Андрей Сахаров - Степан Разин

• Название: Степан Разин
• Автор: Андрей Сахаров
• Издательство: «Молодая гвардия» МОСКВА 1987
• Жанр: Биографии и Мемуары

Донской атаман Степан Тимофеевич Разин стал любимым героем русского фольклора. Предания о нем живы во многих волжских городах, а песни про Разина до сих пор поются в народе — и о несчастной персидской княжне, которую он безжалостно бросает "в набежавшую волну" ("Из-за острова на стрежень…"), и о заветной разинской думе ("Есть на Волге утес…"). Чем же заслужил это человек, с именем которого связана одна из самых кровавых гражданских войн в истории России — казацко-крестьянское восстание 1670–1671 годов? Кем был он на самом деле? Удачливым атаманом, которому победы настолько вскружили голову, что позволили замахнуться на все Российское царство? Злодеем и бунтовщиком, кровавым убийцей, преданным анафеме Православной церковью? Или борцом за народное счастье, вождем Крестьянской войны, каким описывался Разин в трудах историков и писателей советского времени? Или же выразителем той неизбывной тяги народа к воле, к справедливой жизни, которая на деле оборачивалась кровопролитием и жесточайшими потрясениями российской государственности — что в семнадцатом, что в двадцатом столетиях?

Книга, написанная видным отечественным историком Андреем Николаевичем Сахаровым еще в советские годы, ярко и увлекательно, но вместе с тем точно и достоверно, при строгой опоре на источники, рассказывает о Разине и его последователях и о жизни России «бунташного» XVII века. Новое издание книги существенно дополнено автором.

---

На следующую ночь прибежали другие люди и сказали, что обещали помочь стрельцы и астраханские татары и что двух жителей Слободки, которые собирались поджечь Астрахань, служилые иноземцы полковника Бейли переняли на обратном пути в ту же ночь; повинились жители под пыткой — тут же их и повесили.

22 июня Прозоровский произвел последние приготовления к обороне города; обошел еще раз все стены, осмотрел крепостные пушки, сам расставил по бойницам стрельцов и пушкарей.

По приказу воеводы на стены взгромоздили кучи камней, чтобы обрушить их во время приступа на головы казаков, сюда же поднесли огромные чаны с кипятком и кипящей смолой. Кипяток и смолу надлежало лить тогда, когда полезут казаки по лестницам вверх на стены. В тот же день по указу митрополита Иосифа вода из митрополичьих прудов, где разводили служки рыбу карпа, была спущена на солончаки, которые подходили вплотную к самым низким стенам земляного города на южной стороне.

Воевода еще не кончил свой обход, а со стороны собора подходил крестный ход во главе с митрополитом Иосифом. С церковными хоругвями и образами святителей и защитников Христовой веры, с пением шли митрополит, архиереи, протопопы, и попы, дьяконы и протодьяконы, блистали на солнце парчовые ризы, светились золотые и серебряные оклады стародавних икон, запах ладана шел волнами вдоль узких астраханских улиц.

Около каждых ворот крестный ход останавливался, митрополит служил молебен, кропил стены святой водой, потом хоругви и образа плыли дальше, растворялись в Цирком полуденном мареве.

В это же время на реке Бутлер разнес в щепы рыбацкие лодки, сжег свой корабль, чтобы не использовали их воры для приступа, а Бейли спалил бунтарскую татарскую слободу. Потом на дворе у воеводы собрались все лучшие люди — дворяне, приказные, стрелецкие головы, пятидесятники, говорили, как лучше оборонять город.

Готовился и Степан. Он покинул свой стан на Жареных Буграх, посадил свое войско снова на суда и колесил вокруг Астрахани. Прошел по Болдинскому протоку, обошел город с восточной стороны, оттуда двинулся в проток Черепаху и очутился в речке Кривуше. Вот они и солончаки, о которых столько говорили ему астраханские беглецы. Но что это? На месте солончаков стоит вода, она подходит к самым стенам крепости, кое-где по рытвинам и ямам еще бурлят водовороты, стоят совсем рядом низкие стены земляного города, но теперь их уже не достать. Это было неожиданным. Повернул Разин свое войско назад и в тот же вечер устроил совет с есаулами и беглыми: астраханцами: все замыслы пришлось менять на ходу. Решили главный удар нанести через виноградники и сады, подойти под покровом темноты основными силами к южной стене, тихо, без шума поставить лестницы и при поддержке верных стрельцов тайно войти в город, а потом уже ударить вдоль улиц. В это же время часть повстанцев должна была шуметь около центральных Вознесенских ворот, отвлекать силы Прозоровского.

День 24 июня уже подходил к концу, как вдруг разом зазвонили боевые колокола на крепостных башнях. Это казаки со штурмовыми лестницами наперевес бросились к Вознесенским воротам. Разинские пушки ударили по стенам, следом началась ружейная пальба. Прозоровский выбежал из своих хором одетый в панцирь, с обнаженной саблей в руке, вскочил на боевого коня и в сопровождении толпы дворян, приказных людей, стрелецких начальников, родственников поскакал к стенам.

Трубили боевые трубы, били барабаны, духовные пастыри звали народ постоять за великого государя и пресвятую богородицу. Около ворот Прозоровский встретил уже прибежавших сюда Бейли и Бутлера, а также отряды иноземцев и кызылбашей во главе со своим поело На стенах в порядке и готовности стояли стрельцы пушкари. Воевода взобрался вверх и увидел, как суетились, сгущались внизу казаки, ставили лестницы, кричал я стрельцам, чтобы сдавались, не проливали зря кровь; особенно усердствовали беглые астраханцы и черноярские стрельцы.

— Смотрите на нас, братья! — кричали они. — Были и мы под сапогом у бояр и воевод, а теперь — вольные люди! Бейте боярина, идите к нам, братья!

— Стреляйте же по ворам и богоотступникам! — закричал Прозоровский.

Иноземцы проворно подняли мушкеты, прицелились, дали залп, клубы порохового дыма поплыли вдоль стен.

— Стреляйте же! — кричал воевода стрельцам и пушкарям.

Те нехотя взяли ружья на руку, вразнобой пальнули кто куда, ухнула ближняя к воеводе пушка, дворяне и приказные потащили к бойницам котлы с водой и смолой. На город спускалась быстрая южная ночь.

А в это время, прячась в густых зарослях винограда, через яблоневые и грушевые сады шли повстанцы на приступ южной стены. С этой частью казаков шли Степан, Федор Шелудяк, Ус и другие атаманы и есаулы. Вот они уже подошли к самым стенам земляного города, приставили лестницы, торопятся, лезут вверх. На крепостных стенах появляются фигуры караульных стрельцов. Разин смотрит на них, и сердце его вдруг сжимается — а что, если обманули астраханцы, поднимут сейчас стрельцы шум, обрушат на головы казаков камни, кипяток, смолу, перебьют всех из пищалей и пушек? Нет, не возьмет он тогда Астрахань, и прощай поход вверх по Волге. А стрельцы уже машут платками, подают знаки из-за Гюйниц, протягивают руки казакам, помогают взобраться па стены. Вот уже первый десяток повстанцев спрыгнул со стен внутрь земляного города. Вот уже и сам Разин взобрался на стену, встал в рост. Теперь некогда разбирать, кто протянул ему руку, кто поддержал его, кто помог спуститься вниз. Вперед, пока стреляют там, у Вознесенских ворот… обрушиться внезапно на Прозоровского сзади, рассеять его силы, загнать их по разным углам, но дать запереться в кремле.

Вот она, астраханская земля. Здесь уже Разину знакома каждая улица, каждый дом, каждая церковь. Он коротко отдает приказание: открыть все городские ворота, захватить пушки, повернуть их вдоль улиц, занять псе подступы к кремлю, овладеть соборной площадью с собором. Быстрыми бесшумными тенями мчатся в ночи повстанцы по темной безмолвной Астрахани, а на перекрестках поджидают казаков небольшие группы местных жителей. Они говорят негромко: «Сюда! Сюда!» И повертывают казаки в улицы и переулки, растекаются ручейками по всему городу.

Скоро повстанцы захватили уже все основные улицы земляного города, прошли в Белый город и вышли к кремлю. Здесь их тоже ждали свои люди. Казаки приставили лестницы, полезли вверх, ударили в них несколько раз из пушки, да персидские купцы пальнули из ружей, но успели казаки перелезть через стену, отворить ворота кремля. Воевода еще держался около Вознесенских порот, а город уже был в руках Разина. Со всех сторон подбегали к Степану казаки с добрыми вестями: захвачены крепостные пушки, взяты пороховые погреба и склады с ружьями.

Разин остановился, перевел дух, вытер платком разгоряченное от быстрого бега лицо:

— Стреляй из пушки пять раз, как условились. Город взят!

И тут же над ночной Астраханью прозвучали пять пушечных выстрелов, и неожиданно ожил весь город. Открывались ворота во дворах, в домах распахивались двери и окна. С дубинками и кольем в руках мчались с окраинных улиц к собору холопы и ярыжки, ремесленная беднота и всякая голь. Бежали они вслед за казаками туда, где еще кипел бой, к Вознесенским воротам.

Услышал звуки пушечных выстрелов и Прозоровский и тут же увидел, как бегут с той стороны площади к нему некие люди, отступают перед ними дворяне, отстреливаются, отбиваются саблями, гремит бой все ближе. А разницы уже лезут по лестницам к самым бойницам. Кричит воевода, чтобы били их стрельцы бердышами, лили в лицо кипяток и смолу, но лишь смеются стрельцы, поносят воеводу.

Непроглядная ночь еще висела над городом, а в Астрахани все уже переменилось: голутва стала хозяином астраханских улиц и площадей. Посадские люди, ярыжки и холопы вместе с казаками бросились на воеводский двор, другие побежали по дворам богатых торговцев, иноземцев, дворян и приказных. Повстанцы врывались в дома, волокли оттуда укрывшихся врагов своих, били их по дороге и кололи. Большая толпа стрельцов и посадских окружила отбивавшегося Прозоровского.

Воевода отступал к собору, стремясь достичь его раньше, чем туда подойдут казаки. Там за стенами собора он надеялся отсидеться и отдышаться. Не верил воевода, что взят уже город. Не может быть, чтобы так быстро пала лучшая российская крепость на нижней Волге. Должны же подойти Бейли и Бутлер… Где московские стрельцы, охранявшие восточную и южную сторону… Где пушки… Но Бутлер исчез. Кто-то сказал воеводе, что видел Бейли с проткнутой щекой, в крови, а говорили, что проткнули щеку полковнику свои же стрельцы. От пищального выстрела пал рядом брат Михаил, и не успел воевода поднять брата, как кто-то из нападавших нанес ему удар копьем в живот. Боярина подхватили под локти, потащили по соборной площади. Вот и собор. Прозоровского втащили под его своды, закрыли высокие, в железных решетках ворота, завалили их бревнами. Горели лампады и свечи перед ликами святых, жалобно причитал в молитве соборный протодьякон.