Александр Таланов - Нансен

• Название: Нансен
• Автор: Александр Таланов
• Издательство: «Молодая гвардия»
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1960

Эта книга — увлекательное описание жизни, путешествий и общественной деятельности великого норвежского исследователя Арктики Фритьофа Нансена. Его замечательный переход через Гренландию, знаменитый дрейф во льдах на судне «Фрам» и другие экспедиции явились крупнейшим вкладом в науку.

Нансен был видным общественным деятелем. По окончании первой мировой войны Лига наций назначила его верховным комиссаром по делам военнопленных. На этом посту Нансен отдавал все свои силы помощи жертвам войны.

Великий норвежец с глубокой симпатией отнесся к Октябрьской революции. В 1921 году он организовал международную помощь голодающим Поволжья, активно разоблачал «ведущуюся в капиталистических странах кампанию лжи против Советской России. В знак признательности к его благородной деятельности трудящиеся Москвы избрали Нансена почетным членом Моссовета.

Книга А. Таланова — одна из первых полных научно-художественных биографий Фритьофа Нансена, принадлежащих перу советского автора.

---

А. Таланов Нансен

Русский народ сохранит в своей памяти имя великого ученого, исследователя и гражданина Ф. Нансена

IX Всероссийский съезд Советов

Нансен был велик как полярный исследователь, более велик как ученый и еще более велик как человек

Харальд СВЕРДРУП

МАЛЬЧИК ИЗ СТОРЕ-ФРЕН

Пойдем не торопясь, внимательно кругом посмотрим,

Ведь на пути такое множество разбросано красот.

Бьёрнстьерне Бьёрнсон

Головокружительный спуск!

Морозный ветер бьет в лицо колючими иглами. Лыжи подскакивают на сугробах, как на застывших гребнях волн. Длинная тень несется рядом, кидается: из стороны в сторону.

Фритьоф еле справляется с лыжами. Пытаясь умерить стремительность спуска, делает зигзаги, все же лыжи разъезжаются на корке твердого снега. Нет, уж лучше мчаться прямо вниз!

Снег то сияет серебром, то синеет, то от бешеной скорости кажется сплошным белым полотном. Навстречу несутся молодые стройные елки. Конечно, можно было бы срубить елку, сесть на нее верхом и съехать вниз, тормозя ветками. Однако Фритьоф считает, что подобный способ подобает лишь малышам, а когда человеку уже одиннадцать лет, так съезжать с горы просто смешно.

Заяц испуганно выскочил из своей пушистой постели и покатился комком пуха. Санг с хриплым лаем вильнул куда-то вбок, сделав петлю, растворился в снежной белизне. Глупый, старый Санг!

Крутой склон вот-вот должен слиться с долиной, как вдруг возник строй елок. Невозможно проскочить между их сомкнутыми рядами.

Толчок! Фритьоф перекувыркнулся и зарылся носом в сугроб. Больно? Очень! И от досады хочется плакать. Но он, сдерживая слезы, лишь сжал зубы. Приподнялся. Оглянулся. Какое счастье, вокруг никого! Значит, позорное падение не заметил никто, кроме Сан га.

Фритьоф закрепил лыжи, побежал в глубь леса. На снежной скатерти отпечаталась цепочка крошечных шажков мыши. Легко представить, как торопливо она перебирала лапками.

А вот следы покрупней, они тянутся двойным рядом. Это горностай выходил на охоту.

Следует взять оружие на изготовку. Фритьоф снял с плеча лук-самострел. Сам вождь индейского племени команчей не сумел бы сделать такой превосходный лук! Тугая тетива его из струны рояля, а стрелы со свинцовыми наконечниками отравлены ядом гриба мухомора.

Горностая найти не удалось. Зато на вершине старой ели показалась белка. Фритьоф натянул тетиву, прицелился, пустил стрелу. Недолет! И вторая стрела не достигла цели. Белка даже не шелохнулась на ветке. Экая досада! Отчего же команчам удавалась охота с луком и стрелами?

Но не надо унывать: мужественные индейцы никогда не падали духом. И пора закусить. Фритьоф вынул из-за пазухи сверток с оладьями. Оладьи совсем горячие, как со сковороды. На морозном воздухе от них даже пар валил. Способ сохранять их тепло своим телом Фритьоф открыл недавно и очень тем гордился.

Снег лежал преувеличенно белый, мягкий, похожий на вату под рождественской елкой. Деревья отбрасывали синеватые длинные тени. Тишина царила такая, что в ушах звенело. Вдруг чей-то хохот и голоса нарушили покой леса. Наверно, то парни из Нормаркена. Лучше от них подальше, уж больно они насмешливые, эти парни.

— Санг, за мной! — Фритьоф попытался скрыться в чаще.

Однако голоса послышались громче, явственней. Да, Фритьоф не ошибся: двое парней из Нормаркена возвращались после удачной охоты. И до чего ловкие охотники! Ружья с собой не берут никогда: пули, говорят, только пробивают дыры в мехе. Просто выслеживают куницу в дупле, накрывают его отверстие мешком и стучат колотушкой по стволу дерева до тех пор, пока оглушенный зверек не выскочит из дупла и не попадет прямо в мешок. Много куниц таким образом ловят эти парни из Нормаркена.

Оказывается, они все-таки заметили, как Фритьоф упал на косогоре.

— Так вот кто кувыркнулся носом в сугроб! Сынок секретаря окружного суда господина Бальдура Нансена… — рассмеялся тот, что тащил на спине мешок с добычей.

— Да, он самый! — подтвердил другой, несший тяжелую колотушку. — Далеко забрался, из самой усадьбы Сторе-Френ. Здравствуй, герой!

— Здравствуй, Оле! Здравствуй, Уве! — неохотно откликнулся Фритьоф.

— Лыжи у тебя совсем никудышные! — Оле скинул со спины мешок, видно решил затеять разговор долгий. — Вовсе никудышные, одна коротышка, другая хоть подлиннее, да кривая.

— Отличные палки для пугала на огороде! — рассмеялся Уве. — Не мудрено, что ты так кувыркаешься.

Что Фритьоф мог возразить? Действительно, лыжи его были из простой сосны и переделаны из двух различных пар, принадлежавших сестрам. Увы! — переделка не пошла в пользу: получились лыжи неодинаковой величины.

Фритьоф молчал в смущении. А Санг заурчал на обидчиков и стал их облаивать.

— Эй, убери пса! — закричал Оле. — Ишь, разлаялся!

— Да и пес никудышный. Старый, глупый пудель!..

— А вы…. вы живодеры и глупее моего Санга! Нормаркенских парней смутить было не так-то легко. В ответ они лишь расхохотались. И кто знает, чем бы кончилась стычка, если бы с лесной опушки не послышался властный голос:

— Что происходит тут? Фритьоф, опусти палку! А вы, дурни, перестаньте дразнить мальчугана. Берите свою добычу — и отсюда марш!

Нельзя ослушаться человека, говорящего так решительно. Озорники Оле и Уве не заставили повторять приказание дважды. Вмиг след их простыл.

— Здравствуйте, господин Фабрициус! — обратился Фритьоф к рослому, плечистому старику в меховой куртке.

— Здравствуй, путешественник! Далеко забрался. Небось фру Нансен тревожится, где сынок запропастился. Э-э-э, да что это у тебя на лбу? Ну и шишку набил себе! Подрался?

— Нет! Упал. С горы… Кровь? Ничего особенного… Вы не думайте, господин Фабрициус, что я испугался этих парней из Нормаркена. А Санга я обижать не позволю. И лыжи мои назвали никудышными…

— Не кипятись!

— Нет, вы только посмотрите, как я снова спущусь с горы. Смотрите! Санг, за мной!

— Погоди! С такой крутизны упадешь — расшибешься…

Напрасны уговоры. Мальчуган и вслед за ним пудель исчезли в белоснежной бездне.

— И в кого такой уродился? Молодец! — улыбнулся в седую бороду Фабрициус. — Все-таки лучше подожду, пока он вернется…

Старик сел на пенек, вынул из кармана коротенькую трубочку, закурил задумчиво.

Владелец небольшой типографии, был он давним другом отца Фритьофа — Бальдура Нансена. Связывали их и деловые отношения: секретарь окружного суда заслужил добрую славу честного стряпчего. Прилежный, трудолюбивый человек! Правда, Фабрициус не сказал бы, что семья Нансенов живет в полном достатке. Если бы не деятельная хозяйка Сторе-Френ, то семье приходилось бы туговато.

Как различны натуры родителей Фритьофа! Тщедушный, сухонький Бальдур Нансен в своем темном сюртуке и широкополой шляпе походит скорее на пастора, чем на юриста, так он неизменно размерен, аккуратен и тих.

Зато фру Аделаида Нансен кажется олицетворением подвижности. Урожденная баронесса Ведель-Ярлберг, она чужда аристократической чопорности, пренебрегает всякими условностями. Не считаясь с мнением света, что женщинам неприлично заниматься спортом, бегает на коньках и на лыжах, не брезгует никакой работой. Случается даже, что помогает служанке стирать белье. Трудится и в саду и на огороде, сама обшивает детей, а на досуге много читает.

Фритьоф весь в свою мать — такой же подвижный, смельчак. Впрочем, кое-что заимствовал он и от отца — в характере его настойчивости и дотошности хоть отбавляй.

— А вот и я! — веселый мальчишеский голос вывел старика из задумчивости.

— Что с тобой, парень?

— Опять упал. Лыжа одна отстает, другая рвется, вперед…

— Да, лыжи твои действительно никудышные. Ну что ж, жди от меня подарок. Новые…

— Настоящие?

— Самые лучшие, такие, что станешь чемпионом нашей округи.

— Благодарю, господин Фабрициус!

— А теперь идем в Сторе-Френ…

Безгласный зимний лес поглотил в своей чаще седобородого старика и шедшего рядом юнца. Шагали они неторопливо, молча, словно боясь нарушить величественный покой окружающего мира.

Если учитель арифметики входил в класс и сразу, не говоря ни слова, шел к высокой кафедре, это было верным признаком, что он в дурном настроении. Но сегодня все вышло иначе, хотя учитель в ответ на общее приветствие: „Здравствуйте, господин Трюгве!“ — лишь торопливо кивнул головой.

— Дети! — произнес он, взяв одну из принесенных с собой тетрадей. — Задача, которую я задал для домашней работы, была не из легких. Мало кто из вас правильно решил, сколько прибыли получил рыботорговец, продавая свой товар на два скилинга дороже, чем раньше. И тем более порадовал меня ученик, который не только нашел верное арифметическое решение, но сделал это и алгебраическим способом. А ведь алгебру вы начали изучать совсем недавно. Значит, он способный, отличный математик. Кто он? Мальчик, непостоянный в прилежании и потому не достигающий должных успехов. Зовут его Фритьоф Нансен!