Владислав Лебедько - Хроники российской Саньясы. Том 2

• Название: Хроники российской Саньясы. Том 2
• Автор: Владислав Лебедько
• Жанр: Биографии и Мемуары

Эта книга о Настоящем. Истории из жизни Мастеров 60-х-90-х годов нашего века, полные парадоксальности, трагичности, юмора, русской самобытности. То, что невозможно встретить в западных и восточных текстах. Истории, где переплетаются несовместимые, на первый взгляд, вещи: пьяное застолье, ненормативная лексика сочетаются с высочайшими Откровениями и потрясающими своей глубиной Прозрениями.

…Без сказочных мистификаций и вульгарных психологизаций в книге рассказывается о подвижническом Пути, Духовном Поиске совершенно непохожих, подчас противоречащих друг другу людей, которых объединяет главное: искреннее, дерзновенное искание Истины…

---

Я неверно сказал, что все дни напролет занимался физикой. Столь же значительное время поглощала психология, причем не только теоретическая, но и практическая. Я ходил на множество групп: психотерапевтических, личностного роста, посещал семинары по новым для России направлениям психологии, которые к концу восьмидесятых стали проходить все чаще и чаще, были какие-то лекции, кружки, приезжали психотерапевты из Франции, Англии, Германии и Штатов…

Потом была группа С.В., о которой я писал в первом томе «Хроников». Эта группа привела к резкому смещению акцентов в мировоззрении. Резко забросив написание диссертации по физике, продолжая появляться на работе в институте лишь формально раз в неделю (а я считался теоретиком и мог себе позволить такой режим, так что был разоблачен только через полтора года), я сделал выбор в сторону занятий психологией, йогой и собственно своей жизнью… Невротические явления постепенно прекратились, и я начал наслаждаться жизнью и уже систематически работать над собой. Свободного времени было предостаточно. Почти каждый день проявлялись какие-то возможности и открытия в себе, в изучении все новых и новых областей психологии, появлялось множество интересных знакомств. Я не смел еще мечтать, что буду психологом, но изучал предмет все более серьезно. Периодически я ходил все в ту же Публичку, но читал теперь уже не физическую литературу, а англоязычные журналы по современным видам психологии и психотерапии. Пытался даже переводить для себя «Психологию и Алхимию» Юнга, так как был увлечен идеями коллективного бессознательного. За всем этим стояли попытки все глубже и тщательнее разобраться в жизни. Те методы, приемы и упражнения, о которых я узнавал через литературу или на семинарах, я тут же применял к себе, а также и к некоторым знакомым, которые стали обращаться ко мне как к психологу, хотя образования я еще не имел.

Все более необычным становился мой режим дня: году к восемьдесят девятому я дошел до такой ситуации, что пять — шесть часов занимался практикой утром и два-три часа вечером. А днем читал литературу и посещал группы и семинары. Причем, никто меня не заставлял, никто не давал задания, меня не подгонял уже недуг: мне было просто интересно и радостно, жизнь раскрывалась через практику и общение все новыми и новыми гранями. Во всем этом не было надрыва и напряга — было очень интересно и чувствовался эффект — я становился все крепче и здоровее, устойчивее и спокойнее. В это время появились лекции по оккультизму и эзотерике, — это был новый аспект жизни. В таком ритме я жил года четыре. Это был очень яркий и счастливый период жизни, все, что происходило, сопровождалось порывом вдохновения и радости. Пробуждались все более тонкие и глубокие чувства. Мир, люди, с которыми я общался, открывались во все более ярких красках. Как будто я вышел из спячки, с глаз спала какая-то пелена. Появилось доверие к жизни и любовь…

Это было, наверное, общим настроением того времени — конца восьмидесятых — начала девяностых. Люди выходили из подполья и начинали дышать полной грудью. И все это еще не обрело пут коммерции, не стало элементом массовой культуры. Я могу привести метафору, как тогда воспринималась жизнь: ясное, солнечное, теплое и веселое весеннее утро, наполненное щебетом птиц, свежим воздухом, молодой зеленью и ароматом счастья…

Да, я забыл один интересный эпизод, который предшествовал тому развороту жизни, который я описал. Дело было так: однажды вечером, возвращаясь с группы С.В., я заглянул в почтовый ящик и обнаружил там забавнейший буклет. На первой странице была фотография, где на фоне финского домика был… я! Это был, конечно, не я, но молодой человек, похожий на меня, как две капли воды. Под фотографией была крупная надпись: «Твоя жизнь может измениться!» Ну, а на второй странице уже всякая лабуда, про наркомана, который уверовал в Бога, стал хаживать в баптистскую церковь и излечился. После этого случая жизнь моя действительно стремительно изменилась. Такие вот чудеса!

На фоне жизни, которую я сравнил с сочной метафорой весеннего утра, что называется, «поперли состояния». Первое сильнейшее переживание произошло через несколько дней после того, как я получил буклет про изменение жизни. Это переживание я уже описал в первом томе, как некий внутренний взрыв в безграничность, взрыв счастья, ощущение себя всем миром, самой любовью, причем, любовью экстатической, безумной…

Очень яркой страницей того времени была группа Димы Касьянова. Это была группа, где изучался Транзактный анализ, причем не в форме популярного изложения, а в очень глубоком ракурсе, основанном на последних достижениях этого направления психологии. Дима тогда был очень яркой личностью, он перевел фундаментальную, на мой взгляд, книгу: «Современный Транзактный Анализ» Стюарта и Джоинс, которая совсем недавно появилась в продаже. А тогда Дима раздавал нам ксерокопии своего перевода. Через Димины семинары в девяностом — девяносто первом году прошло, наверное, несколько сотен человек. Дима и его жена Света приглашали французов и американцев, которые вели профессиональные тренинги, но и то, что проводили Дима со Светой, было откровением. Огромное количество диагностических схем, эффективных и простых упражнений, — еще несколько лет потом я усваивал эту информацию…

Потом случился конфликт с С.В., в группе которого я занимался три года. С.В. казался мне тогда не просто психологом, а Учителем жизни, Мастером, человеком совершенно необыкновенным. Он действительно пробудил очень многих людей. Бывшие невротики из его группы становились жизнерадостными, творческими и успешными во многих сферах жизни людьми. Многие стали впоследствии психологами. Некоторые обратились к духовному поиску… Так вот, мы с С.В. поссорились, причем, как мне кажется, он очень искусно спровоцировал этот конфликт, потому что после этого я впервые почувствовал себя свободным. Мне не нужен был больше психотерапевт. Я впервые тогда вкусил чувство самостоятельности и ответственности за свою жизнь.

Вслед за разрывом с С.В. произошел еще один разрыв — я разошелся с женой. А потом еще один — я перестал работать в институте. Это было начало лета. Я остался совершенно один, без прошлого, без будущего, без страхов и без надежд. Было только настоящее и оно поглощало меня целиком. Я переживал это, как чувство необыкновенной свободы. Я не знал, что я буду делать осенью, и даже не хотел задумываться об этом.

И в это время одна моя знакомая предлагает мне поехать в Псковскую область, чтобы погостить в «доме магов», то есть среди команды кастанедовцев. Это были не те кастанедовцы, которых расплодилось сейчас хоть пруд-пруди под влиянием синдрома «сидо-стрекальского нагвализма». Это была очень маленькая, но очень реальная группа, руководил которой некто Степанов.

Итак, я приехал в «дом магов», как заинтересованный, но отстраненный наблюдатель. В то время из Кастанеды я читал только отдельные отрывки, которые ходили в виде ксерокопий (в печати Кастанеда появится года через два). А о Кастанеде и учении Дона Хуана я прочитал довольно внушительный труд Степанова (опять же, в рукописи). Со Степановым я познакомился за полгода до этого, на каких-то встречах в частных квартирах и тогда, при первом знакомстве он произвел на меня странное впечатление полупофигиста-полуневротика. За время, проведенное в «доме магов», это впечатление рассеялось. Я увидел очень сильного, внимательного и осознанного лидера, создающего для своей команды массу неординарных ситуаций. Правда, тогда я считал себя психологом, специалистом по межличностным отношениям и то, что делал Степанов, не укладывалось в мои представления о внутренней работе. Степанов все время провоцировал неожиданность и конфликт. Я же был настроен на мирное урегулирование любых трений и не понимал его действий.

Тем не менее, было очевидно, что Степанов являл образец энергичности, подтянутости и включенности в любую ситуацию. Провоцируя конфликт, сам он занимал нейтральную позицию наблюдателя.

Вот пара случаев, обычных для той команды. Однажды в полночь, когда все легли спать, Степанов объявил подъем и срочные сборы. Всем давалось десять минут, чтобы собраться. Никто не задал ни единого вопроса, — все мгновенно включились в сборы. А было полнолуние, затмение и вообще какой-то очень неблагоприятный день. Через десять минут вся команда была уже во дворе с рюкзаками и при велосипедах. Той ночью Степанов повел их в глухие болотистые места, где они и путешествовали три дня. На мой вопрос о том, что они там делали и что происходило, никто не ответил…

Другой подобный случай произошел за год до того, и я узнал о нем по рассказам. Однажды днем Степанов обзванивает всю группу и сообщает, что через пять часов — общий сбор на Московском вокзале, откуда они на «перекладных» отправляются в Среднюю Азию на два-три месяца. Как люди сумели решить в столь короткое время вопросы с работой и в семьях — неизвестно, но через пять часов вся команда была в сборе и двинулась в путь. По рассказам, в Средней Азии ребята прошли немало испытаний. Были экстремальные ситуации, были встречи с неожиданными и удивительными людьми в горах, были всевозможные измененные состояния сознания и «места силы».