Дэвид Вилтц - Дар сопереживания

• Название: Дар сопереживания
• Автор: Дэвид Вилтц
• Издательство: Полина
• Жанр: Триллер
• Год: 1995
• ISBN: 5-86773-027-1

Агент ФБР Джон Беккер известен своими нетрадиционными методами работы и умением проникать в мозг преступника. Когда в Нью-Йорк по заданию террористической организации прибывает опаснейший наемный убийца, только Беккеру по силам выйти на его след.

---

– Но вы не считали, что у вашего пациента был просто нервный срыв?

– Так считало большинство врачей, но не я. Это, казалось бы, вытекало из результатов психоанализа. Но надо помнить, что остальные общались с ним опосредованно, а я – лично. Я сидел с ним колено к колену и смотрел ему прямо в глаза, когда задавал вопросы и предлагал тесты. Я изучал его, изучал очень внимательно.

– Как он проявил себя во время тестов?

Познер поднял палец, как бы говоря: «Вот оно!»

– Первые тесты многое открыли мне в нем. Они выявили, что он – я уже говорил, что не стану вдаваться в терминологические подробности, скажу просто, – ненормален, возбудим и опасен. Но это показывали только результаты первых тестов. Затем он, казалось, понял, что от него требуется. Парень был очень сообразителен. Более поздние тесты показывали, что он нормален, по-настоящему нормален; нормальней нормального, если вы понимаете, что я имею в виду. Девственно чист. Результаты этих тестов и видел совет.

– А почему вы не показали им результаты первых тестов?

– Я не смог их найти. Они пропали. И не только сами тесты, но и мои заметки, которые я делал по ходу наших с ним бесед в течение первой недели его обследования в центре. Все это исчезло, как будто никогда не существовало. Загадка, нет?

– Как вы сами сказали, он был умным парнем.

– Умным – это первое. С потенциальной тягой к насилию – это второе. И с полным отсутствием социального сознания – это третье. Сложите все это вместе, и получится, что мы говорим не о юнце, у которого возникли временные неприятности с психикой, а о человеке, представляющем из себя смертоносное оружие. Текущий термин для подобных случаев – социопат. На мой взгляд, это несколько выхолощенное понятие. Вы помните Теда Банди?

– Конечно.

– Того, который убил множество женщин? Все считали его прекрасным человеком, настоящим мужчиной. Очаровашка, что и говорить. И его назвали социопатом. То есть, фактически признали психически здоровым, отдававшим себе отчет в действиях и понимавшим, что это нехорошо. Он не слышал потусторонних голосов или дьявола, приказывавших ему делать это. Он убивал, чтобы получить то, что ему требовалось – в его случае, сексуальное удовлетворение, – а то, что его желания шли вразрез с желаниями женщин, его совершенно не волновало. Я не пытаюсь намекнуть, что у моего пациента были сдвиги на сексуальной почве. Насколько я могу сказать, он был обычным гетеросексуалом, так что в этом смысле у них с Банди нет ничего общего. Их роднит полное безразличие в выборе средств для достижения своей цели. Если ему что-то нужно, и вы стоите у него на пути – берегитесь!

– И вы были настолько убеждены в правильности собственного диагноза, что позаботились о сохранении его отпечатков в картотеке полиции?

– Как вы об этом узнали?

Беккер пожал плечами.

– Кого-то это волновало достаточно сильно, чтобы решиться обойти закон. Из ваших слов следует, что это волновало вас.

– Я был молод, позвольте вам напомнить, и не мог спокойно смотреть, как этот юноша уходит и растворяется в обществе, особенно после того, как стал свидетелем его умения дурачить людей. Он начал учиться этому у меня и выучился поразительно быстро. Черт, основываясь на результатах исключительно последних бесед с ним, без учета результатов первых, я бы тоже отпустил его на все четыре стороны! Неважно... В общем, я подумал, что однажды полиции понадобится его найти. У меня был друг-полицейский, у которого имелся хороший приятель в отделе личных дел. Ну, знаете, как это делается... Они все устроили. Если бы кто-нибудь поднял шум, они всегда могли сослаться на канцелярскую ошибку, спустить дело на тормозах и все оставить, как было.

Беккер кивнул в знак согласия. Он действительно знал, как это делается и что в стране нет ни одного полицейского управления, где когда-либо наказывали усердного чиновника за то, что он слишком долго сохранял чьи-то отпечатки пальцев. Законы, касающиеся подростков и обращения с ними, писались не полицией, но исполнялись ею по своему усмотрению.

– И я был прав, не так ли? – возбужденно сказал Познер. – Все считали, что мое излишнее рвение в этом деле объясняется моей молодостью, тем, что он был моим первым пациентом, и, следовательно, моим желанием выставить его случай – и тем самым самого себя – более значительным, чем о том свидетельствовали факты, и прочей подобной чушью. Но в итоге оказалось, что прав был я. Он сделал что-то ужасное, иначе вы не пришли бы ко мне. В чем он обвиняется?

– Сейчас нам достоверно известно только то, что он побывал в помещении паспортной службы Монреаля.

Познер заметно пал духом, но не сдался.

– Что бы это ни означало, в чем бы он ни подозревался, он на это способен. Поверьте мне.

Беккер промолчал.

– Вы мне не верите? – растерянно спросил Познер.

– Не могли бы вы заглянуть в досье и сообщить мне какие-нибудь специфичные детали его «нападения» на отца?

Познер вновь воодушевился и похлопал по папке.

– Мне ни к чему заглядывать туда. Я позабыл сотни случаев из своей медицинской практики, но не мой первый.

Сказав это. Познер раскрыл досье, вынул оттуда фотографию и протянул Беккеру.

– Я сделаю с нее копию и верну вам, – пообещал Беккер.

– Я помню, как он выглядел, – проговорил Познер. – Симпатичный мальчик, не так ли?

Беккер кивнул:

– Неприметный в толпе, но симпатичный.

– Однако теперь вы пытаетесь выделить его из толпы, так ведь? Ладно, что вы хотите знать?

– Подробности его нападения на отца.

– Он вырвал у него вешалку и воспользовался ею сам.

– Чтобы отстегать отца?

Познер улыбнулся наполовину триумфально, наполовину утомленно.

– Значит, вы так до конца меня и не поняли. Неужели вы думаете, л стал бы тратить столько сил и энергии на парнишку, просто отстегавшего своего отца вешалкой? Особенно отца, который этого заслуживал? Нет, он не стал его стегать, он попытался его убить. Он запихнул конец вешалки своему папочке в ухо.

Беккер резко выпрямился.

– Что, это вас заинтересовало?

– Да, доктор Познер. Теперь я понимаю, почему этот случай волновал вас на протяжении семнадцати лет. И все же он не убил своего отца.

– Однако, способ покушения был больно изощренным, особенно для его возраста.

– У вас не сохранилось старого адреса его отца? Мне хотелось бы переговорить с ним.

– Его адрес не изменился за эти годы. Его отец – в клинике. Я часто видел его, когда работал там. Однако вы не сможете с ним поговорить.

– Почему?

– Он не может говорить, а также думать, самостоятельно питаться. Конец вешалки, засунутой ему в ухо сыном, повредил относительно небольшой, но жизненно важный участок мозга. Между тем у его сына и мысли не возникало спросить, что сталось с отцом до нашей с ним пятой встречи. Я первым завел разговор на эту тему, но даже тогда он проявил минимум интереса. Впрочем, это была его первая неделя в центре, тогда он еще только учился, как нужно себя вести. Когда я опять затронул этот вопрос через неделю или две, он старательно изобразил раскаяние и, по-моему, даже сумел выжать одну-две слезинки.

– Но вы не поверили в его раскаяние?

– Ни на секунду. Знаете, как трудно проткнуть черепную кость проволокой от вешалки? Знаете, какая для этого требуется сила? Это надо постараться... Я ни на секунду ему не поверил, а вы бы поверили?

Беккер мрачно улыбнулся.

– Доктор Познер, я не верю в неумышленные убийства и убийства в состоянии аффекта. Я думаю, в абсолютном большинстве случаев люди, убивающие других людей, делают это потому, что они подспудно этого хотят. Или, по крайней мере, осознают, что смерть является возможным конечным результатом их действий. И поскольку они этого хотят, то это, по-моему, исключает искреннее раскаяние в своем поступке. Если хочешь убить кого-то и находишь время вооружиться пистолетом или ножом, значит соображаешь, что делаешь. Неумышленное убийство – это когда, подавая задом машину, человек давит любимую кошку. И то, это еще спорный вопрос. Сожаление и раскаяние после свершившегося факта – это всего лишь обильная влага на ресницах.

– Похоже, вы немало размышляли на эту тему.

– Более того. Я сам убил несколько человек.

– Намеренно?.. Простите, именно об этом вы сейчас и говорили, не так ли? Разумеется, вы это сделали намеренно и по роду вашей деятельности, скорее всего, оправданно... Правильно?

– Я в этом убежден.

– И вы совсем не испытываете раскаяния в содеянном?

– Не раскаяние... Я ощущаю вину, огромную вину.

– Это понятно и предсказуемо. Хотя, если это были оправданные убийства... Я имею в виду, по вашему мнению, оправданные.

– Абсолютно оправданные и по моему мнению, и по закону. Все это были случаи самообороны и произошли при попытках ареста преступников, оказывавших ожесточенное сопротивление. И т.д., и т.п.