Клаус Штикельмайер - Откровения немецкого истребителя танков. Танковый стрелок

• Название: Откровения немецкого истребителя танков. Танковый стрелок
• Автор: Клаус Штикельмайер
• Издательство: Яуза-Пресс
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-9955-0186-2

После прихода Гитлера к власти в Германию начали возвращаться этнические немцы — фольксдойче, предков которых судьба разбросала по всему миру.

Автор этой книги родился на Украине, откуда его семья эмигрировала в Канаду. Весной 1939 года Клаус Штикельмайер вернулся на историческую родину и вскоре был призван в Вермахт. Служил в 7-й танковой дивизии наводчиком на Pz IV, затем его перевели на самоходку Jagdpanzer IV — так из Panzerschutze (танкиста) он превратился в Panzerjager'a (истребителя танков).

Как и многим его сослуживцам, попавшим на фронт после Курской битвы, Штикельмайеру не довелось испытать радость побед — в это время Красная Армия уже перехватила стратегическую инициативу и громила гитлеровцев на всех направлениях, — так что на их долю выпали лишь отступления и поражения.

Автор прошел через тяжелейшие оборонительные бои в Румынии и Литве, чудом выжил в кромешном аду Восточной Пруссии — чтобы в своих уникальных мемуарах рассказать правду об ужасах войны, о жизни и смерти на Восточном фронте.

Оригинальное издание: Bruno Friesen. Panzer Gunner: From My Native Canada to the German Ostfront and Back. In Action with 25th Panzer Regiment, 7th Panzer Division 1944–45. Helion and Company, 2008 (местонахождение издательства — Solihull, West Midlands). Есть другое, более позднее издание той же книги: Bruno Friesen. Panzer Gunner: A Canadian in the German 7th Panzer Division, 1944–45. Stackpole Books, 2009 (вышла в августе 2009 г. в известной серии: Stackpole Military History Series).

---

Все наши танки нормально прошли мимо бетонной стены под холмом и вон из города. Последним проходил мост полугусеничный грузовик, тянущий счетверенную 20-мм зенитку, стволы смотрели назад. Четверо на грузовике смотрели вокруг с беспокойством и сильно торопились. Может быть, у них было много горючего и патронов, а может быть, нет.

Обычно все наши новые PzIV попадали в бой в течение одного-двух дней, если не раньше. Но не в этот раз. Несколько танков с экипажами были заняты в упражнениях с участием союзников Германии. В том числе и мой.

Румынская армия в этом районе хотела обкатать танками дюжину солдат, чтобы снять у них танкобоязнь. Это были явно деревенские парни, и командовал ими смуглый драчливый сержант.

Даже столько лет спустя я с удивлением вспоминаю тот день. Мы часами ездили по полю, где осталась сухая прошлогодняя трава, вычерчивая на нем узкий прямоугольник метров 50 длиной. Площадка напоминала весеннюю пашню.

Румыны, по одному на каждый проход танка, должны были отпрыгнуть от него вбок и, бросая две дымовые гранаты, привязанные к концам 60-см шнура, старались попасть на поднятый ствол танковой пушки, прямо перед башней. Они не поджигали этих сделанных в Германии гранат, так что дыма от них не было.

Однако румыны и их гранаты заставили нас задуматься о нашей уязвимости перед таким дымом. Свисая со ствола перед башней, такие гранаты выделяли много плотного дыма, который наверняка заслонял телескопический прицел, расположенный в 40 см слева от центра ствола 75-мм пушки. Аналогично дым мог, независимо от силы ветра, сократить или полностью перекрыть обзор из пяти смотровых щелей в командирской башенке.

Пары внутри танка частично разгонялись воздухом, дующим в башню от вентиляторов охлаждения двигателя. Часть гранатного дыма, достигшего кормы корпуса, наверняка будет затянута вместе с охлаждающим воздухом, которого V-образный 12-цилиндровый «Майбах» на 320 лошадиных сил потреблял во множестве, и найдет дорогу в боевое отделение. В PzIV не было печки. Кроме теплых летних дней, внутри всегда было холодно и гуляли сквозняки.

Румынский сержант хотел, чтобы его танкоборцы шевелились поживее и лучше учились. По крайней мере, однажды он, широко размахнувшись взятой за подбородный ремень стальной каской, ударил по заднице солдата, которого счел копушей. При нашей жесткой дисциплине ни один немецкий унтер-офицер или офицер не мог себе позволить ничего подобного.

Пришел полдень, упражнения прервали, и румыны показали, что не прочь поесть горячего. К полю была подтянута полевая кухня.

Заряжающий, наш мальчик на побегушках, схватил новенькие котелки и принес их полными горячей каши с мясом[3] из обрушенного или дробленого зерна, популярным блюдом в Восточной Европе. Поскольку утро выдалось спокойным, часть экипажа осталась в танке, по одному отлучаясь помочиться.

У румынских поваров было много каши, и мы, танкисты, давно не оказывавшиеся у столь щедрой полевой кухни, дали им возможность положить нам добавки. Съев первую добавку, мы взяли вторую. Ох и поели мы каши в тот полдень! Никто из хозяев так и не понял, сколько танкистов к ним подходило. Наши друзья не узнали об этом до вечера, когда кухня уже уехала. Был в этом предприятии некоторый оттенок Троянского коня.

Без сомнения, румынам надо было знать нашего заряжающего. Думаю, это он заметил, что те не знают, сколько человек с нашего танка кормят. Хороший заряжающий мог быстро почуять выгоду в чем-то подобном. Работа на воздухе была его сильной стороной, и поэтому его побуждали оставаться заряжающим.

Что до остального экипажа, слева от заряжающего располагался другой «человек на антресолях» — наводчик, который мысленно подводил штрихи прицельной сетки подо все, что видел, всегда готовый к выстрелу. Человек со склонностью к тому, что формально относилось к геометрии и тригонометрии. Человек, который всю оставшуюся жизнь будет использовать вместо прицельной сетки штрихи грязи на окнах, пытаясь быстро и точно прицеливаться по машинам, поездам, людям. Кстати, редко у какого наводчика было удостоверение водителя танка.

Ниже, перед наводчиком, сидел водитель, слышащий всех звуки, внутри и снаружи, свободным от наушника ухом и всегда старающийся уменьшить шум от своей малышки, всегда готовый моментально реагировать на требование любой ситуации. У каждого члена экипажа был ларингофон и гарнитура с двумя наушниками, один из которых покрывал ухо, а другой был сдвинут выше, к головному убору.

Рядом и тоже ниже, но справа, находился другой внимательный слухач, радист, с аппаратурой в серых коробках, подключенных к укороченной, уменьшенного радиуса, антенне, которая располагалась на корме корпуса слева. А еще у него был пулемет МГ-34 с закрепленной сзади на барашковых гайках пластиковой чашкой. Удивительно, с какой устойчивостью это устройство, находящееся на голове у радиста, осуществляло наводку курсового пулемета. Главной заботой радиста были его радиочастоты, выделенные на этот день. Как их не забыть и как их не выдать. Первое, что хотели знать от радиста в советском плену, — те самые частоты. Их ложные танки — захваченные немецкие танки с экипажами из сносно владеющих немецким языком hujas (русское название члена) — могли воспользоваться этим знанием. Говорили, что эти ложные немцы служили в советских штрафных батальонах.

На третьем уровне, чуть выше в башне, чем наводчик и заряжающий, за казенником пушки, приходящимся ему между лодыжками и животом, но чаще всего на уровне ширинки, сидел на своем троне командир танка, чьим основным атрибутом было хладнокровие. Обычно у командира танка был опыт наводчика. Редкий командир танка жил на своем чердаке достаточно долго, чтобы набрать богатый боевой опыт. Но те, кто его все-таки набирал, — фраза Шекспира «Не знает сна лишь государь один» (Пер. Е. Бируковой. — Прим. перев.) подходила к каждому, — были в цене, экипаж поклонялся им как спасителям; танкист чувствовал себя в экипаже такого героя как за каменной стеной.

В конце дня в поле румынский сержант и его парни наконец узнали, сколько танкистов входит в экипаж. Все пятеро сошли с небес попрощаться с честной компанией. Перед нами, так сказать, сняли каски — из-за огромного аппетита, который каждый из нас показал у кухни с их кашей.

Мы, со своей стороны, видели в них шайку бедных педерастов, которым понадобится много удачи, чтобы остаться в живых. Одно нежно-голубое яйцо — граната из кассеты в задней части башни, брошенная с командирского насеста, — даже без трехсекундного отсчета «двадцать один, двадцать два, двадцать три» крайне укоротит жизнь любого пехотинца, подошедшего к «панцеру-IV» настолько же близко, как те румыны делали много раз за день.

Километрах в 75 от Черновцов мы вскоре попали в танковый бой, в котором потеряли нашу «четверку», которой снаряд советского Т-34 пробил башню и повредил орудие. Поскольку внутри ничего не взорвалось, никто не был убит или ранен, у нас было время вынуть башенный МГ-34 и убраться с ним, а также с 600 патронами 7,92 х 57. В Сучаве мы отступили на запад, в Карпатские горы.

Осматривая изнутри брошенную придорожную пивоварню к западу от Сучавы, один из наших — кажется, по фамилии Мозер — нашел несколько кегов пива. Однако он не был в этом здании первым. У входа на бетонном полу лежал на спине молодой красноармеец без оружия, с дыркой от пули во лбу, с бледным членом, полувытащенным из штанов. Бедный человек, который, должно быть, остановился — видимо слишком надолго — отлить, и его без долгих рассуждений застрелил его комиссар.

Один полный кег, который Мозер вскинул на плечо, недолго прошел с ним. Как и МГ-34 недолго оставался с нами. От обоих избавились примерно в одно время — МГ был отдан какой-то части, которой он был нужен, пустой или полупустой кег — брошен в канаву.

Иногда натыкаясь на патрули, особенно у железнодорожных станций, мы шли вдоль рельсов дальше на запад. У нас были все нужные документы, оставалось найти транспорт. В то время, в апреле 1944-го, еще не было частей, которые силой заворачивали солдат обратно на передовую. От Сучавы мы хотели проехать, срезав путь через Северную Румынию, в Венгрию и затем на запад до Будапешта и Вены.

В Карпатах, на отметке 90 км от Сучавы, мы обнаружили, что нет поезда, который мог бы вытащить нас из этих гор. Мы узнали, что рельсы целы, но по ним ничто не ездит. Мы также услышали, что впереди длинный железнодорожный туннель.

Вскоре после того, как вошли в туннель, мы оказались в полной темноте. У нас не было фонариков. Одна рука вытянута вбок — у меня это была левая рука, каждый из нас нащупывал путь вдоль того, что казалось сотнями метров неровного, грязного и влажного камня.

Что, если какой-нибудь поезд наконец решит тут проехать? Что, если туннель наглухо завален с другого конца или с обоих концов? Что, если у выхода залегли партизаны?