Владимир Казаков - Голубые капитаны

• Название: Голубые капитаны
• Автор: Владимир Казаков
• Издательство: Приволжское книжное издательство
• Жанр: Детские остросюжетные
• Год: 1984

В книгу включены остросюжетные повести «А-7 уходят в ночь», «Время в долг» и роман «Тревожный колокол», объединенные главными героями — летчиками войны и мирного труда. Трилогия о капитанах неба выходит в серии для подростков.

---

У Вогунца из памяти не исчезали горькие слова Горюнова: «Живет человек рядом, работаешь вместе, каждый день встречаешься и будто не замечаешь его». Что это, равнодушие? В чистом, скверном виде — нет. То, что необходимо по службе, для него делаешь, иногда интересуешься личным: «Как дела?» Часто на ходу, вскользь задаешь подобный вопрос, ответ выслушиваешь без внимания, потому что, кажется, знаешь ты его дела, живет-то он с тобой рядом, на виду, и какие уж особенные дела у него могут быть? Богунец поймал себя на том, что думает о равнодушии впервые и, верно, потому, что пропал человек, к которому его всегда тянуло, которому он безгранично верил. Веру вселяло личное обаяние Руссова, может быть, даже его огромная физическая сила, во много раз большая, чем у Вогунца. Руссов летал «как бог», и в этом Богунец пытался ему подражать. Он желал бы и говорить мало и веско, как Руссов, но не получалось. Рядом с молчуном Руссовым Богунец чувствовал себя более уверенно, чем вдали от него. Была даже маленькая «белая» зависть к Крохе: его чаще посылали в спасательные операции, и он больше зарабатывал. И вот, оказывается, о человеке, о друге Богунец ничего не знал.

— Так он, выходит, сирота?

Лехнова, не отрывая бледных щек от ладоней, не размеживая тяжелых от бессонницы век, тихо ответила:

— Не совсем, Антоша. Сестренка у него есть. Вон видишь квитанции — деньги он ей переводил. О сестре он мне как-то говорил, но то, что почти все заработанное посылал ей, я узнала впервые. Прикинь сумму…

— Зачем столько?

— На ее глазах эсэсовцы расстреляли родителей. С тех пор тронулась душой девочка. Лечил ее Федор в столичных и других архимодных больницах и институтах.

А ведь Богунец думал, что Руссов, как и он, «копит деньгу». Поэтому, когда осматривали квартиру, его не удивило, что в гардеробе Руссова не оказалось ни одного приличного костюма. Зато в комнате было много книг. В одном из томов нашли тоже пачку квитанций, только не почтовых — Руссов много заработанных денег отдавал в Фонд мира.

Все это поразило Богунца больше, чем сама катастрофа. Он трудно понимал, как можно заработанные с огромным риском для жизни деньги так легко отдавать. Ну ладно, половину куда ни шло, но все! Оставлять только на хлеб с молоком? И еще молчать об этом, преодолев искушение прослыть бессребреником? Хоть бы раз поведал обо всем другу!

На миг показалось, что пропавший Руссов плюнул в его, Богунцово, лицо. Непроизвольно Богунец даже утерся. И разозлился сам на себя. Он схватил летную книжку Руссова и, потрясая ею, заорал:

— Ну, а за это-то ему могли сказать спасибо?! Вздрогнув, Лехнова подняла голову.

— Зачем крик, Антоша?

— Вы посмотрите! — Он бросил на стол летную книжку, где дотошно до мелочей зафиксирована работа летчика, и стал рывками перелистывать ее страницы. — Более восьми тысяч часов провел он в воздухе! Полный год в небе. И в небе не всегда голубом. Больше трехсот раз вылетал на спасение и вырвал у моря полторы тысячи человеческих душ. Только по закону и совести он должен получить больше трехсот медалей «За спасение утопающих»! А срочных санитарных заданий? Посмотрите, посмотрите, Галина Терентьевна, раздел «Поощрения»! За все Федор получил две благодарности. За отличную технику пилотирования — раз. И за активное участие в воскреснике! Инспектор Гладиков бормочет, что нам много платят. Но ведь не единой деньгой живет человек! Торгаш, которого я выбросил из магазина, имел доходы в два-три раза больше самого смелого из нашей эскадрильи.

— Перестань, — махнула на него рукой Лехнова.

— Почему? Я не прав…

— Может, и прав. Только зачем кричать, да еще здесь, где слышу только я да боги на потолке… Конечно, труд подобных Руссову, не мозолящих «подвигами» глаза начальству, должен оцениваться и нравственно. Михаил Михайлович рассказывал, что в войну по специальному приказу за подбитый танк, например, полагался орден, за несколько уничтоженных самолетов — звание Героя. Награждают и сейчас, но четкость оценок труда иногда, Антоша, расплывается в суете, кампанейщине…

— Вот я и говорю! Под праздник длиннющие списки в газетах. Некоторые достойные вылетают из них, как птицы из спутной струи от самолета! Кампания! Праздник! Хорошо, что именно в праздник оценивают труд человеческий, но за дело, а не за отчеты на бумаге. За дело, а не за чин! За дело, хорошо сделанное, а не вообще! Тогда человек будет отблагодарён при жизни, а не в поминальной речи.

— Обобщаешь?

— Говорю о Федоре!

— Уверен, что его уже нет?

Разговор прервал радиоголос, усиленный куполом колокольни. Он звал «Льдину» — позывной Спасательной эскадрильи. И, получив отзыв, приказал:

Я «Льдина»-один, подготовить все исправные вертолеты и самолеты к полету. С интервалами и эшелонированно поднять на поиск по прямому маршруту Маточное — Бабье море, ширина поиска двадцать километров в обе стороны от линии полета вертолета 36180. Цель — экипаж вертолета: люди, парашюты. Надо уточнить цвет взятых экипажем парашютов.

Голосом Горюнова динамик еще дважды повторил приказ. — Всем колокол! — закричала Лехнова. — Всем! Громче! Громче!

* * *

Белое море дышит, говорят поморы. Зимой и летом вздымается и опускается море два раза в сутки. Изо дня в день тысячи лет. А Бабье море — большая «лужа», соединенная с морем Белым двумя узкими порогами, и полощет пороги через каждые шесть часов вода: в прилив исчезают в «луже» некоторые островки и отмели, в отлив к множеству островков прибавляются другие, будто вылезая серыми бородавками со дна.

Вертолет упал между светлыми песчаными лудами[8]. Прилив закрыл кончик хвостовой балки, ранее торчавшей из воды. Но на этом месте плавал стеклянный шар-буй, поставленный рыбаками. Шар был красный, казалось, капелька крови дрожит на мелкой зяби, не растворяясь в большом масляном пятне. Вокруг шара на катерах и лодках люди. Переговаривались вполголоса, как будто громкий говор мог нарушить чей-то покой.

Ждали вертолет-кран Ми-10. Ждали отлива. А пока с плоского большого катера спустился водолаз, и белесые воздушные пузыри, лопаясь на сизой мелкой волне, показывали его путь. Уже через десяток минут после спуска послышался его голос в судовом динамике, и слова, сказанные негромко, породили тягостную, недоумевающую тишину наверху. То, что сказал водолаз, выходило из рамок обычного. Оцепенел даже боцман, руководивший спуском под воду. В течение минуты, не получив отзыва, водолаз повторил:

— В кабине людей нет… Начинаю заводить трос. Вы что, оглохли там?

— Не может быть! — прервал очнувшийся боцман.

— Кабина сплющена. Я говорю, нет и не было здесь людей!

— Не может быть! — почти прошептал Горюнов и медленно повернулся к председателю комиссии, смотрел на него мутными льдинками зрачков, пока тот не увел свой взгляд в сторону. — Скажите, пусть ищет! Пусть ищет!

— Пусть ищет, — быстро сказал председатель боцману.

— Пусть ищет! — заорал боцман в микрофон и, поняв, что не так выразился, смачно сплюнул за борт. — Ищи кругом! Травлю шланг до кончика. Поворачивайся живее, недотепа!

Людей обуяло нетерпение. Они вдруг загомонили, забегали вокруг боцмана, подавая ему советы, в большинстве несуразные. Все забыли, что если на дне и найдут кого, то уже мертвого, все почему-то считали, что сейчас, как никогда, дороги секунды, что надо очень спешить, что действия водолаза преступно медленны. Даже Батурин, давно презревший людскую суету, поторопил:

— Отец, спусти-ка еще одного, четыре глаза лучше.

— Не предусмотрено. Системы на двух нет, паря. Что, твои молодцы утопли?

— Наши, отец.

— Это верно, наши. Разыщем.

Не нашли. Перемещали катер по спирали от буя, прочеса ли дно метров на триста вокруг — не нашли. Тогда с одной из лодок по зову на катер поднялся рыбак, увидевший вертолет в небе первым. Вокруг него сгрудились плотно. Здесь были и инспектора Воеводин с Гладиковым, и политотдельские работники, и инженеры управления.

— Расскажите все сначала и подробно. Как можно подробнее, — попросил рыбака председатель комиссии.

— Та хлопотала робя с сетками. Я тютюн набивал, — он показал черную прокуренную носогрейку, как вещественное доказательство, — запалил. Курнул. Лег на ухо — стук чаплинный какой-то. Чап-чап-чап-чап! Завроде лягуш за лягушем плюхаются в тину. Слухаю. С моря вроде. Ан нет — сверху чап идет. Ярило высоко! — рыбак ревматически согнутым пальцем показал, где стояло солнце. — Вон оттудова чап. Высмотрел — вертолет. Гула-то мотора не слыхать, а слыхать как по небу бьет. Такое нам знамо, не раз в поселенье махалки прилетали. Которые с реактивным движком. Гляжу, чапает к нашей артели. Тут вся робя башки подняла. Цигарить начали. Он долгонько летел. Крупно стало видать. Почти над нами вниз пошел. Потом лег на лопатки, закрыжился и нырнул. Вода бомбой хлобыстнула. Мы туда…