Ганс Шерфиг - Ботус Окцитанус, или восьмиглазый скорпион

• Название: Ботус Окцитанус, или восьмиглазый скорпион
• Автор: Ганс Шерфиг
• Издательство: Издательство иностранной литературы
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1956

«Ботус Окцитанус, или восьмиглазый скорпион» [«Bothus Occitanus eller den otteǿjede skorpion» (1953)] — это остросатирический роман о социальной несправедливости, лицемерии общественной морали, бюрократизме и коррумпированности государственной машины. И о среднестатистическом гражданине, который не умеет и не желает ни замечать все эти противоречия, ни критически мыслить, ни протестовать — до тех самых пор, пока ему самому не придется непосредственно столкнуться с произволом властей.

---

Внутренняя жизнь «Ярда» протекала между античными колоннами и статуями языческих богов. Символические барельефы из известняка вдохновляли канцелярских служащих. Орнаменты в виде лотосов и морских звезд скрашивали существование сыщикам. В затененных дворах с колоннадами и под очаровательными портиками полицейские могли подкрепить свои силы перед очередным нарядом. Замысловатые бронзовые решетки на окошках камер несколько оживляли открывающийся вид.

Позади портала из сиполина[14] и гипса в обрамлении черного полированного мрамора с зелеными и красными прожилками, за дверью с наличниками из голубоватого известняка пребывал директор полиции. Подобно Минотавру в глубине лабиринта, он распространял вокруг себя ужас и внушал благоговение. Звали его Эдвард Окцитанус.

Он сидел в бронзовом кресле, и его фигура четко выделялась на фоне пестрого мозаичного пола удивительно замысловатого рисунка: звезды, пальмовый орнамент и символические двойные топоры окружали изображение из восьми рук, и с каждой руки неусыпно смотрел широко открытый глаз. Стены были обиты деревянными панелями, отделанными под цветной мрамор, чтобы лучше гармонировать с целой серией грубо написанных портретов бывших директоров полиции.

Против этого мрачного тронного зала был расположен «храм паролей», стены и потолок которого были выложены коричневыми плитками из искусственного мрамора. Потолок поддерживали красные колонны с белыми капителями и основаниями. Пол был из черного и серого мрамора, а дверь и своеобразный алтарь — он мог быть использован также в качестве камина на случай, если откажет центральное отопление, — были обрамлены голубоватым известняком. Мало кому было известно о религиозном культе и церемониях, которые в особо торжественных случаях совершались в этом «храме паролей» под знаком двойного топора. Все, что происходило в темных недрах «Ярда», было по большей части скрыто от взоров общественности.

Жизнь «Ярда» носила странный отпечаток какой-то двойственности. В устройстве коридоров и лестниц заметно сказались и мудрость строителей пирамид и восточная мистика чисел. Все галереи и винтовые лестницы имели причудливое двойное устройство, так что рядом с движением, которое совершалось явно, на глазах, могло происходить тайное, скрытое от глаз человека. Такая двойственность была вообще характерна для деятельности «Ярда», символом чего служили аллегорические украшения, в которых неизменно повторялся критский знак — двойной топор, как в лабиринте дворца в Кносе.

Ни один живой человек не знал до конца всех тайн «Ярда». В его лабиринтах были такие места, куда не заходили даже высшие полицейские чины, где никогда не ступала нога ни одного адвоката. Существовало, например, отделение, которое называлось «разведка государственной полиции»; им руководил в строжайшей тайне близкий приятель торговца коврами Ульмуса. Было также еще одно учреждение — посвященные люди называли его «разведка столичной полиции», — которым так скромно и тактично руководил полицейский инспектор Александер. Даже депутаты парламента в этой стране, хотя формально и ассигновывали полиции средства на ведение дел, ничего не знали о деятельности этих секретных отделений. Зато отсюда регулярно передавались сведения иностранному посольству, которое помещалось против ресторана «Кинг»; нержавеющая входная дверь этого посольства была украшена орлом с распростертыми крыльями и злобным взглядом.

В «Ярде» было много комнат, среди них и потайные, много укромных уголков и темных закоулков. На крыше были устроены «зверинцы», где арестованные могли дышать свежим воздухом и любоваться небом сквозь натянутую сверху стальную сетку. В самой глубине здания, в подвале, находился склад краденых вещей, которые сдавались под квитанцию; оттуда зато они отправлялись уже без регистрации, особенно отрезы материи. Там хранились картотеки, которым находиться в том месте совсем не полагалось, а донесения, которым надлежало быть там, отсутствовали.

Партии и фракции боролись одна против другой, важные полицейские чиновники шпионили друг за другом и жадно подслушивали телефонные разговоры. Весьма странные личности запросто посещали «Ярд», сыщики и доносчики являлись туда за получением гонораров. Все здесь было двойное: двойные ходы, двойная бухгалтерия, двойные картотеки. И налицо было двойное убийство, которое одни хотели раскрыть, а другие — замолчать.

Таков был «Ярд», где вершился суд, где охранялся закон и где гарантировали безопасность тем гражданам, которые жили за счет труда других граждан. Крепость в сердце города, могучая сила общества, опора буржуазного государства. Если она подгнила и начинает рассыпаться, это значит, что пора буржуазного государства миновала.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Лектора Карелиуса отправили в «Ярд» под конвоем того полицейского, который составлял рапорт. Они не торопясь ехали по улицам, где прогуливалась публика, наслаждаясь чудесным послеполуденным солнцем; лектор смотрел на всех этих людей — они ведь могли свободно гулять где только хотели, ехать на трамвае, пить пиво, и это ощущение свободы показалось ему невероятно далеким и прекрасным, хотя он находился под арестом совсем недолго. Вот так и бывает в жизни — вспоминаешь о своих зубах только тогда, когда они болят, и свободу ходить по земле начинаешь ценить, когда тебе это запрещают.

Аксель Карелиус подумал о тех радостях, которые его ожидают завтра утром, когда он снова очутится на свободе. Он сядет за ресторанный столик на тротуаре и угостится пивом и бутербродом с креветками, потом пройдется по городу, заглянет на улицы, которых никогда еще не видел, как турист в чужой стране. А за городом раскинулись леса и поля, тянутся проселочные дороги, которые уводят в далекий мир.

Потом Карелиус вспомнил, что давно, еще зимой, он обещал своим детям отправиться всем семейством в лес, на прогулку, но она без конца откладывалась. В последний раз они решили поехать туда, когда зацветут анемоны, и нарвать по большому букету. Но теперь пора анемонов уже прошла. У лектора слезы навернулись на глаза, ведь он лишил своих детей радости побывать вместе с ним в лесу, полном анемонов; вместо этого он по воскресеньям зачитывался приложениями к газетам. Но уж в следующий воскресный день он непременно отправится с детьми за город, если будет подходящая погода. Нет, при любой погоде надо поехать в лес!

Несмотря на свое грустное настроение, Карелиус все же испытал какое-то странное чувство любопытства и сладкой надежды, когда автомобиль подвез его к «Ярду», где его ожидал новый, незнакомый мир. Однако лектору не пришлось ознакомиться с устройством монументального главного входа в здание. Ему не пришлось подыматься по огромным, симметрично расположенным лестницам из дунайского песчаника, которые вели в четырехугольный двор, где стояла колоссальная, позеленевшая от старости статуя критского божества в образе змеи. Лектору не удалось также пройти через совершенно круглый двор с восьмьюдесятью восемью колоннами из французского известняка; они разделяли двор на секторы, подобно гигантским солнечным часам, в полном соответствии с древнеегипетским культом солнца. Через особые ворота автомобиль въехал в треугольный двор, который, впрочем, не имел особого назначения, но был расположен симметрично с другим треугольным двором в другом конце огромного комплекса.

Карелиус ежедневно читал лекции по истории и, в частности, по одному предмету, который назывался учением об обществе. Этот предмет изучали лишь в старших классах, он трактует, между прочим, о соотношении между законодательной, судебной и исполнительной властями в государстве. Поэтому лектор основательно знал те добрые демократические порядки в стране, которые в мирное время охраняли граждан от произвола и злоупотреблений со стороны органов юстиции. Доверие Карелиуса к этим порядкам не было поколеблено, даже несмотря на его пребывание в полицейском участке, набитые на голове шишки и синяки на теле.

Он знал, что не позже чем через двадцать четыре часа арестованный должен предстать перед судьей, и этот судья будет независимым и честным. Лектору были известны правила относительно заключения в тюрьму, обвинения и судопроизводства. Он знал, что если вопреки ожиданиям он будет обвинен в сопротивлении чинам полиции и в незаконном обладании пятнадцатью шведскими кронами, ему немедленно будет дан защитник, который рьяно возьмется за дело.

Он учил своих школьников, что еще в 1282 году было принято постановление, которое провозглашало, что ни один житель страны не может быть заключен в тюрьму без твердых и доказанных оснований; лектор с восхищением уверял учеников, что Habeas corpus[15] является неиссякаемым источником прав человека и основой жизни общества. В учебники истории еще не успели внести поправок о том, что этот старый закон о неприкосновенности личности был отменен в 1941 году, что парламент принял решение нарушить конституцию, когда она стала неудобной, и что председатель Верховного суда страны взял на себя ответственность, санкционировав отмену этого закона. Однако лектор Карелиус строго придерживался учебника, поэтому его доверие к закону не было поколеблено.