Юрий Оклянский - Федин

• Название: Федин
• Автор: Юрий Оклянский
• Издательство: «Молодая гвардия»
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1986

Предлагаемая книга — первая биография советского писателя, ученого и общественного деятеля, Героя Социалистического Труда К.А. Федина. Воссозданию обстоятельств жизни, окружения и личности К.А. Федина помогло знакомство автора с писателем, встречи и переписка с ним на протяжении почти двух десятилетий. В книге впервые использовано большое количество новых, ранее не публиковавшихся материалов, документов, переписки из государственных хранилищ и частных собраний СССР и ГДР.

Рецензенты:Сектор советской литературы Институтарусской литературы АН СССР (Пушкинский дом)в Ленинграде.Государственный музейК.А. Федина в г. Саратове.

---

Ненавязчивость тона и деликатность манеры изъяснен ния помешали Симонову, по его словам, сразу оценить всю глубину и серьезность замечании.

"К тому времени, когда я получил от Константина Александровича Федина эти два письма, мы уже давно были знакомы с ним, — вспоминает Симонов. — И, однако, письма эти были для меня открытием… Не хочу этим сказать, что мне никто и никогда не помогал до этого… Но письма Федина — это была не просто помощь добрым и умным советом, за его письмом стоял большой писательский труд, потраченный на меня… И я понимал меру этого труда, понимал, что прочесть мою рукопись так, как прочел ее Федин, и написать о ней так, как он о ней написал, — значило истратить на литературное воспитание прозаика Симонова не часы и не дни, а, очевидно, две-три недели, оторванные от собственной работы, от фединской прозы.

Труд такого рода всегда, в той или иной мере, — жертва, всегда — самоотречение. Но в данном случае мера этой жертвы поразила меня и оставила благодарным на всю жизнь… Много лет спустя, готовя "Товарищей по оружию" к новому изданию, беспощадно сокращая их, а многое переписывая, строчку за строчкой, я с благодарностью по многу раз заглядывал в лежащие передо мной на столе письма Федина… Другой вопрос: в какой мере и на этот раз пошли на пользу ученику уроки учителя? Об этом судить не мне. Но понял теперь в этих письмах я, кажется, все… И их чтение помогает мне сейчас не только трезвее относиться к сделанному до сих пор, но и помогает думать над тем, что еще не написано. А это, может быть, самое важное в жизни писателя, если он еще продолжает писать".

…Федин живо отзывается на события культурной жизни — отечественной и зарубежной. Только к 1949 году в связи с проводимым на освобожденной немецкой земле 200-летием со дня рождения Гёте Федин печатает очерк-исследование "Великий немецкий писатель" и в те же летние месяцы отзывается на 150-летие со дня рождения Пушкина исполненной любовью лирической миниатюрой, которую даже и называет — "Стихотворение в прозе". Он выступает от имени писателей на Всесоюзном съезде профсоюза работников полиграфического производства и печати и публикует статью-разбор о фильме "Академик Иван Павлов"… И так год за годом…

* * *

Литературный институт, в штате которого работал Федин, размещался в старинном особняке, знаменитом доме Герцена на Тверском бульваре. Он был невелик числом студентов и преподавателей. Осенью 1942 года, когда Федин принял творческий семинар, здесь училось человек пятьдесят-шестьдесят поэтов, прозаиков, драматургов. Параллельные семинары по прозе открыли также Л.М. Леонов и затем К.Г. Паустовский. Каждый молодой литератор был на виду.

Но работы и хлопот это не убавляло, а прибавляло. Обучение начинающих литераторов Федин рассматривал не просто как очередные. занятия и прохождение курса. Он не был обычным преподавателем, призванным сообщить другим установленные программой сведения. Не ощущал себя и цеховым старшиной, вокруг которого толкутся непосвященные, перенимая ремесленные навыки и умения. Нет, тут дело было нравственное, тонкое, полюбовное.

Федин не льстил себя надеждой, что кого-либо можно научить стать писателем. Каждый художник развивается согласно свойствам натуры и таланта, наблюдает жизнь, формируется атмосферой времени, общественной средой, идет своим путем. Мастер, в его представлении, мог лишь научить новичка, "как избегать ошибок, которые когда-то сам делал, а потом выучился их не делать. У него тоже были учителя…". "Открытия рождаются там, где кончается знание учителя и начинается знание ученика", — внушал Федин.

Но это-то и предполагало в мастере способность к самоотдаче, без чего не вникнешь в столь разные миры начинающих художников, не увлечешь горячие, нередко ломкие еще души. Тут требовалось повседневное общение, умение сказать под руку верное слово, помочь "найти себя", поддержать, ободрить, разбить иллюзии, остеречь от ошибок и поспешных ходов. Одним словом, ничего нельзя было добиться без активной доброты старшего художника по отношению к младшему.

Занятия в институте строились на основе обсуждений рассказов, очерков, глав из повестей, написанных студентами. Одна из участниц семинара первого послевоенного выпуска, А. Перфильева, вспоминает, что они были"…праздниками. Мы ждали их с волнениями, со страхом, особенно «именинники»… Толпясь в коридоре, высматривали в окна, когда покажется из ворот фигура Федина, всегда подтянутого, элегантного… — сами были в шинелях, в сапогах, в чем попало… Константин Александрович бывал не только добр… Иногда почти жесток. Ко всему серо-стандартному или неряшливому по языку он относился без скидок, непримиримо… У студентов была в ходу поговорка: "…Учитесь у Федина прозрачности Флобера". Штамп, бесцветность, неотработанность всегда подвергались суровой критике…"

Федин ставил в пример самые крупные образцы — Л. Толстого, Чехова, Горького, Бунина… Он воспитывал высокую художественную взыскательность. Но главное, чему он учил на своем семинаре, — мыслить.

"Воспоминания о муках немоты, или фединский семинар сороковых годов" — так озаглавил воспоминания о писателе Юрий Трифонов. Благодаря Федину он стал студентом Литературного института. Повесть «Студенты», которая обсуждалась на семинаре, в 1951 году была удостоена Государственной премии СССР.

По двум тетрадкам ученических виршей и слабенькому рассказику восемнадцатилетнего юнца летом 1944 года председатель приемной комиссии Федин высмотрел дарование. Федин способствовал публикации первой повести Ю. Трифонова в журнале "Новый мир", и он же первым дал ей трезвую оценку: Федин"…позвонил Твардовскому… и порекомендовал меня… Со звонка Федина Твардовскому началась моя судьба как писателя". "Повесть "Студенты", — продолжает Ю. Трифонов, — едва появившись, завоевала успех, и это ввергло меня в пучину заблуждения — простительного, ибо я стал самым молодым лауреатом, двадцати пяти лет, — будто я уже крупный писатель, от чего я избавился не скоро и с усилием. Дискуссии, конференции, статьи в газетах, переводы на иностранные языки, и среди этого шума и треска — холодноватый голос Федина. Он сказал о «Студентах» лишь одну фразу: "Трифонов написал хорошо, но мог бы написать лучше". Меня, оглушенного треском, тогда это, признаться, удивило… Зачем же о «лауреатской» книге говорить: "Зал был наполовину пуст"? Но прошло очень недолгое время, и я понял, что Федин был прав. И стал понемногу стараться "написать лучше".

В 1947 году Федина утвердили в звании профессора. На штатной должности в Литературном институте он работал до 1949 года.

К началу 50-х годов возрос общественный авторитет Федина. Писатель — член Комитета по государственным премиям в области литературы и искусства, член редколлегии журнала и редсоветов издательств. В 1951 году его избирают депутатом Верховного Совета РСФСР.

Все более расширяется круг знакомств Федина. Новые люди пополняют их. Иногда случается это как бы ненароком, но потом оказывается, что встречи имеют продолжение в будущем. Так, однажды происходит знакомство с сибирским литератором, с которым Федин затем почти два десятилетия будет работать в секретариате правления Союза писателей СССР. Этим писателем был Г.М. Марков — автор историко-революционного романа «Строговы», удостоенного в 1952 году Государственной премии СССР.

"Живя в Сибири, — вспоминает Георгий Марков, — я довольно часто приезжал в Москву… Я был знаком и часто встречался и с Фадеевым, и с Павленко, и с А. Макаренко, и с Л. Сейфуллиной, и с другими видными писателями. Но увидеться с Фединым, познакомиться с ним мне долго не удавалось… И вот однажды я снова оказался в Москве. Отзаседав в областной комиссии в связи с рассмотрением плана "Сибирских огней", мы вместе с Саввой Кожевниковым отправились в клуб писателей обедать… Мы сели в уголок за единственный свободный столик.

Вдруг дверь зала раскрылась, и в ресторан стремительно вошел Константин Александрович Федин. Я моментально узнал его по фотографиям и портретам, напечатанным в книгах. Остановившись, он окинул быстрым взглядом переполненный зал…

— Я вам не помешаю, товарищи, если на полчаса окажусь вашим соседом? — строгим, очень четким голосом спросил Константин Александрович.

Наперебой мы принялись приглашать Федина присесть за стол… Узнав, что мы сибиряки, Константин Александрович шутливо сказал:

— Вот оно что! В хорошую компанию я попал! Сибиряк — ведь это у нас почти почетное звание. Обедал с сибиряками! Шутка ли?! И говорят, у вас, в этой холодной стране, успешно процветает литература! Жаль, что не знаю я творчества сибирских писателей.

Савва Кожевников, написавший к тому времени десятки статей о творчестве писателей-сибиряков, не упустил случая и сел на своего любимого конька…

…Мы рассказали Федину о зиме. Она оказалась неодинаковой. В Новосибирске стояла оттепель, а в Иркутске ударил сильный мороз, и на Ангаре случилось зимнее наводнение — местами лед стал преграждать путь воде и выжимать ее на поверхность.