Юрий Сергеев - Княжий остров

• Название: Княжий остров
• Автор: Юрий Сергеев
• Издательство: Изд-во «Княжий остров»
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2004
• ISBN: 5-902831-0З-2

Добрые люди!

Если в нынешнее лихолетье Ваши сердца еще хранят

Веру, то зажгите свечу Надежды, Любви, Добра,

Красоты. — откройте первую страницу романа и

пройдите крестным путем истории по Святой Руси.

Герои романа проведут Вас сокровенными тропами из

Великого Прошлого в Великое Будущее и воссоединят

разорванные нити Времени, Пространства.

Вы будете отрицать и утверждать, задавать вопросы

и отвечать на них, умирать и воскресать, познавать

Закон Любви.

И произойдет дивное: каждый из Вас и все вместе с

автором этой уникальной книги возведет единый Храм

Русского Мира.

Отправляйтесь в Путь.

Бог Вам в помощь.

---

Марья забилась в свою кельюшку и провела бессонную ночь в молитвах и слезах, а перед самым утром решительно вышла к воротам и попросилась на волю…

Солнце клонилось к закату, и Мошняков бежал до деревни, боясь не успеть. Много дорог наезжено и выбито по полям и лесам, а он, сокращая путь, летел напрямки, спрямлял и жадно вглядывался вперед, с нетерпением великим увидеть деревню и достать желанное молоко до темна…

Гимнастерка взмокла у него на спине, пот застил глаза и одеревенели от усталости ноги, но он бежал и бежал, путаясь в травах. Кусты охлестывали его по лицу, и казалось, не будет конца этому бегу, так истомилось тело, но душа ликовала и гнала вперед. В голове рои мыслей носились, он говорил с матерью и дедом, вспоминал свое сиротство детское, обиды слезные и постоянное ожидание, томительную тоску… Думы об отце изводили его с самых ранних лет. Он завидовал мальчишкам, у которых были отцы, часто выходил к пустынному сибирскому полустанку и ждал, ждал его и верил, что отец придет, обязательно найдет его. Он обязан его найти и приласкать грубой рукою… И что только не делали они с ним в его мечтах: и косили бы сено, и за дровами бы ездили, и кололи бы вместе тяжелые смолистые поленья, купались бы в Иртыше… Виделся отец ему непременно сильным и высоким, веселым, с большими усами и добрыми глазами. Эта мальчишечья тоска не угасала, а все более крепла, пока он рос и взрослел; даже воюя, сердце его екало от возможной встречи с ним, когда видел пожилых бойцов… А как Окаемов нарисовал его словесный образ, тоска эта вобрала в себя все его существо. Он видел его во сне, разговаривал с ним, бродил в поисках по неведомому ему Новочеркасску, лазил по какому-то старинному кладбищу, заросшему кустами сирени и деревьями… ночи напролет продирался через эти кусты… но так и не нашел могилы и уверился, вместе с надеждой Окаемова, что он не погиб и не зарыт в казачьей земле, помнил слова, что отец его был слишком умен для такой глупости…

А когда в монастырь явился сирота Васенька, лишенный прежней памяти войной, когда он подержал его на руках и увидел щемящую картину признания мальчонкой в Егоре своего отца, а в Ирине матери; угадывание было детски-искренним и радостным, — при виде всего этого так и оборвалось сердце Мошнякова, и думы об отце вновь заполнили его сладкой мечтой встречи…

Наконец показалась деревня, и это прилило ему силы. Задохнувшись от бега, он все же остановил себя на околице, расправил под ремнем гимнастерку и постучал в первый же дом. Он заметил в окне мелькнувшее лицо, стучал долго, но ему так и не открыли… Подивившись такой неприветливости, он пошел в другой дом и увидел сидящего на пороге древнего старика в подшитых валенках. Проговорил ему громко:

— Дедушка, где здесь можно достать молочка?

- Ась? — дед приложил ладонь корявую к заросшему волосьем уху, чистыми, младенческими глазами сиял…

Мошняков склонился и прокричал ему свой вопрос. Дедушка безучастно сидел: или не понял, или думал своим трясучим от древности умом, как ответить. Руки его мелко дрожали на костыле, невинные глаза смотрели печально и отрешенно. Поняв, что ничего от него не добиться, Мошняков пошел в третий дом и встретился с двумя ребятишками во дворе. При виде военного они кинулись к нему, трогали руками одежду, запрокинув головенки, смотрели на него снизу вверх в немом вопросе, и Мошняков понял этот вопрос и со вздохом промолвил:

- Видел я вашего батю, живой и здоровый, немцев бьет и скоро приедет насовсем…

- Правда?! — обрадованно воскликнул мальчишка лет семи и обратился к меньшому брату: — Вот видишь? Я же говорил матушке, что батяня живой… А она изводится: «Похоронка… Похоронка!» Вот видишь, скоро приедет! С гостинцами! Скажу, чтоб выкинула ту противную бумажку…

Глазенки меньшого засияли, и он радостно запрыгал на одной ноге, взмахивая руками, как птенец крылышками.

— А где матушка ваша?

- На лаботе, — ответил меньшой, шмыгая грязным носом.

— А коровы-то есть у вас в деревне?

- Коровы? — задумался старший, — раньше много было. Да уполномоченные все свезли для фронта и нашу Лысуху тоже забрали…

Мошняков махнул рукой и поспешил вдоль улицы к другим домам. Меж тем солнце садилось, а привычного мыка скотины с выгона не было слышно. Лежала деревенька притихшая и обезлюдевшая. Он прошел почти все дома, и ни у кого не оказалось молочка, да и коровы тоже. Выяснил, что коров осталось всего три, а колхозное стадо- вместе с бугаем угнали в заготскот. Первый владелец коровы оказался задышливый мужик лет пятидесяти, страдающий астмой. Лицо его то и дело наливалось кровью, и говорить с ним было трудно. Мошняков предлагал деньги, умолял, а мужик непреклонно мотал и сипел через силу:

- Не до-ои-ится она… в зиму ре-е-езать бу-уду-у… Налогами обложили, а она не доится… Бугая нету, что толку яловой держать… Косить не могу-у, одыха-аюсь… хозяйка в колхозной работе, буду резать скотинешку… Да все мясо в откуп за налог уйде-ет…

Вторая владелица оказалась говорливая молодайка, разодетая по-городскому. Жила она одна в большом и богатом доме. Пригласила зайти, накормила, подала ягодной наливки и во все глаза глядела на служивого, румяня щеки и приглаживая волосы. Мошнякову ясны были ее взгляды и улыбки, ее привечание, и остался бы он с нею до утра, но цель его была совсем иная и жгучая. — Продай молока… продай, — твердил он одно и то же.

- А чё не продать, продать можно… мужичок ты видный. Поторгуемся, поговорим, глядишь и сладимся… молоко ныне в большой цене, — намеки ее были все ясней.

И это тоже тоска и беда, в оставшемся без мужиков селе, но Мошняков торопил, чтоб засветло вернуться. Нервно ерзал на лавке, выглядывал в окно, гоняя желваки по скулам.

- А ты случайно не дезертир? — вдруг напряглась и построжела хозяйка. — Ежель так, то убирайся. У меня за такие дела все добро опишут и саму посадят, а я молодая…

- Да какой я дезертир! — взорвался он, — не хватало мне еще бабе документы предъявлять. Продашь молока или нет?!

- Торговаться ты не умеешь, солдатик… я бы продала, да цена у меня сладкая, — она потянулась, выгнулась станом перед ним, охорашивая волосы. Совсем уж прямыми намеками говорила она и играла глазами, то и дело взглядывая на широкую никелированную кровать с горой кружевных подушек.

В ином случае приголубил бы он ее, до чего порочна была ее притягательность, но базарный разговор был ему не по сердцу, не желал он такою ценою покупать молоко. Осквернением каким-то чудилось это, греховностью и пакостью. Отец бы на такое не пошел, это он понял точно и решительно встал от стола.

- Покедова, солдатик… знать, мы не сладимся, — с язвительной улыбочкой пропела и все поняла молодайка.

- Да уж не сладимся… больно высока цена… Эх ты-ы, душой ты холодная, девка…

- Я то холодная?! — захохотала она, — да я тебя сожгу, только приляжь рядком и поговори ладком.

- Нет уж… — он нахлобучил фуражку и вышел в вечерние сумерки.

Пахнуло от коровьего база молоком и сладким стойлом.

Мошняков яростно сплюнул, стремительно пошел к последней надежде, крайнему неказистому домику.

В окнах тускло горел свет, и Мошняков еще с улицы через стекло увидел кучу ребятишек за столом, и сердце его упало. Куда же тут брать молоко от такой оравы… Хотел уж отступиться, но потянуло его к дверям, и постучал.

- Кто это? — спросила с порога выскочившая женщина и вдруг ударила по груди своей руками в испуге смертном, увидев военного. — С Сашей что-нибудь… убит? Ранен? Да говорите же!

— Все нормально… — выдавил поздний гость.

- Ах! Слава тебе Господи! Как вы напугали меня. Да заходите же в дом, картошечкой накормлю, мы как раз вечеряем…

Мошняков хотел спросить о молоке, но не решился и перешагнув порог вслед за женщиной. За большим исскобленным столом он насчитал семь светлых голов ребятишек.

Они уставились на вошедшего, продолжая споро уминать горячую картошку.

— Здрасьте, ребятня! — неуклюже приветствовал их.

— Здра-а-асте-е-е, — дружным хором ответили…

— Да вы проходите, садитесь, — суетилась хозяйка, подала табурет, смахнув подолом с него сор, — картошечка у нас скусная-а, молодая, только что накопали в огороде. Рассыпчатая этим годом до чего удалась!

— Да спасибо, я не голоден, — но сел поневоле к столу, ласково озирая ребятишек, а когда взглянул на хозяйку при бережливом свете лампы, и сердце его обожгло. С перекинутыми наперед длинными толстыми косами, в светленьком платочке, она сияла, рада была досмерти гостю и победно оглядывала своих детишек. Вот, мол, я какая богатая…

Ее светлое и доброе лицо было необыкновенным, молодым, ясным и привораживающим, как под венцом… Такой красоты Мошнякову еще не довелось видеть в своей жизни. Он кое-как выдохнул воздух из онемевшей груди и принял из ее рук горячую большую картофелину с лопнувшей тонкой кожицей. Картошка имела вид сахаристый и жгучий, походила на облик хозяйки…