Павел Яковенко - Харами

• Название: Харами
• Автор: Павел Яковенко
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

Но, как ни странно, дело было вовсе и не в этом. Оказывается, Лебедев, как человек исключительно "хозяйственный", решил, что мертвая корова приносит намного меньше пользы, чем живая. И мертвая, в виде мяса, она разойдется по широкому кругу участников пиршества, иначе нельзя. Иначе мясо просто пропадет. Короче, удовольствие на один раз и на один день. А вот если ее доить, оставив в живых, то...

Перспективы блестящие. Ну начнем с того, что кормов под ногами завались. Вот ее и оставили под обрывом, привязав к колышку. Пусть пасется. Значит, с кормежкой проблем нет. Во-вторых, молоко будут употреблять исключительно члены Политбюро: Косач и Лебедев. Ну, еще Маркелову придется дать: попробуй, не дай! Чревато, однако!.. В-третьих, поступление молока регулярно. В общем, живи и радуйся.

Когда Косач ушел, я подозвал Папена.

-- Слушай, Папен, ты коров доить умеешь?

Женя демонстрировал свою застывшую оптимистичную улыбку. Мне иногда казалось, что если он умрет, то эта улыбка так и останется на нем даже в гробу, или в чем его там придется хоронить. Но это так - лирика.

Папен утвердительно кивнул.

-- А где Лебедев оставил скотину под обрывом, знаешь?

-- Да, я видел.

-- Ну так вот, друг Папен. Завтра утром надо опередить штатного доильщика, ну которого начблок пошлет, и выдоить коровку самим. Понял?

Мертвый оскал Папена стал похожим на человеческую эмоцию. Он жизнерадостно закивал своей лохматой немытой головой.

-- Найди какую-нибудь тару только.

-- Хочешь прикол услышать, - спросил меня Вася.

-- Да, хочу. А что за прикол-то? - услышать такое от Раца было невероятно трудно.

-- Вожди Атлантиды со второго блока обменяли три ОЗК на трех баранов.

-- И что, уже начинать смеяться?

-- Да, блин, слушай... Они баранов разделали, а есть не стали.

Признаться, я ничего не понимал. Вася корчился от смеха, а я стоял столбом. Умри, но не мог понять, в чем прикол. Где смеяться? Лебедев корову вот тоже поймал, и есть не стал. Правда и разделывать тоже... Но глядя на командира, меня тоже начал разбирать истерический смех.

-- Они решили мясо засушить, - продолжил-таки Вася.

-- Ну и..., - вот тут я уже напрягся.

-- И оно у них пропало! Все три туши!

Вот теперь мы ржали вместе. Сгибались пополам, вытирали слезы, икали, но смеялись, не переставая.

-- Бандера мяса наелся! - хрипел я.

-- Хакимов - великий сушильщик мяса! - корчился в судорогах Вася.

Но постепенно мы успокоились.

-- А Сэм в курсе? - спросил я.

-- Еще нет.

-- Пошли расскажем?

-- Ха-ха-ха! - нас снова пробило.

Черт! Хорошо понимать друг друга с полуслова.

Вечером того же дня у капитана Лебедева начались неприятности.

Вдруг откуда не возьмись, по рации на нашего доблестного начальника вышел сам Дагестанов, и с порога потребовал вернуть корову хозяину.

Капитан "включил дурака":

-- Какую корову?

-- Товарищ капитан, не е..те мне мозги. Прекрасно знаете - какую. Верните животное хозяину, и замнем вопрос.

Лебедев посмотрел на Косача:

-- Хорошо корову спрятали?

-- Да, нормально. Никто не найдет - сто пудов даю.

Начблока еще раз внимательно окинул замполита взглядом, и бодро ответил майору:

-- Мои никто за коровами не ходили.

Дагестанов начал терять терпение:

-- Вашу мародерскую экспедицию видели с третьего блока.

Косач состроил страшную морду - "У-у, предатели!".

-- Это не наши. Наверное, противник. Я прикажу усилить бдительность.

-- Ну, Лебедев, ты у меня допрыгаешься. Я сейчас сам приеду, и если скотину найду, у тебя будут неприятности.

Связь прервалась. Капитан склонил голову и задумался.

-- Ну что, комиссар, - наконец спросил он у Косача, - будем отдавать скотинку, или забьем?

-- Никуда он не поедет - это так же верно как и то, что анархия мать порядка. Пусть остается.

На том и порешили.

Ночь выдалась приятная. Теплая, светлая и спокойная. Я смотрел на звезды и вспоминал дом, родителей и брата.

Запахнувшись в бушлаты, молчаливые и нахохлившиеся, сидели часовые. Костенко, Зерниев, Пимон и Папен. Костенко и Зерниев о чем-то тихо бубнели между собой, а Пимон и Папен, скорее всего, просто спали. Днем им прилечь, прямо скажем, было почти и некогда.

Когда начало светать, я подошел к Евгению, и потряс его за плечо.

-- Папен, давай на утреннюю дойку.

Он зевнул, потянулся, взял пластмассовое ведерко, (черт его знает, где достал!), и полез вниз. То, что его засекут внизу, и могут обстрелять, я не боялся. Справа от нас, там, где должны были стоять бойцы взвода Логвиненко, вообще никого не было. Наверняка дрыхли.

Светало уже конкретно. Вершины гор четко освещались солнцем. Папен не возвращался. "Трудится, бедняга", - подумал я про себя.

И тут же веснушчатая голова показалась в поле зрения. Вылез Папен какой-то смурной и с пустым ведром.

-- Ты чего? - спросил я у него.

-- Товарищ лейтенант! Нету.

-- Молока нету?

-- Коровы нету! - растерянно ответил Женя, - Веревка есть, колышек есть, а ее нет.

Меня пробило на смех. Хотелось бы мне посмотреть на капитана, когда он об этом узнает.

Ага! Вот и официальный дойщик с ведром пробежал вдалеке и исчез за обрывом... Но выскочил он гораздо быстрее Папена, и затрусил в штаб. Я с интересом следил за развитием событий.

Косач и Лебедев были у меня через десять минут.

-- Ты ничего не слышал? - подозрительно смотрел на меня капитан.

-- Нет, ничего.

-- А не вы ли ее перепрятали? - хитро прищурился замполит.

-- Куда?

Этим простым вопросом я заставил их помрачнеть. А действительно, если бы и захотел, то куда бы мог ее спрятать?

Папен хотел что-то сказать, но я незаметно пнул его, и он закрыл свой болтливый рот. А начальники полезли на место происшествия сами. Когда они ушли, я повернулся к Евгению:

-- Что ты хотел ляпнуть, чудо?

Папен заторопился:

-- Она сама отвязалась. Там по веревке видно. Завязали очень плохо. Дилетанты!

-- А как бы ты объяснил, откуда тебе это известно?

Мой вопрос поверг "сержанта" в ступор. Наверное, он и не подумал об этом.

-- Вы правы, товарищ лейтенант, - дошло до него.

То-то же!

Часть 6.

Не берусь судить, откуда и как, но подрыв на мине МТЛБ и "поход за бизонами" стали известны в Ростове.

Ну, о подрыве, скажем, понятно, не сообщить никак не могли, а вот о коровах? Ну кто мог такую мелочь раздуть до констатации полного разложения части? Полный бред! Разве что у Дагестанова были какие-нибудь влиятельные конкуренты? И подставляли его?

Так или иначе, но к нам на перевал должна была прибыть комиссия из штаба СКВО. С проверкой.

А перед этим генеральную репетицию решил провести лично сам майор. Для этого он второй раз за все "харамийское сидение" прибыл на наш второй блок.

Личный состав был построен, и Дагестанов прохаживался перед строем, заглядывая каждому в глаза, и осматривая с ног до головы.

М-да... Первый раз сведенные вместе, наши бойцы производили жуткое впечатление.

Дагестанов особенно долго разглядывал Папена, у которого из всего тела белыми были только зубы. А руки... Руки старого негра... Черт возьми! Как-то незаметно Женя Попов превратился в негра преклонных годов, а я только сейчас это заметил.

-- Отмойте его, - приказал майор. - Если надо, трите наждачкой. Его кроме нее, наверное, уже ничем не отчистишь.

Пимон так и стоял в зимней шапке. Одно ухо у нее, которое он вроде бы приладил утром на место, снова отвисло на сторону.

-- Это что за дед Мазай? - спросил Дагестанов.

Мы с Васей покраснели. Все ржали. Ладно - ладно, дойдет и до вас очередь.

-- На хера ты ее вообще одел? - толкнул Вася Пимона.

-- Так приказали в головных уборах, а у меня другого все равно нет. Одел этот.

Вася уже "строил" Крикунова и Костенко, которые за время "сидения" обленились как кастрированные коты.

-- Доставайте мыло, горячую воду, наждачку и отмойте своих подчиненных! И сами приведите себя в порядок.

Вася замер, а потом подозрительно спросил у "негритянина" Папена:

-- А ты хоть раз здесь в баню ездил?

-- Нет, - ответил Папен, - все дела какие-то находились.

-- Вот, б...ь, деловой! Чтобы сегодня к вечеру стал белым человеком. Нам иностранный легион не нужен. У нас и своих черных хватает!

После осмотра наших огневых точек, ходов сообщения (если эти канавы, об которые было проще споткнуться, чем по ним пробраться, можно было назвать ходами сообщения), и палаток с землянками, настроение Дагестанова не улучшилось. Уехал от нас он какой-то неопределенный. Даже про корову, за которую, по слухам, он должен был порвать сегодня Лебедева на немецкий крест, ничего не сказал. Сел в "таблетку", и укатил обратно на ПХД.

Начблок ходил весь день гоголем, и насвистывал популярные мелодии. Тягач непрерывно сновал на родник и обратно, привозя по нескольку "капель", а солдаты разбирали воду на помывку, побривку и пострижку.

Я же оценивал себя довольно прилично, и потому весь день провалялся в землянке. "Фауста" я уже прочитал. Делать мне было нечего.