Анатолий Ириновский - Жребий

• Название: Жребий
• Автор: Анатолий Ириновский
• Жанр: Социально-психологическая фантастика

Что есть Зло, а что есть Добро? Можно ли их поменять местами? Какова причастность на земле к этим явлениям Бога, Сатаны и человека? Как возникло человечество согласно постулатам христианской концепции? Что такое тоталитаризм? Все эти вопросы и составляют содержание романа "Жребий". Почему "Жребий"? Потому, что детям, родившемся накануне войны, выпала вот такая судьба. Произведение имеет подзаголовок: фантасмагороический роман о Боге, Сатане и человеке. Сюжетно в нем идет речь о несостоявшейся сделке между Сатаной и человеком. Сатана предлагает перестроить Вселенную, сделав жизнь человека бессмертной. Но чтобы Вселенную перестроить, нужны усилия всех людей. Сатана нуждается в талантливом помощнике, который бы довел до сознания людей несовершенство существующего мира и суть замышляемого. На самом же деле благие намерения Сатаны являются лишь камуфляжем его страстного желания захватить трон Божий. Параллельно мифологической линии в романе дан реалистический ряд, где захват всемирной власти, аналогичный идеям Сатаны, исповедуют защитники тоталитарной системы. Тоталитаризм в той или иной форме был и остается трагедией многих поколений. Он наднационален и присущ разным формациям. Поэтому тема романа есть, по сути, темой изображения вечной борьбы Добра и Зла. Эта оппозиция, развернутая в рамках отношений между Богом, Сатаной и людьми, оказывается для героев романа судьбоносной. Обе линии — и мифологическая, и реалистическая — естественно переплетаются, и обе несут в себе "и жизнь, и слезы, и любовь". В романе частично использованы принципы построения, характерные для детективного жанра. Он динамичен, диалогичен, легко читается, несмотря на свою философскую подоплеку. Может быть инсценирован. Роман адресован широкому кругу читателей, написан на русском языке с элементами вкраплений просторечий и арго.

---

Заодно прихватил и сатанинскую тысячу. Чтобы она не искушала его дома. И спрятал ее в подсобке.

А Ахриманов по-прежнему не проявлял внешне к Нетудыхину никакого интереса. Это уже начинало Тимофея Сергеевича злить, невольно вселяя в него некоторую нервозность и растерянность. Измором, тварь, берет. Доводит до определенной психической кондиции. Чтобы он, Тимофей Сергеевич, так сказать, дозрел полностью.

И Нетудыхин решился свой замысел претворять энергичней, не ожидая подходящего момента.

В пятницу, после уроков, он спустился на первый этаж и заглянул в секретарскую: Маринки не было. На столе ее стояла пишущая машинка с заложенным листом бумаги. Это значило, что Маринка в школе, но на время куда-то вышла.

Дверь в кабинет директора оказалась приоткрытой. Там Ахриманов или нет? Сердце Нетудыхина усиленно стучало. Нужно решаться: сейчас или никогда!

Нетудыхин осторожно потянул дверь на себя и заглянул в кабинет. И был он шокирован совершенной неожиданностью: освещенный ярким весенним солнцем — день как раз выдался погожий, — Ахриманов сидел за директорским столом и сосредоточенно раскладывал перед собою карты.

— А, Тимофей Сергеевич! — сказал он, моментально заметив заглядывающего Нетудыхина. — Заходите, заходите, — Он произнес это так естественно и обрадованно, словно они были по крайней мере хорошими знакомыми и просто давно не виделись. Тимофей Сергеевич растерялся. — Прикрывайте дверь и заходите. Очень рад вашему приходу, очень рад, — говорил Ахриманов по-доброму, и даже как-то ласково глядя на Нетудыхина. Тимофею Сергеевичу ничего не оставалось делать как зайти в кабинет.

— А я вот тут сегодня отобрал картишки у одного сорванца — играют, понимаете, паршивцы, играют в карты между собой! — и решил пасьянчик пораскинуть. На вас, Тимофей Сергеевич, на вас, дражайший.

— С чего бы это? — спросил Нетудыхин неопределенно, усаживаясь на стул и еще точно не зная, как ему с Ахримановым следует разговаривать: как с Сатаной или как с директором?

— Как с чего? Я же должен знать, хотя бы приблизительно, что Он там для вас предуготавливает. И вот получается одна жестокость: большие неприятности, оказывается, вас ожидают. К сожалению, да.

Хлопнула в секретарской дверь. Кажется, вернулась Маринка.

— Я полагаю, — сказал сдержанно Нетудыхин, — нам уже давно надо бы поговорить. Но здесь есть уши, — и указал большим пальцем правой руки себе за спину. — Может, мы уединимся ко мне в класс? Уже никого в школе нет. Там и поговорим. Это безопасней.

Ахриманов задумался. Потом сказал:

— Может быть, может быть. Ну, идите сначала вы. А я сейчас закончу пасьянс и поднимусь.

— Постучите три раза, — сказал Нетудыхин, подчеркивая этим конфиденциальность их разговора.

— Договорились, — сказал Тихон Кузьмич, согласно кивнув головой.

Тимофей Сергеевич вышел из кабинета Ахриманова и стрелой взлетел на третий этаж. "Быстрей, быстрей! Надо включить магнитофон, чтобы он к приходу Ахриманова вошел в рабочий режим". В подсобке у Тимофея Сергеевича стоял на взводе магнитофон, заряженный пятисотметровой бобиной. Микрофон Нетудыхин вмонтировал в радиодинамик, повешенный над классной доской.

Тимофей Сергеевич заскочил в класс, закрыл на ключ дверь и, пройдя к себе в подсобку, включил магнитофон.

Минут через десять в дверь постучали. Нетудыхин нажал на клавишу "запись", закрыл подсобку на ключ и пошел отворять дверь.

Ахриманов, переступив порог, плотно прикрыл двери и стал осматривать помещение. Класс был как класс: парты, подиум у доски, рядом — учительский стол и стул. Стены кабинета увешаны портретами русских писателей. Это Сатану почему-то заинтересовало. Он принялся их осматривать.

— М-да-а, — сказал он некоторое время спустя. — Компашечка тут, у вас, подобралась — не соскучишься: один другого дерзее. Особенно вот этот, длинноносый, — указал он на Гоголя. — Он же вообще меня дураком считал… А этот кто, задумавшийся? — спросил он, останавливаясь у очередного портрета.

— Достоевский, — сказал Нетудыхин.

— Этот — Достоевский?! Никогда бы не узнал. Что-то он здесь на себя не похож. В жизни он казался мне самым обыкновенным мужичком. Тоже все то отчаянно сомневался, то вдруг начинал неистово верить.

У портрета Льва Толстого Сатана задержался надолго. Он словно пытался припомнить что-то свое, личное, связывавшее его с этим неукротимым человеком. Потом сказал в раздумье:

— Так он и не добрался до истины. А все убеждал, призывал к нравственному совершенствованию, кричал, что жить так невозможно. И вместо дела подсовывал людям беззубые заповеди Христа. Справедливости искал! И где? В России. Ха! Наивный человек. Нет, не с того конца надо заходить. Зло было и остается ведущей силой жизни. Бог управляет миром с помощью Зла. Да и сам он, этот добролюбец, по-настоящему никогда не был добрым.

Хотя Нетудыхина раздражала эта пижонская безаппеляционность, с которой Сатана-Ахриманов отзывался о русских писателях, но памятуя о работающем магнитофоне, Тимофей Сергеевич все же не стал Сатане возражать. Он терпеливо молчал до самого конца осмотра.

Потом Ахриманов прошел к доске и властно уселся на учительское место. Нетудыхин скромно примостился за первой партой.

— Ну-с, — сказал Сатана-Ахриманов, — ближе к делу. Я вас слушаю.

— Вы — меня?! — сказал удивленный Нетудыхин. — Это я вас слушаю, ибо вы прибыли ко мне в школу, а не я к вам, — отпарировал Тимофей Сергеевич, с ходу становясь в позицию нападающего. — Зачем вы убили Владимира Борисовича? Чтобы занять его место?

— Я его не убивал, — спокойно ответил Ахриманов.

— А кто?

— Помощники. Однако распоряжение было получено оттуда.

— Откуда?

— Сверху.

— Такого быть не может! — возмутился Нетудыхин. — Это ложь! Владимир Борисович был толковый мужик. Его смерть лежит на вас. Вы его убийца!

— Тимофей Сергеевич, я — всего лишь исполнитель воли Божьей. Если так получилось, значит, Он сам его востребовал к себе. Ему оттуда виднее, с небес. А вы не будьте наивным: толковый мужик, убили ни за что ни про что! Ну и что, что толковый мужик? Не святой же! А его семейные грехи? А предательство, которое он совершил в своей жизни, и по чьей вине расстреляно тринадцать подпольщиков? Вы собственно об этом знаете?

— Нет.

— Тогда молчите.

— Но откуда вы-то знаете?

— Знаю. Достоверно знаю. По роду моих занятий знаю. Так что, успокойтесь, жалеть не о чем. Дело обычное: за грехи прошлого надо платить. А он одной рукой делал Добро, другой — Зло. И думал, что он хитрее меня и Бога. Нет, так не бывает. Между прочим, был он у меня в аду. Просился котлами заведовать. Как раз место освободилось. Не взял я его. Послал на разгрузочно-погрузочные работы. Бригадиром смоловозов. Там он своей жестокостью к грешникам у Владыки исхлопотал частичное прощение. Сейчас на общак переведен, там режим помягче.

Нетудыхин был удивлен: Владимир Борисович — и вдруг такой столь неожиданный оборот: предательство тринадцати человек. А ведь поговаривали как-то в школе, что во время войны директор участвовал в подпольной организации. Гестапо нанюхало эту организацию. В одну из ночей оно взяло всех ее членов. В живых остался только Владимир Борисович. Говорили, что немцы пожалели его как малолетку… Нет, чернит Сатана честного человека! Нельзя ему верить. Все это выдумки и бесовские наговоры.

— Ложь! — сказал зло Нетудыхин. И обессилено признавая факт: — Но человека вернуть нельзя.

— Нельзя, — мягко согласился Ахриманов. — Такова Его воля.

— И это ложь! — сказал опять Нетудыхин. — Вам нужно было заполучить его место, чтобы иметь возможность додавить меня. Зачем вы сюда прибыли? У вас что, нет более важных проблем, чем совращение на путь Зла отдельного человека?

— Есть, конечно, есть. Работы — по самую макушку. Вот сейчас разрываюсь между Москвой и Прагой. Зреет у меня одно интересное дельце…

— Так чего же вы торчите здесь, в школе?

— Ну, не совсем так, Тимофей Сергеевич, не совсем. Торчу не я, а мой двойник.

— То есть? — не понял Нетудыхин.

— Черновую работу у меня осуществляют мои двойники. А я являюсь только в решающие, поворотные моменты дела.

— Это что-то новое, — сказал Нетудыхин, несколько теряясь и не совсем охватывая ситуацию в целом. — Как же вас отличить от ваших двойников?

— А зачем вам это? Я им доверяю абсолютно.

— Чтобы знать, с кем же я все-таки имею дело: с оригиналом или с копией? Сейчас я разговариваю с Дьяволом или его двойником?

— Со мной, Тимофей Сергеевич, то есть с Дьяволом.

— Где доказательства?

— Доказательства? Полная моя информированность о наших с вами отношениях.

— Хитрите вы что-то, Тихон Кузьмич, запутываете дело без надобности.