Дмитрий Леонтьев - Обитель

• Название: Обитель
• Автор: Дмитрий Леонтьев
• Жанр: Исторические приключения

---

— Но зато как активно пытаются!

— Всегда кто-то мечтает покорить весь мир. Уж очень он желанен. Но у мира уже есть Хозяин... А ев­

реи... Само слово «еврей» переводится как «перешедший реку». Так стала называться та группа семитов, что пос­ледовала за Авраамом. Говоря проще: «беглецы». А сло­во «Израиль» переводится как «борющийся с Богом». Настанет время, и они перестанут как убегать, так и бо­роться с Богом. Рано или поздно мы все примиряемся с Богом. Мы часто не верим в Бога, а вот Бог верит в нас всегда. А это намного труднее, Джеймс: верить в чело­века...

— Воля ваша, но мне как-то не очень привлекатель­на мысль дать себе кому-то перерезать глотку...

— Так и вы пока что не «свидетель». В переводе с греческого «свидетель» означает «мученик». Говорить правду всегда опасно. Но Бог не дает креста тяжелее, чем человек может вынести. Слабый никогда не станет свидетелем, Джеймс. Мы часто ропщем на войны, не­справедливость, но ведь это тоже проявления нашего выбора. Мы часто страдаем от выбора других, а другие — от нашего. Но кого мы обвиняем во всем этом?.. Знаете, много веков назад жил человек по имени Иов. Человек праведной жизни, он имел много бед и не­счастий. История типичная для всех времен, но не ти­пичен был поступок Иова, призвавшего Бога — на суд! Он хотел судиться с Ним, обвиняя в несправедливости такого отношения к нему. Но он понимал, что Бог — ве­лик и грозен и простому человеку нет возможности су­диться с Ним. Слишком уж будет неравен этот спор между Творцом и тварью, Хозяином всего и одной из бесчисленных песчинок... И он просил, мечтал о том, чтобы мог встать меж ними посредник и рассудить эти вечные вопросы. Стать меж ними и, «положив им руки на плечи», рассудить истинно... Иов и так получил от­веты, увидев Того, в Чьем присутствии умирают все во­

просы. Но и «Посредник» был дан миру. Бог и человек одновременно, способный «положить руки на плечи обоим и рассудить». Как человек по плоти и сущности своей, Христос прошел весь тот путь и столкнулся со всеми теми же вопросами, с которыми постоянно стал­киваемся мы. А как Бог — дал на них ответы и показал пример. Ведь и в Его время готовилась очередная рево­люция и очередная бойня. И эта бойня была кровавой. Об этом сейчас мало вспоминают. А представьте себе этот контраст: проповеди о любви посреди кипящего революционного движения?.. У нас сейчас о тех време­нах вспоминают, как будто Он на тихой профессорской кафедре преподавал. Нет, голубчик! Вы представьте себе Его в революционной России, посреди всех этих Керен­ских, Троцких, эсеров и меньшевиков. Посреди инозем­ного ига, ненавидимого людьми. И представьте, как на Него смотрели, когда он говорил о Любви... Вот вам и при­мер — о чем думать, что делать и на чьей стороне стоять в такие времена. Чьим «свидетелем» быть. Пример дан. Каждому из нас. Мы все время молим о чуде, и так ред­ко молим о закономерности: о доброте, о спокойствии, мудрости, естественности этого мира. Мы думаем, что это возможно только каким-то немыслимым святым, а ведь это прямо противоречит словам Христа о том, что «если б вы имели веру с горчичное зерно, то горы смогли бы двигать». А ведь горчичное зерно — наи­меньшее из всех зерен. Мы не молим о мире, пока нет войны, не молим о мудрости, пока не сделана ошибка. А ведь все это зависит и от каждого из нас. От нашего выбора. В великом противостоянии духовного и мате­риального мы выбираем материальное, и исход законо­мерен. А потом мы просим о чуде, подобно Адаму пы­таемся переложить вину на другого и, как Иов,

призываем Бога к суду, хотя сами куда менее праведны, чем Иов. Не имея правильной точки отсчета и системы координат, строим очередную вавилонскую башню и удивляемся, почему она рухнула... Все ответы на все вопросы уже даны, Джеймс.

— Тогда почему же вас не услышали даже ближе всего — в вашей же России?!

— Только в России? Джеймс, мы объясняем все это уже две тысячи лет. Мы не имеем права заставлять лю­дей. Принимать или не принимать услышанное — сво­бода их воли. Я только проповедник, свидетельствую­щий о Христе. Я не из тех, кто исцеляет, я из тех, кто приводит к Тому, Кто исцеляет. Людям уже давно все дано и все сказано. Принять или не принять — выбор каждого.

— То есть вы все равно будете проповедовать? Даже если большевики... Это не будет опасно? Хотя о чем я... Кем же вы все-таки были до принятия сана?

— Почему только проповедовать? — он словно не рас­слышал моего вопроса.— Еще молиться. Молитва, Джеймс, самое сильное деяние на свете, ибо она доходит до Бога, а Бог может все. И многие сейчас молятся. И по молитвам кого-то, может быть, даже не священнослужителя, а обыч­ных мирян, будет дано, и Россия не исчезнет в этой кро­вавой волне. А испытания, данные нам... Что ж... В такие годы зерна от плевел легко отличить. Зерна обрабатыва­ются жерновами и ссыпаются за ограды, а сорняки... хм... А Христос всегда с теми, кто страдает. И когда вас спро­сят: где в эти дни был Христос? Вы ответите: с убивае­мыми, с осуждаемыми, со страдающими...

— Меня спросят? — удивился я.

— Может случиться и так,— кивнул он.— Я ответил на все ваши вопросы? Это хорошо. Потому что мы при­

шли, Джеймс. Идите, вас уже ждут. Вон, Савелий Игна­тьевич в сторонке переминается, стесняется подойти...

Пружинников при этих словах приблизился, стянув шапку, попросил:

— Благословите, отче...

— Благословляю. На отъезд благословляю,— сказал настоятель.— Завтра в путь тронешься. Нечего тебе здесь скуку стаканами глушить... С утра и поезжай. И вот что, Савелий Игнатьевич... Ты же дело свое хотел в Америке завести? И на это благословляю. Ты умеешь деньги за­рабатывать.. Не стыдись этого. Главное, помни — для чего. Твои деньги многих спасти могут. Я уже говорил тебе, что и Иосиф Аримафейский, и родители Богоро­дицы были весьма состоятельными людьми. Хотя в Царс­тво Божие не за это вошли, но это им и не помешало. Так и ты поступай. А теперь идите...

...Застолье шло как отрепетированный спектакль. Каждый играл свою роль, но был искренне уверен, что смысл спектакля знает только он. Пружинников и Мар-гиани усердно наполняли стакан Звездина, а тот, в свою очередь, столь же усердно осушал предлагаемое. При­знаться, я даже несколько испугался за его здоровье, помня крепость «русского виски», но красный комиссар и впрямь был не из слабого десятка. Как ни пытался хитроумный Маргиани вывести его на темы служебные и политические, Звездин лишь упорно твердил про свое «высокое положение» и «немалые выгоды от него», поч­ти убедив присутствующих в том, что он какой-то чи­новник на продовольственных складах.

Между тем Пружинников сообщил всем о своем ско­ром отъезде, и все, опечаленные, расцеловались. Особен­но расчувствовался Звездин, переживавший, что они так мало были знакомы «с таким замечательным чело­

веком». Все же «русский виски» делает чудеса очень ши­рокого диапазона: от революций до братаний. Потом мадам Стрельникова танцевала изумительный чарльстон под аккомпанемент барабанивших по столу Якова Пет­ровича и князя Маргиани, у которого к тому же оказал­ся весьма недурственный музыкальный слух. Потом все стали целоваться на прощанье (мне только чудом уда­лось избежать этой варварской русской привычки). Про­стившись, все сказали по «последнему тосту», руководи­мые опытным «тамадой» князем Маргиани... И так четыре раза, пока я едва ли не силой уволок Звездина из своей же ловушки.

По дороге домой он восхищенно описывал мне по­литический и полководческий «гений» Троцкого, назы­вая его то Мессией двадцатого века, то Вождем Народа, то новым Навином. Впрочем, когда дело доходило до конкретики, в нем словно отключали ток, и он просто умолкал. Все же революционер-подпольщик, это, навер­ное призвание... Правда, мне пришлось все же выслу­шать пропетые вполголоса: «...мы раздуваем пожар ми­ровой, церкви и тюрьмы сравняем с землей, ведь от тайги до британских морей Красная армия всех силь­ней!», и клятвенно заверить его, что я тоже считаю, буд­то Красная армия особенно сильна именно в британских морях. Выслушав это признание, Звездин довольно кив­нул и, наконец, обмяк, повиснув на моем плече.

Уложив окончательно осоловевшего эмиссара на свою постель, я осторожно освободил карман его курт­ки от нагана и, пробравшись в его комнату, потушил свет.

Минуты текли медленно. Огромная луна заливала комнату серебристым светом, и мне почему-то вспомни­лось детство. Только тогда мне было так хорошо и спо­

койно. Словно и не было за стеной враждебной страны с ее странными бунтами, опасностей и интриг... Инте­ресно, неужели человечество никогда не научится жить так, чтобы засыпать без страха, злобы и отчаяния? Что­бы перед сном смотреть на качающуюся сосновую ветку за окном, покрытую искрящимся снегом, и думать о том, что завтра тебе вновь предстоит любимая и интересная работа, встречи с надежными друзьями и любимой де­вушкой... И ощущение чистой совести сделает этот сон желанным. Наверное, так же и со смертью. Очень не­многие не боятся «засыпать»... И только дети ждут от ночи разноцветных и радужных снов, приключений и по­летов...