Макар Троичанин - Кто ищет, тот всегда найдёт

• Название: Кто ищет, тот всегда найдёт
• Автор: Макар Троичанин
• Жанр: Современная проза

О тех и для тех, кто бывал в экспедициях.

---

— К вам пришли! — крикнул мне, перекрывая пьяный гул.

«Маринка!» — мгновенно резануло в мозгу, и я, забыв о призе, развернулся и заспешил на выход.

— Серая? — с надеждой спросил Радомира Викентьевича.

— Нет, — огорчил тот, — синяя… — наверное, переоделась, утешил я себя, — … с белым.

«Она!» — ничуточки не сомневаясь, я выскочил раздетым на улицу и помчался, стараясь не навернуться на скользкой тропинке, к дому с забытым ножом в руке. Сзади спешил вестник и тщетно пытался остановить.

— Стойте! Да остановитесь же!

Где там! Ему удалось нагнать меня только у дверей и отобрать нож.

— Напугаете.

Рывком отворил дверь и в удивленьи вылупил зенки:

— Ма-а-рья!

Она и… не она. Из-за стола медленно поднялась высокая элегантная дама. В тёмно-синем пальто, из-под которого высовывался подол длинного платья того же цвета, шею хомутом охватывал белоснежно-пушистый меховой воротник, а на голове чуть набекрень уместилась низкая шапочка-кубанка из того же меха и с тёмно-синей макушкой, на затылке в тугой узел скручена тяжёлая коса, — словно незнакомка сошла с известного портрета Крамского.

— Здравствуйте, — на меня внимательно и спокойно, с лёгким прищуром смотрели тёмно-синие, почти чёрные, абсолютно незнакомые глаза, слегка затуманенные и с почти неразличимыми тёмными зрачками, из-за чего невозможно было понять выражение взгляда, и только лёгкий румянец выдавал волнение гостьи. — У вас праздник? Извините, что оторвала. Хотела уйти, но Радомир Викентьевич не отпустил.

— Приказано задерживать, — оправдывается профессор.

— Как ваше здоровье? — спрашивает, не спуская с меня глаз, Марья.

— Чего-о? — тяну и плюхаюсь на стул. И она осторожно, чтобы не помять пальто и платье, присела на краешек. Профессор — за ней. — Ништяк! — отвечаю и подтверждаю: — Оки-доки! — Я никак не могу настроиться на то, что передо мной Марья, а не Маринка.

— Да, да, — вторит Горюн, — он у нас парень — ништяк.

На короткое мгновенье лицо Марьи расплылось в мягкой девчачьей улыбке, а тайные глаза прояснились, и она стала похожа на ту, что беспардонно дрейфила на скале, вцепившись в ёлку и сомневаясь, что я выползу. Мгновенье прошло, и передо мной снова сидела дама. Как быстро девчонки превращаются в женщин.

— Я хотела узнать, как ваша нога? — поясняет заботу о здоровье.

— В норме, — отвечаю, — а что? — какая-то она неживая, и спрашивает невесть о чём.

— Дело в том, — добавляет в пояснение, — что Ангелина Владимировна, уезжая, просила поинтересоваться и посмотреть, — и покраснела, как будто прёт лажу. — Заверните, пожалуйста, штанину.

Я презрительно фыркнул, но штанину новейшего костюма завернул, обнажив чистейшее колено после вчерашней тренировки. Старое трико я, слава богу, не пододел, а носки сверху ещё целые. Правда, слегка обвяли потому, что резинок я принципиально не ношу, считая, что они старят.

— Смотри, — разрешаю и обидно добавляю, — если что понимаешь.

Она не обиделась или сделала вид, что не обиделась, профессионально прощая грубость нервничающему пациенту.

— Можно, я сниму пальто? — вежливо просит у Горюна, а мне — ноль внимания. Профессор поспешил помочь, а у неё под пальто оказался чистейший белый халат — у меня век таких простыней не бывало. И чего вырядилась, дура, как будто без халата нельзя пощупать коленку? Пододвигает ко мне поближе стул и — хвать за неё.

— Ой! — вскрикнул я.

— Больно? — всполошилась недоделанная врачиха.

— Щёкотно, — опровергаю я.

Она легонько улыбнулась, продолжая мять колено. А я никак не хотел успокоиться, хоть убей. Хочу Маринку и — всё! Вспомнил, как она, не стесняясь, разделась и юркнула под одеяло. Эта не разденется — я даже хмыкнул, предположив обратное, не юркнёт.

— Боль когда-нибудь чувствуете, — допытывается, прекратив обминание.

— Когда дерябнусь обо что-нибудь, чувствую, — отвечаю честно. Подумал, подумал и сознался: — А ещё, когда прыгаю.

Она пошла к умывальнику и вымыла чистые руки. А мне что? Пойти и вымыть после её рук колено?

— Вам ни в коем случае нельзя дерябаться и прыгать, — даёт устный рецепт. — И вообще нельзя чрезмерно нагружать ногу. — Надо, думаю, справку потребовать и Дмитрию показать. — Хотите походить на оздоровительные, общеукрепляющие процедуры?

Я в диком раздражении вскочил со стула.

— Очнись, — грублю, — Марья! Какие процедуры? На дворе — март. Через месяц у меня и без тебя будут о-ё-ёй какие общеукрепляющие процедуры. Ты забыла?

Она молча берёт со спинки стула пальто и хочет надеть, чтобы отвалить, не встретив любезного приёма. Профессор пытается помешать, но Марья отводит его руки и одевается.

— Мне надо идти. У меня ночью дежурство.

— Подождите, — просит профессор, — Василий Иванович вас проводит.

Я и не собирался, но после его слов куда денешься?

— Вправду, подожди, Марья, — прошу, — пойду в контору, оденусь, — и, не ожидая её возражений, убегаю.

В коридоре конторы, как будто караулила, встретила Сарнячка, заступила дверь в камералку, где лежала одёжка, спрашивает требовательно, обнажив клычки:

— Ты где был? — и радует: — Я тебе твой кусок торта оставила.

Не дай бог, думаю, если надкусила, не удержавшись, ядовитыми зубами. Опять мне не удалось опробовать завоёванный приз.

— Съешь сама, — разрешаю благодетельно, отстраняю преграду, одним отработанным приёмом напяливаю кожушок и малахай и рву на выход под истошные вопли суженой:

— Ты куда-а?!

Марья, молодец, ждала у пенала.

— Пошли, — говорю, — как прежде?

Она смеётся — ей тоже нравится движение.

— У нас теперь разные маршруты.

— А как насчёт общей магистрали?

Ответила тихо, почти невнятно.

— Её ещё проложить надо.

Меня прямо бесит её тусклота, и я, повернувшись к ней на ходу, спрашиваю с досадой:

— Почему ты сегодня какая-то заторможенная?

— А вы злой! — парирует мгновенно. Вот и договорились!

— Кончай, — злюсь, — выкать. Когда мы врагами стали? Забыла, как ночевали под одним брезентом?

— Спиной друг к другу, — уточняет целомудренная.

— Хочешь так и остаться?

Она долго молчит, а потом глухо отвечает, наверное, себе самой:

— Не знаю.

Сунул замёрзшие руки в карманы, а там — по яблоку. Крупные, жёлто-красные, Коганша всучила, подаришь, наказывала, Саррочке! Хватит и торта! И сам попытался выставить клыки.

— Марья! — останавливаюсь. — С праздником тебя! — и протягиваю летних красавцев.

Как же ярко брызнули звёздчатыми искрами её обычно затуманенные глаза! Опять превратившись в девчонку, она осторожно приняла в ладошки праздничные шары, поднесла к лицу и глубоко нюхнула.

— Спасибо.

А я, глядя на неё, пожалел, что Крамской не дотумкал пририсовать к незнакомке яблоки.

— Расскажи, как ты работаешь? — прошу, чтобы самому можно было молчать. Она и рада, язык вмиг развязался, понятно стало, что любит своё клизменное дело, ещё не пресытилась болью и кровью. Слушаю в пол-уха и думаю о своём. Обоим хорошо.

— Вот мы и пришли, — объявляет, останавливаясь у небольшого оштукатуренного дома с голубыми рамами.

— Ну, тогда — бывай, — тороплюсь проститься, — забегай, если что, — и слышу уже в спину:

— И вы — тоже.

Среди многих достойных черт есть в моём характере одна не очень, чтобы очень — настырность. Если мне что приспичит, я, забыв обо всём, буду добиваться этого, убиваясь, до тех пор, пока не заимею. Бывает, что быстро остыну и уже ничего не хочется, а всё равно лезу напропалую, как будто вожжа под хвост попала и зудит в неудобном месте. Вынь да положь! Так и сейчас. Хочу Маринку и всё! Даже не задумываюсь, что потом, и захочет ли она снова юркнуть. Сразу, с места, врубил последнюю скорость и широкой иноходью пру в ДК — там сегодня праздничные танцы, там я её ущучу.

Примчался взмыленный в местный храм культуры и прямиком на внутренний балкон, куда выходят двери кинозала на втором этаже, оперся о перила и высматриваю среди танцующих внизу, в холле, серую. Всю толпу обшарил, напрасно глаза порчу — нет её, не хочет танцевать, другим, наверное, занимается. Только хотел бросить высматривать, как вижу — вот она! — на входе нарисовалась. Не медля, сломя голову, лечу вниз, подбегаю, кричу радостно:

— Маринка! — и пытаюсь схватить за руку, но она почему-то отворачивается и разглядывает, как ни в чём не бывало, танцующих, будто меня совсем не знает. А из-за спины её выходит амбал и хрипит, сощурив пустые зенки:

— Тебе чего, фраерок?

Мгновенно переключаюсь на него и примериваюсь, с какой руки врезать: с левой или с правой? Они у меня обе молотобойные. Пока примеривался, остыл: а вдруг садану и насмерть? Шуму будет… Милиция, наручники, а толку? Маринка так и стоит боком, ни разу не взглянув на меня. А я-то, лопух, ничего для неё не пожалел: ни тёплой квартиры, ни чистой постели, ни дефицитной жратвы, половину денег отдал… Предательница.