Константин Сомов - Война: ускоренная жизнь

• Название: Война: ускоренная жизнь
• Автор: Константин Сомов
• Жанр: История
• Год: 2010

Книга эта начиналась тридцать лет назад, когда мальчишка Костя Сомов услышал на рыбалке от старика историю о том, как жили на войне. Не воевали — жили. Это в кино на войне всегда стреляют. На самом деле боевые действия занимают на войне не так уж много времени. В своей книге Константин Сомов приводит слова нашего земляка, бийчанина Героя Советского Союза Сергея Баканова: «После войны подсчитал: наступал, то есть по-настоящему воевал, восемьдесят восемь суток, в госпиталях валялся, то есть бездельничал — 315 суток, в обороне был 256 суток, учился на командира под Сталинградом 50 суток. И до того, как попал на фронт, околачивался во Владивостоке — 350». Хотя все это тоже была война, но в каждом из этих состояний она была разная. Про это и книжка.

В книге 600 страниц. Сравнительно немного, а вышла целая энциклопедия. Но не холодная и безжизненная, какими обычно бывают энциклопедии, а трогательная и человечная. Всех жаль — и русских, и немцев, и обобранных командиром Попеску качающихся от недоедания румын.

Константин Сомов упоминает сотни разных людей, и о каждом хочется узнать — дожил ли он до Победы? Прочитал, например, про то, как попавшие в окружение бойцы 364-й дивизии стащили у комдива Филиппа Соловьева жеребца — последнюю уцелевшую лошадь. Комдив не стал искать виноватых, подосадовал лишь: «Думаете, мне есть не хочется? Жалко было дураку… Надо было съесть»… Долго искал в разных книжках, выяснил — выжил Филипп Соловьев после окружения и даже командовал потом корпусом.

О многом из того, что написано Сомовым, до него так подробно не писал никто — например, кому, за что и сколько на войне платили денег. Оказывается, еще в августе 1941 года приказом Верховного главнокомандующего для летчиков была введена денежная награда за каждый сбитый немецкий самолет — тысяча рублей. (Логика есть: войну ведь называют работой, а за работу надо платить).

В большинстве же книг, написанных в последние годы, именно заряд любви и сострадания просто не предусмотрен. Авторы придумывают детективный сюжет, помещают в военный антураж любовный, авантюристический или шпионский роман. Возможно, они полагают, что правда о войне — слишком горькая таблетка, надо подсластить или чем-то отвлечь внимание читателя. А скорее всего — так проще: не надо ходить по архивам, не надо слушать стариков. Да их ведь еще найти надо — ветеранов. Вместо этого одни авторы своими книжками воюют с другими: напишет кто-то про Великую Отечественную войну одну книжку, а ему в ответ — десять. А годы идут, и тех, кто помнит войну, остается все меньше. Очень скоро о Великой Отечественной не останется у нас ничего, кроме памяти, заключенной в книжные переплеты. Война становится далекой, перестает быть страшной, а если она не страшна, то чего бы не повоевать вновь? И от того, какими будут книги о войне, зависит, каким будет наше будущее и будущее наших детей…

---

«Нашему отделению достался верхний этаж двухъярусных нар, — пишет она в своей книге «Девушка со снайперской винтовкой». — Ложились рядом, как игрушечные солдатики в коробке. Но при этом у каждого были свой матрац, своя подушка и свое одеяло. Постели для военного времени были вполне приличные. Правда, матрацы и подушки набиты соломой, а солдатские одеяла жесткие, ужасного серого цвета, зато постельное белье из бязи и вафельные полотенца — всегда чистые, хорошо простиранные. Один раз в десять дней нас водили в баню, в этот день меняли и постельное, и нательное белье».

Имелось постельное белье и у находившегося весной и летом 1942 года в 69-м запасном артиллерийском полку уроженца Знаменки Славгородского района нашего края Ивана Новохацкого. В офицерской землянке для каждого был сделан из жердей самодельный топчан, на который стелилась охапка еловых веток, соломенный матрац, такая же подушка и солдатское одеяло.

«Много было крыс, которые обнаглели до того, что безбоязненно даже днем обшаривали наши пожитки в поисках съестного. Часто между ними, особенно по ночам, возникали драки. У каждого из нас были под головой две-три боевые гранаты в форме бутылки образца еще Первой мировой войны, и мы ими кидали в клубок дерущихся крыс, конечно, не снимая предохранительной чеки.

Однажды мы принесли большого кота, поймали где-то в деревне. В первую же ночь разгорелась настоящая дикая схватка кота с крысами. В результате драки, которую мы с трудом разняли, кот получил такие травмы, что на следующий день сдох.

Донимали комары. Лес, близость озера, болот благоприятствовали их размножению, и они нещадно нападали на нас, не давали покоя ни днем, ни ночью. Только задремлешь, укрывшись с головой одеялом, комар с противным зудением где-то пробрался и делал свое дело. Приходилось на ночь надевать противогазовую маску без коробки. Мы были молоды и, конечно, устраивали всякие проделки. Только кто-либо задремал, как ему в гофрированную трубку подсыпали махорки или перца, а то и дымку пускали. Спросонья приходилось сдирать с головы противогазовую маску, зачастую с пучком волос».

Здесь следует отметить, что у финнов, к примеру, — по воспоминаниям людей, сражавшихся на Карельском фронте, — была специальная мазь против комаров и мошек, наши же для борьбы с ними использовали деготь, бочки с которым стояли в каждом подразделении. Выглядели красноармейцы после его применения весьма живописно, напоминая своим видом каких-то малайцев или мулатов.

А.Н. Невский, офицер батальона связи, Волховский фронт:

«Лето 1942 года выдалось дождливое, к тому же болотная сырость очень быстро выводила из строя нашу обувь и конскую сбрую, а смазка из тыла не поступала. Вот мой лекарь Петухов и предложил гнать деготь. Для этой цели мы использовали 200-литровую железную бочку. Дело пошло, но долго быть монополистами в этом производстве нам не удалось. Когда наши связисты появились на КП штаба дивизии, исходящий от них запах дегтя сразу выдал нашу «тайну». И к нам в батальон потянулись люди, сначала из полков дивизии, а затем и из других дивизий стали прибывать «курсанты» учиться гнать деготь у Петухова».

А вот у барнаульца Дмитрия Каланчина, бывшего осенью 1944 года бойцом 13-го запасного стрелкового полка в Чебаркуле (Челябинская область), жизнь тогда была куда менее «веселая», как и условия проживания.

«Постелью нам служили сплетенные из растущей на болоте неизвестной мне травы, матрацы, которые мы сами же и изготовляли, — рассказывал он автору этих строк уже в начале 2009 года. — Старшина Алексеев показал, как эту траву — она похожа на камыш, но мягче — срезать и как из нее постели себе плести, вязать. Метр двадцать длиной такой матрац получался, да и в ширину был невелик. На нары его в землянке положил, под голову противогаз, бушлатом накрылся — вот и все тебе постельные принадлежности. Бывало и похуже».

Действительно бывало. И не только на фронте, и не только из-за «условий военного времени». Так, в Приказе «О результатах проверки состояния 16-й запасной стрелковой бригады Орловского военного округа и 11-й запасной стрелковой бригады Харьковского военного округа» от 27 января 1944 года, в частности, говорилось:

«Военные советы Орловского и Харьковского военных округов имели достаточное время и полную возможность подготовить прием и размещение перебрасываемых в округ запасных частей, однако в результате нераспорядительности командующих округами и беспечного отношения со стороны начальников окружных управлений помещения для бригад не были подготовлены, и части бригад на новом месте оказались в тяжелых материально-бытовых условиях. Красноармейцы запасных бригад были размещены скученно и вынуждены были отдыхать на голых нарах, на полу и в коридорах в собственной одежде, не раздеваясь. Не было достаточного количества воды, не организовано мытье в бане и стирка белья. Значительная часть красноармейцев не имела обмундирования и оставалась в собственном грязном обмундировании, что привело к распространению вшивости и различным заболеваниям.

Командующие военными округами забыли, что главная их обязанность состоит в подготовке и обучении маршевого пополнения, а члены военных советов округов не проявляли заботы в деле снабжения, питания бойцов и создания нормальных условий для боевой подготовки. Приказываю:

1. Командующего Харьковским военным округом генерал-полковника Черевиченко за проявленную бездеятельность и непринятие мер к устройству запасной бригады от занимаемой должности отстранить…

4. Командира 16-й запасной стрелковой бригады полковника Сотникова, его заместителя по политической части полковника Ражева за преступную бездеятельность отстранить от занимаемых должностей и предать суду военного трибунала.

5. Окружного интенданта Харьковского военного округа полковника Воронцова, начальника продовольственного отдела полковника интендантской службы Шевченко, начальника ВОСО округа полковника Тамбовского и бригадного интенданта 11-й запасной стрелковой бригады полковника Каминского — за то, что своею преступной бездеятельностью и беспечностью довели бригаду до тяжелого состояния в обеспечении продовольствием и обмундированием, снять с занимаемых должностей…

9. Начальнику тыла Красной армии генералу армии т. Хрулеву обратить серьезное внимание на обеспечение запасных и учебных частей обмундированием, постельной принадлежностью, столовым и кухонным инвентарем.

Народный комиссар обороны маршал Советского Союза И. Сталин».

А сколько ж всего военных округов было тогда в СССР. И во многих имелись «лихо» командовавшие далеко от фронта свои Черевеченки и Сотниковы, Ражевы и Шевченко. Так же, как имелись и те, кто подобно офицерам из Асинского пехотного училища воровал дрова у своих замерзающих солдат. А ведь солдатам этим, как молоденьким лейтенантам-выпускникам, так и рядовым бойцам запасных и вновь формируемых частей, очень скоро предстояло отправиться на войну.

Сорок человечков иль восемь лошадей

«В первой половине января 1942 года вечером мы погрузились в эшелон, состоявший из товарных вагонов (их в народе называли телятниками), и под звуки марша «Прощание славянки» он тронулся в путь. Немногочисленные провожающие вытирали слезы, не зная еще, что многие, очень многие не вернутся к родным местам. Мы тоже этого не понимали, рвались на фронт, но беспокойство и неуверенность в будущем тревожили и нас иногда, в основном вечером, когда укладывались на нары спать, — пишет в своей книге «Записки офицера-артиллериста» выпускник Томского артиллерийского училища Иван Новохацкий. — Никаких постелей, конечно, не было, посуды тоже, был дня на два или три сухой паек: сухари, сало, консервы, брикеты каши. Днем молодость брала свое, и мы во всю молодую силу пели песни, открывая двери, когда проезжали станции.

Стояли сильные холода, печку топили практически непрерывно, но это не очень помогало. Спасал полушубок, который постепенно из белого превращался в серый, а затем — в грязный. Да мы и сами выглядели не лучше — умыться было негде и нечем, на коротких остановках успеть бы в туалет да набрать ведро воды для питья.

Вскоре в наших вагонах кто-то заболел, кажется, сыпным тифом. Нас направили на санобработку, в баню. Тут мы впервые за многие дни помылись. Мы были уже далеко не того вида, что в начале пути. Закопченные лица и руки, грязные полушубки, в общем, вид был, что называется, фронтовой, хотя пороха мы еще не нюхали. Правда, печки в вагонах топили толом, добываемым из противотанковых гранат, которые часто находили в вагонах на станции. На нашу группу наложили карантин и дальше ехать не разрешили. Мы продолжали жить в вагонах. Карантин продлился где-то недели три».

Упоминаемый Иваном Митрофановичем вагон-телятник, он же столыпинский, или просто столыпин, изначально был предназначен для перевозки переселенцев западных губерний на новые земли в Западную Сибирь, особенно на Алтай. Крытая теплушка предназначалась для перевозки 36–40 человек. О подобной в своем романе о похождениях бравого солдата австро-венгерской армии Йозефа Швейка поведал еще Ярослав Гашек: