Кит Маккарти - Тихий сон смерти

• Название: Тихий сон смерти
• Автор: Кит Маккарти
• Издательство: Азбука-классика
• Жанр: Триллер
• Год: 2007

В новом остросюжетном романе английского писателя Кита Маккарти – продолжении завораживающего и жуткого бестселлера «Пир плоти» – читатель вновь встретится с патологоанатомом Джоном Айзенменгером, адвокатом Еленой Флеминг и полицейским инспектором Беверли Уортон. На этот раз им предстоит расследовать причины одной на редкость странной смерти: молодая девушка, бывшая сотрудница закрытой медицинской лаборатории, скончалась вследствие скоротечно развившегося ракового синдрома. В ходе расследования постепенно выясняется, что за этой и еще несколькими внезапными смертями врачей и ученых стоит могущественная фармацевтическая корпорация, которая не остановится ни перед чем, чтобы скрыть от непосвященных результаты секретного биотехнологического эксперимента. Айзенменгер, Елена и Беверли, намеренные идти до конца в своих поисках правды о таинственном проекте, оказываются в смертельной опасности…

---

– Боже!..

Айзенменгер отвернулся. Когда же спустя несколько минут он вновь посмотрел на Хартмана, то увидел, что тот плачет. Доктор все отчетливее ощущал, что не может просто так встать и уйти, что он должен подсказать бедняге какой-то выход. Чувствуя, что, если он этого не сделает, ему потом придется раскаиваться, он положил руку на плечо Хартмана и сказал:

– Послушайте, Марк. У вас сохранились подлинные образцы тканей? – (Хартман кивнул и захлюпал носом.) – В таком случае вот вам мой совет: верните их в папку с образцами и напишите коронеру, что ошиблись. Если вы это сделаете, то я не вижу причин не закрыть глаза на происшедшее.

Но добрый совет доктора не встретил такой же доброй ответной реакции.

– Но я не могу! Розенталь узнает! – воскликнул Хартман.

Айзенменгер пожал плечами:

– Необязательно. Разве что у него есть свой человек в офисе коронера.

Какое-то время Хартман все еще выглядел жалким и потерянным, но Айзенменгер заметил, как постепенно в нем стали просыпаться чувства и лицо, утрачивая мертвенную бледность, потихоньку начало обретать свой естественный цвет.

Хартман вернулся домой поздно, но теперь его это уже не беспокоило. Даже если Аннетт и примется его пилить, разве могут ее упреки сравниться с тем, что ждет его в ближайшем будущем? Мало того, что он вернулся поздно, – он был еще и в стельку пьян, пьян до такой степени, что походил скорее на уличного забулдыгу, нежели на главу добропорядочного семейства. О веселой расслабленности, которую дает алкоголь, не было и речи – Хартман погрузился в трясину мрачной депрессии, хотя и сохранял еще некоторую координацию движений; по крайней мере, ключом в замок он попал с первого раза. Не включая свет в прихожей, он снял пальто, думая о том, где сейчас может быть жена, – дети, он знал, уже находились в постелях. Несмотря на то что в доме стояла гробовая тишина, из-под двери гостиной пробивался свет, и Хартман, покачиваясь, направился туда.

В гостиной сидели Аннетт с отцом. Они неторопливо разговаривали, не глядя друг на друга, и походили на двух манекенов в витрине универмага. Впечатление нереальности происходящего усилилось, когда они, как по команде, одновременно повернули головы в сторону двери и молча уставились на Хартмана.

Секунду он так же молча смотрел на них, но то ли под воздействием алкоголя, то ли под откровенно враждебным взглядом Браун-Секара в голове Хартмана что-то щелкнуло, и он из пьяного, но тихого и депрессивного мужчины превратился в воинственного демона.

– Тестюшка! Какой приятный сюрприз!

Марк ввалился в комнату – в свою комнату! – и уселся рядом с Аннетт. Он улыбнулся жене и тестю, но улыбка источала столько желчи, что ее хватило бы на десятерых.

Аннетт и ее отец продолжали молчать.

– Вы сегодня еще не пили. – Хартман решительным жестом указал на Пирса Браун-Секара. – Сейчас мы исправим эту ошибку. – С этими словами он попытался встать. – Вам, тестюшка, как обычно?

Но неожиданно заговорил не мистер Браун-Секар, а его дочь:

– Где ты был, Марк?

В словах жены слышалось такое эмоциональное напряжение, что алкогольные пары моментально испарились из головы Хартмана. Он вновь посмотрел на Браун-Секара, который не сводил с него глаз. Взгляд судьи был высокомерным и чопорным, и он доводил Хартмана до бешенства.

– Пил, – ответил Марк, которому до смерти надоело, что папаша жены смотрит на него, словно школьный учитель на провинившегося ученика перед тем, как наградить его розгами. – Ну и что?

Вопрос был адресован Аннетт, но ответил на него сидевший справа от дочери судья:

– Жена спрашивает тебя не о том, что ты делал, а о том, где ты был. Часом, не на скачках?

Слово «скачки» в устах тестя стало для Хартмана шоком, но он поборол желание сказать в ответ какую-нибудь грубость и просто произнес:

– Нет.

Он не пытался прикинуться рассерженным, нет, он просто возражал, и только.

Теперь наступила очередь Аннетт:

– Откуда ты взял деньги, чтобы расплатиться с букмекером?

Тема разговора изменилась, и Хартман не сразу ухватил его нить. На этот раз ему пришлось напрячься, прежде чем он смог ответить:

– Ну, знаете ли, я сам зарабатываю себе на жизнь.

Звук, который в ответ на заявление зятя издал носом Браун-Секар, не был просто фырканьем. В презрении, которое он в себе заключал, запросто можно было утонуть.

– Шестнадцать тысяч фунтов? – уточнил тесть.

На это уже трудно было ответить с прежней легкостью, и Хартману пришлось перейти в наступление.

– Как вы?… – Но он тут же стушевался, поняв, что совершил непростительную ошибку.

Аннетт неожиданно вздохнула, как будто до последнего момента не могла поверить, что с ее мужем происходит нечто неладное, и только теперь ей все стало ясно.

– О, Марк!..

От страха у Хартмана засосало под ложечкой. Неужели они знают?! Не прислал ли Розенталь, несмотря на все свои заверения, кассету? Тем не менее Хартман попытался подавить в себе страх и изобразил на лице негодование.

– Ты что, шпионила за мной? – накинулся он на Аннетт. – Да как ты посмела!

Но с таким же успехом он мог броситься с перочинным ножом на динозавра.

– Мы посмели, – сказала жена, сделав ударение на слове «мы», – потому что мы должны были это сделать. Потому что все члены семьи судьи должны иметь незапятнанную репутацию и не вызывать даже тени сомнения в том, что она чиста. К тебе, как зятю, это тоже относится.

– Ты что, хочешь сказать, что я совершил преступление? За Аннетт ответил отец:

– Нет. Мы просто спрашиваем.

Хартман всегда завидовал умению Браун-Секара и его дочери вести дискуссию, завидовал их способности запутывать, ставить в тупик, изворачивать, перевертывать, намекать, наводить на мысль. Завидовал и редко решался вступать с ними в спор. Но как поступить сейчас? Все отрицать, солгать или просто промолчать? Времени на раздумья не было, и конечно же, Хартман выбрал неправильное решение.

– У меня был большой выигрыш, – солгал он. По его мнению, это звучало более чем убедительно. Они ведь теперь знают, что он играет.

Ответ Хартмана вроде бы удовлетворил Браун-Секара. Казалось, еще немного, и он воскликнет: «Понятно! Конечно!» Не глядя на зятя, судья улыбнулся дочери, которая молча сидела, не меняя позы. И только после этого произнес:

– Ба-альшой выигрыш!..

Этим было сказано все. В голосе тестя смешались недоверие и печаль, гнев и сочувствие. Хартман уставился в пол и принялся разглядывать ковер, стараясь не замечать на нем грязных следов, оставленных его ботинками.

– Да… Это был тройной выигрыш…

Теперь, произнося это, он не отрываясь смотрел на судью. Уж лучше бы он врал, не поднимая головы.

– Тройной? – переспросила Аннетт. – Тебе вдруг стало поразительно везти!

Он повернул голову, чтобы обратиться к жене, и поймал взглядом ее широкую улыбку.

– Ты, конечно, можешь это доказать. Где и когда это было? Заезд, победители? Ну и все остальные подробности.

На это Хартману нечего было ответить. Он переводил взгляд с жены на тестя, челюсть его отвисла, глаза расширились. Не прошло и минуты, как Аннетт поднялась и, не глядя больше на мужа, вышла из комнаты. Хартман поднялся с кресла и, не двигаясь, смотрел ей вслед. Сидевший в кресле Браун-Секар пробормотал:

– Ты бы лучше сел, Марк.

На Хартмана подействовали и сами слова, и тон, которым они были произнесены. Он вдруг почувствовал, что смертельно устал, устал от всего.

Но судью не интересовало состояние зятя. Он спросил:

– Где ты взял деньги?

Хартман выпрямился, уперся подбородком в грудь, закрыл глаза. Он не знал, что ответить, но что-то нужно было сказать. И он произнес:

– А пошли вы все… И оставьте меня в покое!

– Нет!

Айзенменгер и не ожидал другого ответа, хотя он не рассчитывал услышать его в столь категоричной форме.

– Послушай, Елена, я согласен с твоими возражениями…

– Тогда не настаивай.

В квартире было тепло, но Елена вдруг показалась доктору холодной и такой же чужой, как ночь за окном. Он пришел без предварительного звонка и застал Елену совершенно не готовой к приему гостей. Напротив, прямо с порога она объявила, что ужасно торопится. Что и говорить, время для серьезного разговора Айзенменгер выбрал явно не самое подходящее. Елена открыла ему дверь, будучи в халате, и доктору пришлось еще минут двадцать ждать, пока она не выйдет из ванной. Когда же она наконец появилась, Айзенменгер несколько секунд был не в состоянии оторвать от нее глаз – он и забыл, что эта женщина столь красива.

– А что ты предлагаешь? После того как Джонсон вышел в отставку, мне в полиции просто не к кому обратиться. Хочешь не хочешь, а единственный человек, который сможет нам помочь, это Беверли Уортон.

– Только не она. Только не эта сука.

Беверли Уортон входила в команду детективов, занимавшихся расследованием убийства родителей Елены. Именно Уортон, по мнению Елены, сфабриковала обвинение против ее брата – обвинение, следствием которого стало самоубийство юноши.