Луи Буссенар - Из Парижа в Бразилию

• Название: Из Парижа в Бразилию
• Автор: Луи Буссенар
• Жанр: Прочие приключения

Луи Анри Буссенар - французский писатель, путешественник, автор множества приключенческих романов. Литературоведы всего мира по праву ставят его в один ряд с таким неподражаемым мастером приключенческого жанра, как Жюль Верн.

Романы Буссенара переносят нас в далекие страны, экзотические и малоисследованные места, погружая в романтическую атмосферу путешествий и познания нового. Его герои, такие же неутомимые путешественники, как и он сам, наделенные незаурядным умом, храбростью, решительностью и находчивостью, умеющие находить выход из самых сложных ситуаций, не оставят равнодушными ни юных, ни взрослых читателей.

---

Нужно ли было соорудить хижину из снега или временную юрту из ветвей, прикрытых оленьими шкурами, — якут и здесь не ударял лицом в грязь и делал свое дело основательно.

Во время привала Жюльен часто разворачивал карту и изучал ее с Жаком и Лопатиным. Безграмотный якут, присмотревшись к ней, скоро выучился понимать значение разных линий и черточек.

Вообще якуты — исключительно смышленое племя, по крайней мере, самое смышленое из всех племен Сибири. Они в высшей степени одарены способностью приспосабливаться к окружающим условиям, — как к климату, так и к людям.

Собственно первоначальная их родина — окрестности Байкальского озера; но три столетия тому назад, теснимые бурятами, они покинули родные места, подались на север и переменили свой образ жизни, адаптировавшись в новых климатических и почвенных условиях.

Во время короткого северного лета якут — неутомимый работник, будучи зато натурой весьма противоречивой, зимой впадает в беспробудную лень, словно северный зверь в спячку. Ведет ли он оседлую или кочевую жизнь, занимается ли скотоводством или охотой, якут всегда и во всем выказывает склонность к торговой и промышленной предприимчивости. Его недаром называют «жидом» Сибири. Что бы он ни делал, в нем всегда проявится юркий торгаш. Но вместе с тем нет такого дела, на которое он не был бы способен. В городе все ремесленники — плотники, столяры, маляры, кузнецы — по большей части из якутов. Они умеют недурно делать самовары и даже ружья, только, разумеется, весьма примитивного образца.

Якут-рабочий замечательно умеет подражать всему, чему хотите, но вместе с тем во всякое подражание он всегда вносит что-нибудь свое, самобытное.

Точно так же и в отношениях с людьми. С самоедом или тунгусом якут держит себя как самоед или тунгус, но в то же время он сохраняет по всей полноте свои личные качества, свою смышленость и всегда сумеет поставить себя на первое место среди инородцев, с которыми сведет его судьба.

Климат в Сибири суров и неблагоприятен для земледелия, поэтому якуты не везде могут возделывать свои тощие поля, но зато они прекрасные скотоводы и сумели развести скот даже в таких северных краях, где, казалось бы, для этого нет ни малейших климатических условий. Якутские лошади и коровы встречаются даже севернее Полярного круга…

Неутомимые в труде, нечувствительные к сибирской стуже, якуты (недаром их зовут «железными людьми») необыкновенно умеренны в пище и великие трезвенники. Пьяный якут — это что-то неслыханное, невиданное, необыкновенное. В этом их можно поставить в пример многим цивилизованным народам запада…

Все эти сведения о якутах сообщал французам их спутник Лопатин во время доверительных бесед на привалах.

После переправы через Коркодон якут повез наших путников на северо-восток, следуя изгибам Станового хребта и оставляя налево от себя реку Омолонь с притоками.

Таким образом была пройдена 64-я северная параллель. Французы находились теперь на два градуса ниже Полярного круга, в огромной, до сих пор мало исследованной низине.

Уже с некоторых пор они стали замечать, что характер растительности меняется. Деревья здесь росли как будто с натугой, словно им трудно было бороться с холодом. Стволы, толщиной в поперечнике более метра, которым так дивились ранее французы, уже больше не попадались. Теперь деревья были чахлые, точно больные.

Вскоре и они исчезли. Лишь изредка встречались какие-то приземистые, словно выродившиеся лиственницы.

Наконец еще через некоторое время перед путешественниками открылась необъятная, необозримая равнина, на которой кое-где виднелись миниатюрные заросли каких-то низкорослых деревьев, имевших не более трех метров в вышину.

Лопатин свернул свои сани с дороги, придержал собак и, пропустив мимо себя нарту Жюльена и Жака, поехал рядом с ними, чтобы немножко побеседовать.

— Какой странный каприз природы! — сказал Жюльен, дивясь на необыкновенную растительность.

— Точно питомник, — прибавил Жак. — Посмотрите, какие крошечные деревца.

— Это лиственницы, я полагаю. Есть такие приземистые лиственницы, особый вид… как еще они называются-то… вот забыл…

— Господа, вы ошибаетесь, — возразил французам Лопатин. — Это вовсе не особый вид лиственниц, а обыкновенные недоразвившиеся лиственницы, проросшие на почве, не способной их питать, и потому зачахшие, пораженные неизлечимым худосочием.

— Не может быть!

— Среди этих крошечных деревцев случаются такие, которым уже по двести или по триста лет. В другой стране, на другой почве из них вышли бы громадные лесные великаны, а здесь они тщетно отыскивают в земле соки для своего питания.

— Что вы говорите! Неужели между этими деревцами есть трехсотлетние?

— Может быть, даже и старше, чем трехсотлетние. Но что же делать, если тундра не кормит их, если она для них не мать, а суровая мачеха.

— Вы сказали: тундра. Объясните, пожалуйста, что это такое, я не совсем хорошо понимаю значение этого слова, — сказал Жюльен.

— С удовольствием. Вы знаете, что прибрежная полоса Ледовитого окена лишена всякой растительности, по крайней мере, там совершенно нет деревьев, а только мох и лишайники. Эта полоса известна у картографов под названием «границы лесов» и начинается она на юге с того места, где перестает расти лиственница. Эти бедные чахоточные кустики — последние представители лиственниц. Граница лесов не тянется, как бы следовало ожидать, по прямой с запада на восток и по одной и той же параллели; напротив, ее контуры имеют весьма причудливые изгибы. Так, например, она пересекает бассейн Оби у Полярного круга, а Енисей под 70° северной широты и затем поднимается еще севернее на триста километров, заходя на полуостров Таймыр. Дальше к востоку она снова опускается к Полярному кругу и оставляет на севере от себя оконечный полуостров Берингова пролива.

— Но тундра, господин Лопатин? Что же такое тундра?

— А тундра — это и есть та забытая Богом земля, которая начинается там, где перестает расти лиственница, и простирается до берега Ледовитого океана. Это — бесплодная пустыня, в которой растет только серый олений мох, но только здесь бесплодие происходит не от недостатка влаги, а от избытка холода. Вид ее не менее уныл и тосклив, чем даже вид лессовой пустыни. Вот что такое тундра. Почва тундры промерзает насквозь и лишь во время мимолетного лета оттаивает под солнцем не больше как на метр в глубину, превращаясь в топкое, вязкое болото. Зимой — лед, летом — трясина, тундра во всякое время года одинако негостеприимна, и даже туземцы, вообще весьма нетребовательные относительно комфорта, боятся ее, как огня.

— Благодарю вас, — сказал Жюльен. — Однако вы прекрасно знакомы с местными условиями, и мы можем только благодарить судьбу, что она послала нам такого полезного попутчика.

— Пользы от моей опытности покуда еще нет никакой. Все равно я ничего больше не могу для вас сделать: не могу достать дров для обогрева, не могу сыскать пищи. В сущности, наше положение просто ужасно: корма собакам осталось всего раза на два, не больше.

— Да, это действительно очень серьезно. Впрочем, что ж? Без дров мы еще можем обойтись: будем чаще ставить самовар и согреваться ромом, чаем, водкой, — этого у нас много.

— Хорошо, но собаки-то как же? Конечно, оленей еще можно прокормить, раскапывая снег и доставая из-под него мох. Но в тундре, я не думаю, чтобы можно было встретить какую-нибудь дичь. Из этого следует, что когда собаки переколеют от голода, то нам придется или замерзать в тундре, или идти пешком. И то, и другое одинаково ужасно.

— Ничего, все устроится. Не будем терять надежды.

Это главное. Действительно, никогда, ни при каких обстоятельствах, даже самых трудных, не следует терять надежды. Бывали случаи, когда упадок духа был губительнее самых тяжелых материальных лишений, и наоборот — люди, сильные духом, выходили победителями из самой жестокой борьбы с обстоятельствами.

Надежда путешественников не замедлила оправдаться.

Сани быстро летели по тундре среди деревьев-карликов, как вдруг якут-проводник так круто остановил передние, что Лопатин едва не вывалился из них от толчка.

— Что случилось? — спросил Лопатин у якута.

Тот, нахмурив брови, пытливо озирался кругом, разглядывая бесконечную равнину, освещенную красноватым светом полярного солнца.

— Волки, барин, — отвечал он.

Нарта Жака и Жюльена поравнялась с передними санями.

— Волки? — переспросил Лопатин. — Где же? Я не вижу.

— Я тоже не вижу, зато слышу, — отвечал якут.

— Что же они делают?

— Гонятся за зверем.

— За каким?

— Стало быть, за лосем или за оленем.

Лопатин перевел французам слова якута и прибавил от себя, поясняя невысказанную проводником мысль: