью поднять? Надо правду людям рассказать, страхов нагнать, силушкой заставить!.." А Емелий Демьяныч (новое имя Сосипатра по рождению свыше) им: "Это всё ничто - любовью человек врачуется. Понеси за него крест, потерпи немного, пострадай, заполни за него скрижаль, не предъявляй ему счетов... "Потерпи на мне" (Мф.18:26) - потерпи на нем".

...И ввели школьные предметы: "потерпи на мне" и "потерпи на нем". Тетради ботаники заменили скрижалями евангельскими, а уроки труда на токарных станках - каменными скрижалями по Моисею. Определился Емелюшка учителем - учить читать по книге жизни. И столько пророков народилось на Святой Руси, столько чинов ангельских возникло, столько обителей светлых да оазисов мира, да целые города из благоуханных роз...

А всему причина - третий глаз закрылся. Уже булочная на Тверской не работает - третий глаз закрылся. И колдунам нет места - третий глаз закрылся. И атомоходы по морям не плавают. И атомные отходы в землю не замуровывают. И никто никого не горазд подначить, и не подзуживает человек человека, и зла никакого не несет, и дурного не видит, и ударов астральных не наносит, чтоб только никого не осуждать, чтоб хорошее в другом видеть. И жить стало легко на земле, и теплота в сердце разлилась. И люди добрые стали: самовары друг другу ставят, чаи пьют; по-кустодиевски ядреные, крепкие, радостные - третий глаз закрылся; око вещее, зрение Христово отверзается!.. И видят люди друг друга так, как Сущий на небесах их видит. И от этого великого ока помощь великая...

Как Сосипатр победил родовую программу

В далеком воплощении в тридесятом царстве Лукавна была музыкантшей, играла на каком-то допотопном инструменте - клавиколе, где клавиши сплошь из колов, а молоточки из трофейных голов. Сосипатр с его идеалом-суперэго си-бемоль-минорной сонаты Шопена занимался тем, что опровергал родовую программу матери. Лукавна агрессивно хотела видеть Сосипатра восходящим по карьеристической лестнице: студент педучилища, музработник, лектор филармонии, женатый на блестящей Музе Григорьевне... солирующий пианист, аншлаги... Рио-де-Жанейро... любовные записки от почитательниц... и - полное презрение к Сосипатру. Патрик извивался, как угорь, и как мог отбивался от материнских родовых проектов. То приедет, было, к матери и покажет новый пятисотдолларовый японский фотоаппарат, то как-то иначе отчитается: мол, семью завел, мерседес, детей. Мать - ни в какую: презирает, осуждает. Выходит, родовые программы ловушка, и чем больше взбираешься по лестнице, идущей вверх, тем больше презираем той, что поднимает тебя мановением карьеристического ока...

Однажды, почувствовав себя законченным рабом лукавниной программы, Сосипатр сорвался с места, сел на поезд и ринулся к матери. В его задачу входило вывести её из родовой программы, заставить себя уважать. По-родовому выходило: стань он самим Рихтером, Нейгаузом, Малером, Тосканини или Ваном Клиберном - Лукавна ему: "Ты бы лучше детей растил как следует... И что галопом по Европам, стрижешь банкноты? Ума-то никакого!" Чем больше удовлетворяешь родовым амбициям - тем хуже. "Чем бы её эдак раззадорить? думал Сосипатр. - Чем бы её победить? Чего б она совсем не ожидала? Скажешь: стал писателем - ответит: "Что ж ты нищим остался! Стал бы модельером"... Скажешь - преуспевающий фотокорреспондент, заметит, вздыхая: "Жаль, что оставил музыку"... Скажешь, что написал сонату для какого-нибудь кладбищенского привидения, загрустит: "Был бы ты писателем..." Пожалуй, самое сильное средство сломать родовую программу - научиться смиренно, по-православному чистить родные клозеты...

И вот, рано утром ворвавшись к матери, Сосипатр радостно сказал ей: "Дорогая мама, я стал профессионалом! Я теперь профессиональный золотарь" (надо сказать, Сосипатр репетировал прежде не меньше двух недель, представляя реакцию матери).

Лукавна услышав про новую профессию сына, едва ли не упала в обморок, но виду никакого не подала и лишь осипшим голосом переспросила: "Кем-кем ты стал профессиональным?.." - "Золотарем... Чистильщиком клозетов", - исправился Патрик, с кротким и вызывающим ужас матери видом, глядя в глаза своему великому удаву.

Лукавна смолчала, глубоко вздохнула, но Патрик добился своего: с тех пор стала уважать выбор сына, и уже не желала его видеть ни сумасшедшим, ни импотентом, ни Ваном Клиберном, но оставила Патрика в покое, после чего Сосипатр ожил, родился свыше и продолжил свое светлое служение в церкви.

11 сентября 1997г.