Илья Дубинский-Мухадзе - Орджоникидзе

• Название: Орджоникидзе
• Автор: Илья Дубинский-Мухадзе
• Издательство: «Молодая гвардия»
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1963

Вся жизнь Серго Орджоникидзе, большая, прекрасная и могучая, как песня, - это страницы героической истории партии и социалистической революции.

В глубоком подполье при царизме, в боевых дружинах иранских революционеров и в Шлиссельбургской крепости, в Париже, Праге и в насквозь промерзшей якутской деревушке Покровское, на фронтах гражданской войны, в Рабкрине и БСНХ Серго не знает страха и сомнений. То преследуемый по пятам профессиональный революционер, то могущественный чрезвычайный комиссар огромных территорий, то организатор нового большевистского подполья в тылу у Деникина и в захваченной меньшевиками Грузии, то командарм шестимиллионной армии индустрии, в горе и в радости, всегда он прямой, твердый, смелый Большевик. Из самых близких Ленину.

Книга писателя И. М. Дубинского-Мухадзе, уже известного читателям серии "Жизнь замечательных людей" по книге "Ной Буачидзе", - одна из первых попыток воссоздать образ Серго Орджоникидзе - отважного бойца старой ленинской гвардии.

---

По характеру Кецхозели-младший — истый горец, с его силой и слабостью — прямой, чистый, непоколебимо преданный, и очень наивный, и очень упрямый. До конца своей трудной жизни Сандро искренне верил, что непогрешимо служит революции, жертвует ради большого счастья на земле,

И тогда в Якутске и позднее он мучительно переживал вынужденный разрыв с Орджоникидзе. Серго в таких делах непримирим. Поняв, что Сандро никаким доводам не поддастся, так и останется слепым поклонником- Плеханова и Жордания, попросил его больше не приходить.

— Так будет лучше нам обоим, — печально заключил Серго.

Через год — через два кое с кем из бывших друзей придется расстаться еще более трагически. Борьба потребует всего, вплоть до смертных приговоров.

Колонию ссыльных — около пятисот человек — беспощадно разъединяло отношение к войне, длившейся уже без малого два года. Даже среди тех, кто всегда причислял себя к революционной социал-демократии, не было полного единства. Возникли как бы Два полюса. На одном Серго, на другом Михаил Томский, влиятельный и упрямый профсоюзный вожак.

В дружеском кружке за чаем у Ярославского или на тайных от полиции дискуссиях Серго держался твердо: война неизбежно кончится поражением Российской империи. Затем — революция, новая жизнь!

Томский отстаивал противоположное: свою страну надо защищать такой, как она есть. Революция — это удар в спину. В пику Серго он адресовал всем политическим призыв относиться к России "вот так, как Фирс чеховский любит вишневый сад".

У Серго нашелся анонимный доброжелатель. Известил фон Тизенгаузена, что "придерживающийся опасно крайних взглядов ссыльнопоселенец Орджоникидзе пагубно влияет на окружающую среду". Барон приказал:

— Выдворить немедленно!

Опять поспешили на помощь врачи Бик и Юдин. Они отыскали для Серго вакансию фельдшера в больнице села Покровского. В девяноста верстах от Якутска, на правом, гористом берегу Лены.

Село небольшое, всего на пятнадцать дымов, как говорили в старину. Дым над крышей домика под ледяным панцирем — единственное и верное свидетельство того, что тут кто-то живет. А ледяной панцирь это в самом буквальном смысле. При первом морозе деревянный дом старательно обливают водой. Несколько раз подряд. Толстый слой льда держит тепло. Попозже, когда зима окончательно вступает в свои безграничные права и в тридцатиградусный мороз облегченно говорят: "сегодня-то как тепло!", якуты еще приклеивают к окнам большие зеленые льдины. Тоже для тепла.

И все-таки большего села, чем Покровское, в Первой волости Якутской области не было. На всей территории в пятьсот верст! В Покровском — волостное правление, телеграф, почтовая контора, летом и пристань на Лене, больница, церковноприходская школа, три церкви, лавка купца Кушнарева. За околицей тайга. Кое-где деревья нехотя потеснились, дали место якутам поставить свои наслеги — деревеньки из нескольких юрт.

Серго поселился в больнице. Заведующая и единственный врач Варвара Петровна Широкова-Диваева отвела новому фельдшеру одну из комнат приемного покоя. Выделила из больничных запасов железную койку, стол, два стула, жестяной умывальник.

Принимайся, фельдшер, за работу! В "стране систематического голодания, — как писали либеральные статистики, — одна больница обслуживала в среднем площадь около 200 тысяч квадратных верст".

Варвара Петровна тоже из ссыльных, пострадала за участие в первомайской демонстрации. Поначалу она молча приглядывалась к Серго. Потом не выдержала — прочла мораль:

— Григорий Константинович, почему вы начинаете прием с шести утра? Денег с больных вы все равно не берете. Довольствуетесь своим более чем скромным жалованьем… И почему вы так решительно отказываетесь от всех приглашений богача Барашкова? Купец превосходно платит. Другой бы на вашем месте сам напросился. Посмотрите в зеркало, какой вы худой, бледный!.. Плюньте на свои высокие принципы. У вас ссылка-то бессрочная!

— Богатого купца я посещать не стану, — твердо отвечал Серго. — Ничем он не болен. А якуты, те действительно нуждаются в помощи. Надеюсь, вам, Варвара Петровна, знакомы слова Чернышевского: "якуты живут хуже негров Центральной Африки".

— Одно из двух, Григорий Константинович, или вы не в меру наивны, или у меня душа слишком заскорузла. Неужели вы верите, что есть сила, способная досыта накормить якутов, одолеть их страшные болезни — волчанку, трахому, сифилис?

— Верю, дорогой мой доктор, очень верю! Пообещайте угостить меня самосахарными ягодами — и я вам объясню, откуда моя твердая вера.

— Самосахарные ягоды! — Варвара Петровна рассмеялась. Ей нравилось это слово, придуманное Серго. Так он называл мороженую бруснику, покрывшуюся инеем в теплой комнате… — Тогда так, сначала вы получите от меня выговор, а потом ягоды.

— За какую провину, Варвара Петровна?

— Я слышала, что вы ответили больной старухе в стационаре. Она причитала: "Прибрал бы бог меня поскорее", вы поспешили обнадежить: "Голубушка, ты не беспокойся, на это доброты у твоего бога хватит"… Будьте осторожнее!

В Покровском Серго… влюбился. Ничего удивительного, если не знать драматического финала первой любви.

Далеко-далеко, чуть ли не на противоположном конце земли, в веселых горах родной Имеретии жила девушка с удивительно точным именем Мзия.[43] В годы детских игр озорной мальчишка Серго запросто кричал ей: "Эй ты, солнышко, беги скорее, смотри, какую я форель поймал!" В юности, в часы редких свиданий на берегах той же Квадауры или на горе Клдисдзири, застенчивый, как все влюбленные, Серго одним дыханием произносил: "Солнышко, свети мне всю жизнь".

Девушка с необычными для грузинки зелеными глазами и косами цвета хорошо начищенной меди нравилась не одному Серго. Особенно упорно ее добивался сын старшины села Гореша. Втайне от Мзии ее родители обнадежили богатого и влиятельного жениха: потерпи, мы уломаем дочку.

Осенью 1906 года уверенность Мзии в том, что Серго без нее долго оставаться не сможет, обязательно приедет за ней, сильно поколебалась. Сама тетушка Деспине подтвердила, старшина сказал правду, ее пасынок в Горешу не собирается. Через двоюродного брата Тарасия просит выхлопотать какую-то казенную бумагу для того, чтобы ему лучше жилось в главном немецком городе.

До рождества Мзия еще ждала. Потом уступила родителям. Священник объявил о помолвке. Подготовка к свадьбе была в разгаре, когда из Германии вернулся Серго. Старшина сделал все, что было в силах любящего отца. Написал донос приставу, съездил в Кутаис к прокурору. Не его вина, что крестьяне предупредили Серго, укрыли от нагрянувших среди ночи стражников.

За день до свадьбы Мзии Серго, не обращая внимания на уговоры друзей, на прямой запрет тифлисского подпольного центра, попытался пробраться в Горешу. В плотной темноте зимней ночи погнал он коня на Сурамский перевал — навстречу беде во многом непоправимой. Серго ли, отдавшись мечтам о Мзии, слишком натянул поводья? Или плохо обученная крестьянская лошадь очень уж круто метнулась, близко почуяв зверя? Сорвавшись с тропы, конь рухнул вниз. Деревья подставили ветви, не дали Серго разбиться на камнях пропасти.

Утром Серго подобрали лесные объездчики. Мзию он больше никогда не видал и не позволял сообщать себе о ее судьбе.

В следующие десять лет всякое, конечно, бывало. Серго не терпел лицемерия, ханжества. Позволяло время — веселился, танцевал, ухаживал. Не скрывал, если женщина нравилась ему. И далеко не в самый подходящий момент рассказывал ей о Мзии. Сравнения с Мзией не выдерживал еще никто.

То, что казалось совсем невозможным в России, в Иране, во Франции, нагрянуло, кто бы мог подумать, в Покровском.

Серго уверял, что виной всему самосахарные ягоды доктора Варвары Петровны. Он приходил полакомиться и… заставал Зину, учительницу Зинаиду Павлуцкую. Тоже большую любительницу ягод.

Возвращались вдвоем просто потому, что девушке слишком опасно одной в темноте — из тайги часто наведываются волки. Зинаида Гавриловна запомнила и первую еще совсем случайную встречу.

"Впервые я встретила Серго в пасмурный сентябрьский день 1916 года. Вместе с подругой мы шли по широкой улице села. Нам повстречался худой и стройный кавказец. Он был одет в поношенное осеннее пальто. Шел он без шапки, и ветер развевал его вьющиеся длинные волосы.

— Кто это? — обратилась я к подруге.

— Новый фельдшер… — подруга помолчала. — Не то черкес, не то грузин.

Мы прошли мимо.

— Откуда он? — вновь спросила я. Подруга пожала плечами.

Не знаю…

Через несколько дней я встретила нового фельдшера на пристани у парохода.

В наших глухих местах приход парохода был единственным развлечением…

…Накрапывал мелкий дождик. Он навевал грусть. Я думала о том, что скоро наступит зима и солнце почти совсем перестанет показываться из-за горизонта. Зимний день в Якутии равен четырем часам…