Владислав Лебедько - Хроники российской Саньясы. Том 2

• Название: Хроники российской Саньясы. Том 2
• Автор: Владислав Лебедько
• Жанр: Биографии и Мемуары

Эта книга о Настоящем. Истории из жизни Мастеров 60-х-90-х годов нашего века, полные парадоксальности, трагичности, юмора, русской самобытности. То, что невозможно встретить в западных и восточных текстах. Истории, где переплетаются несовместимые, на первый взгляд, вещи: пьяное застолье, ненормативная лексика сочетаются с высочайшими Откровениями и потрясающими своей глубиной Прозрениями.

…Без сказочных мистификаций и вульгарных психологизаций в книге рассказывается о подвижническом Пути, Духовном Поиске совершенно непохожих, подчас противоречащих друг другу людей, которых объединяет главное: искреннее, дерзновенное искание Истины…

---

«Многочисленные В.С. заслоняли «естественного», азиатского, «дикого», который скрывался, а иногда прорывался в неожиданно жестком оскале неровных продолговатых зубов — В.С. тут же спохватывался, и мгновенно являлись непроницаемые и полные обаяния ребята — каждый раз новые…»

«Обычно, выяснив с самого начала честолюбивые пунктики нужного ему человека, В.С. начинал лить елей, причем делал это так грубо, что, казалось, он испытывал степень падкости человека на лесть и отупения лестью. Вероятно, здесь не было даже иронии — просто он был уверен в неотразимости лести, коль скоро она попадет на пунктик, и не очень старался утончать свою технику.»

«С легкостью перекидывал он мостики меж собой и объектами интереса, как будто бы и не стараясь, — так танцует легко балерон: он лепил ожидаемый образ себя и шел как по лыжне. Помогало еще и значенье, которое он придавал разговору, и значительность, какою наделял собеседника. Отразившись, эта значительность возвращалась к нему же. Собеседник начинал видеть себя глазами В.С., воздавая ему благодарностью…»

«…всем он был интересен, сам же оставался иронически непривязанным и отстраненным. Он набрасывал легкую сеть на объект и затягивал узел… Сам В.С., дробясь, оставался ему недоступен.»

«Создав театр статистов, В.С. уходил с поля зрения, был принят за то, кем себя выдавал, был всегда человеком, в котором скрыто больше, чем видно снаружи. От него шло таинственное свечение, он нес с собой экзотический тонус, душу холодновато-сосредоточенную, по-восточному вкрадчивую, по-европейски сухую.»

«А статисты его — и приятели — воспринимались как-то очень уж сказочно — казалось, они представляют собою раешник, разыгранный на ходулях. Будто бы это развернутый веером В.С., а вот возьмет и соберет их в себя, и никого не останется, все исчезнут, спрятавшись за плотоядным оскалом улыбки. Иногда на глазах совершалось действо: серия превращений статистов друг в друга, после чего они растворялись, исчезая котами чеширскими, оставляя одной лишь улыбки оскал: за собой, из-за себя, вместо себя. С таким В.С. было молодо, беззаботно.»

«В театре своем был В.С. режиссером — веселым, но строгим. Он беспечно выглядывал сквозь полупрозрачные маски статистов, мелькал в щелях занавеса. Его разглядеть не нужно было большого труда. Но в спектаклях о нем забывалось — так гладко и убедительно он разыгрывал роли.»

«Если взглянуть на В.С. сквозь волшебную призму, то увидишь: рыбак, набросивший свою сеть на кварталы, квартиры, аудитории, библиотеки, протянувший свою паутину в провинции, зацепивший своею петлею юродивых, магов, знахарей, гипнотизеров, визионеров, астрологов и метафизиков — кого только не было в его неводе…»

Я хотел встретиться со Степановым еще когда готовил первый том, но так как Владимир большую часть года живет за границей и приезжает в Москву и Питер достаточно редко, тогда повидать его не удалось.

Нынешней же встречей с Владимиром Степановым я опять-таки обязан Наташе Н., которая познакомила меня и с Бахтияровым. Так что, — опять прокуренная кухня в ее квартире…

16 марта 2000 г.

Владимир Степанов: Я так рад, что Мамкин вас вдохновил. Как вам удалось до харизмы Мамкина достучаться? Он же ведь очень закрытый?

Влад: Вот уж не нахожу!

В.С.: Ну, я имею в виду его харизму. Так-то он открытый, конечно. Я помню, где-то в середине восьмидесятых, был я здесь в Петербурге в его квартирке, он тогда нас принял так хорошо, плов какой-то очень мощный сделал, трав каких-то заварил… Красиво было. Меня поразило в нем прежде всего то, что он исколесил всю империю, причем побывал в самых ее недоступных местах. И не просто исколесил, не туристом каким-нибудь, а с кайфом! Потом, когда я читал вашу книжку, меня еще поразило, как Петр про Пантелеича говорил. Очень приятные были слова. Меня это так тронуло, я просто прочувствовал Пантелеича…

Очень хорошо, что вы встречались со столькими интересными людьми. Откуда у вас произошла мотивация пройти через этих людей?

В: Во-первых, я много слышал от Петра разных историй, которые он вдохновенно так рассказывал…

В.С.: Во! Если вдохновенно, то это уже некая инспирация…

В: А вы-то как начали свой Путь? С чего все у вас пошло?

В.С.: Ну, как, — с детства!

В: Как это — с детства?

В.С.: Меня захватили сказки. Сказки и моя жизнь были чем-то идентичны. Я даже «коллекционировал» людей, которые знали сказки и могли мне их так рассказать, что я начинал как-то в них разбираться. С самого детства у меня был опыт сказочный. Все, что в сказках написано — я во всем этом участвовал и участвую до сих пор. И, наверное, всю жизнь буду участвовать. Так вот, разные сказки намекали на разные жизненные обстоятельства и мне очень всегда хотелось в этом разобраться.

В: Какие сказки были наиболее значимыми для вас?

В.С.: Когда я только научился читать, — в первом классе, — я стал ходить в библиотеку имени Ленина и читать все сказки народов мира. А потом даже это уже приелось, и я вдруг понял, что тут что-то не так, — либо я чего-то не понимаю, либо в сказках что-то не так. Ведь они все об одном и том же. Деталей и нюансов очень много, вариации бесконечны, но все об одном…

В: И все же, какие сказки оказали на вас наибольшее влияние?

В.С.: Конечно, русские народные. Это самые мощные сказки. Потом уже я выяснил, что многие русские народные сказки имеют родство с индийскими сказками, которые тоже когда-то были к нам занесены. Да любая сказка — это бесконечность. Я уж не помню точно, кто именно, — Петр Демьянович или Георгий Иванович[14], сказал, что высший эмоциональный центр человека говорит на языке сказок. Исходя из этого вся моя жизнь складывалась.

В: А в событийном ряду как это происходило?

В.С.: Некая особая жизнь…

В: Чем она особая?

В.С.: Вот к чему всякие книги призывают, типа по Дзен, Суфизму и тому подобное, — вся эта мотивация у меня уже с самого детства была. И я думал, что у всех это есть. Но со временем убедился, что большинству людей ничего такого не нужно, что это при общении нужно скрывать, дозировать или наукообразить. А я во всем этом жил, живу, но может быть, еще буду жить…

В: Осознание того, что в вас это уже есть, произошло как-то вдруг, внезапно?

В.С.: Нет, оно постепенно складывалось. Потом, когда я в юности уже целенаправленно искал в этом направлении, мне начали попадаться разные люди. Я изучал уже тогда йогу…

В: Если вы говорите о шестидесятых, то йогу тогда было не так-то легко изучать. Отсутствие информации, преследование властей…

В.С.: Да, тогда йога была, мягко говоря, не модной. Когда я стоял на голове, на меня смотрели, как на идиота.

В: К чему привели ваши поиски в йоге?

В.С.: Кроме того, что я практиковал, мне удалось тогда разыскать несколько древних текстов… Ну, древних, относительно Советской власти: тексты Вивекананды, Рамачараки и другие дореволюционные материалы. А чем дальше в лес…

В: Чем еще, помимо йоги, была отлична ваша жизнь от среднего обывателя?

В.С.: Весь стиль жизни был чем-то отличающимся… Если живешь в сказке и участвуешь в этом сказочном мире, то там совсем другая полнота, другое качество бытия. Это бытие целостное. Сколько я себя помню, так оно и было.

Ну, и потом все было закономерно и последовательно. Интересы мои развивались и плавно переходили к суфизму, Гурджиеву… Конечно, есть еще одна маленькая загвоздочка, — на ней можно подробнее остановиться.

Итак, все мои поиски и занятия привели к тому, что мной стали интересоваться какие-то очень странные люди. Они каким-то образом вычислили, что я очень много времени провожу в библиотеке, заинтересовались тем, каких авторов и в каком объеме я изучаю. Потому что они тоже этими же авторами интересовались. Так мы с ними и познакомились.

В: Что это были за люди и в чем их странность?

В.С.: Не приходилось вам изучать книжечку Никитина[15] про мистиков в России в двадцатые — тридцатые годы? Короче говоря, некоторая Традиция, которая существовала в России вышла на меня, поскольку я вел себя довольно странно.

В: Вы можете что-нибудь об этой Традиции рассказать?

В.С.: Ну, это русский эзотерический поток, который существовал еще и до революции, и отдельные представители которого дожили до шестидесятых — семидесятых годов. Кто-то из них во времена репрессий погиб или ушел «глубоко на дно», некоторые сидели в лагерях, но многие сохранились.

В: Как им удалось сохраниться и уцелеть в этих условиях?