Лидия Иванова - Искренне ваша грешница

• Название: Искренне ваша грешница
• Автор: Лидия Иванова
• Жанр: Русская классическая проза

---

- Я - дамский угодник.

Слова, как кружева, плелись им искусно и весьма успешно. А главное, искренне. И не подкопаешься, и не обвинишь в нечестности.

- "Ты пришла" - эту песню я посвящаю тебе. "Ты пришла и останешься со мной навсегда..."

А песня "Нужен очень" стала нашим гимном. "Нужен очень, нужен очень я тебе", - в финале он вставал передо мной на колени под овацию зала и мое невольное одобрение и смущение. Радостно было и в то же время стыдно. Удивительный дуэт зрелости и юности - но только по паспорту. Потому что в жизни роли часто менялись, и он становился моим учителем, я - послушной ученицей. Особенно в музыке, когда я не могла взять верную ноту.

А как приятно стоять у рояля и просто смотреть на его руки, как они, быстро и легко перебирая пальцами клавиши, извлекали потрясающие звуки.

- Мальчишка, а как играет! Какой мастер и какой прекрасный аранжировщик мелодий, импровизатор, фантазер, умеющий расцветить любую мелодию, чтоб она заиграла, как драгоценный камень!

Наша духовная дружба подкреплялась и совместным творчеством. Он задумал помочь сделать мне сольный концерт, где я проявила бы себя в полной мере.

Идея пришла, на мой взгляд, гениальная: моноспектакль "Грезы любви" стихи Марины Цветаевой и классическая музыка. Работа над ним в течение двух месяцев превратилась в пролонгированный духовный секс. Достаточно и сейчас посмотреть нотный альбом, чтобы увидеть пометки, сделанные его рукой: "кончаем вместе". Этот "оргазм" наступал, когда музыка и стихи сливались и заканчивались одновременно. Надо было так рассчитать ритм стиха и темп музыки, чтобы попасть в унисон.

Стихов Цветаевой я выписала так много, что их хватило бы на целых три спектакля. Я пыталась, и небезуспешно, объясниться в своих чувствах. И это получилось. Мне даже было стыдно читать некоторые стихи: в них звучала откровенная эротика, вся поэзия Цветаевой сексуальна. За каждой строкой угадывается ее мятеж, ее страсть, ее неизбывное чувство любви.

Цветаева нас венчала, благославляя на творческие подвиги во имя любви. И работа шла успешно. Мы вместе преодолевали трудности: не было рояля - мы бегали по всей Москве в поисках его, кто куда пустит, и репетировали то на фабрике "Красный Октябрь", то в Музее Островского, то в радиокомитете и только потом - в Политехническом музее. Духовная энергия переливалась от меня к нему и от него ко мне. Я читала Цветаеву страстно, отождествляя героя ее любви с моим другом. Он же, слушая стихи, перебирал в своем музыкальном компьютере мелодии и тут же предлагал одну из них, всегда точно попадая в ритм стиха, в его настроение и тональность. Это было само по себе искусство. И на каждую репетицию мы бежали, как на любовное свидание.

И навряд ли мы смогли бы выразить свои чувства так, как интерпретировали их через поэзию Марины Цветаевой и музыку Бетховена, Шопена, Рахманинова, Свиридова.

Однажды я спросила, могу ли полностью идентифицировать его с героем спектакля, и получила утвердительный ответ. Но вторая часть спектакля была как развод, как разрыв, как обвинение всему мужскому роду, и он испугался. Не захотел быть ответчиком за всех. И я читала потом вообще, не кивая в его сторону, дабы пощадить его самолюбие.

У нас сложились такие нежные, теплые отношения, что мы ощущали себя семьей. Он приезжал обедать, ужинать и даже завтракать. Ночевать всегда уезжал домой, к моему великому удовольствию. Почему? Потому что выдержать этот прессинг было довольно сложно. Но после любой светской вылазки, разъехавшись по домам на разных машинах, хотелось тут же позвонить и сказать пару приятных слов на ночь.

- Любимая! Как хорошо, что я встретил тебя. Моя душа открыта. Я один, совсем один, у меня никого, кроме тебя, нет. Будь со мной. Не покидай. Не предавай. Я люблю тебя! Люблю!

Я тоже звонила:

- Ворота моей души открыты, заезжай, располагайся! Вместе можно многое сделать, все преодолеть, всегда быть в творчестве.

Мы никак не могли наговориться. Я просила, чтобы он мне больше рассказывал о композиторах, так как он музыковед-теоретик. А я рассказывала свою жизнь. Слушал он внимательно:

- С тобой все интересно! Где ты - там жизнь!

Говорят, что мужчина и женщина переходят на "ты" только тогда, когда хоть раз спали вместе. У нас была постепенная метаморфоза: сначала "Лида", "Вы", потом - "Лидочка", "ты". И, как ни странно, нас сближало наше непомерное возрастное расстояние. Он шутил, когда я называла дату какого-нибудь моего личного события:

- Меня еще на свете не было, а ты уже замуж вышла!

В общем, души все больше срастались, глаза любили, а руки не расцеплялись. Так и плыли мы в своей любовной лодке: "Мне океан твоей любви не переплыть" (из его песни).

Я положила на алтарь любви свое сердце. И до того влюбилась в его говорящее красивое лицо, что не могла от него оторваться - я пила его, ела, хотела! Аппетит у меня пропал, есть я не могла совсем. Садилась рядом и смотрела, как он ест, а сама не могла проглотить даже кусочка, физиологически не могла, как будто кто отключил мою систему питания.

Нас сравнивали то с Есениным и Айседорой Дункан, то с Шопеном и Жорж Санд, - парами, идущими против течения, бросившими вызов обществу. А мы были самодостаточны и не слишком печалились по этому поводу.

Нам очень хотелось репетировать дома. Пианино было у дочери. Мечтали перевезти его ко мне и устроить настоящий домашний музыкальный салон. Пианино привезли, он пришел посмотреть, как оно выглядит. Сыграв немного, сказал, что на ненастроенном инструменте играть нельзя - это вредно для слуха, - и закрыл крышку. Потом приехал настройщик, все наладил. А пианист и с ч е з!

Однажды он позвонил и сказал:

- Нам надо расстаться навсегда...

...Потянулись долгие месяцы вынужденной разлуки. Преодоления себя. Возвращения к прежнему образу жизни. Тоскливого ожидания чего-то. И невозможности встречи или телефонного звонка. Полный психологический вакуум, и мое человеческое бессилие, и безумная женская обида.

Легкомыслие! - Милый грех,

Милый спутник и враг мой милый!

Ты в глаза мои вбрызнул смех,

Ты мазурку мне вбрызнул в жилы!

Научил не хранить кольца,

С кем бы жизнь меня ни венчала!

Начинать наугад с конца,

И кончать еще до начала.

Быть как стебель и быть как сталь

В жизни, где мы так мало можем...

- Шоколадом лечить печаль,

И смеяться в лицо прохожим.

ДУРМАН

Девять месяцев - это беременность. За это время мог родиться ребенок - сын или дочь. Недаром "Экспресс-газета" поиздевалась над нами, подписав под одной из фотографий, где мы сняты вдвоем в одной большой красной кофте: "У нас еще будет маленький".

Как все это далеко теперь от нас - в той, первой серии фильма под названием "Люблю... и больше ничего".

Первая серия кончилась телефонным звонком: "Нам нужно расстаться навсегда..." - без объяснения причин. И девять месяцев немой тоски, жуткой неопределенности и любви вопреки всему. И только один вопрос - почему? почему? почему? И собственная фантазия, рисующая одну картину страшнее другой. Только усилием воли я заставляла себя работать в прежнем ритме - писала, выступала, пела.

Себя ощущала чеховской чайкой, подстреленной на самой высоте полета. Так и жила с одним подбитым крылом. Почему-то сразу поверила, что ушел навсегда, и не мечтала и не ждала его возвращения, пытаясь привыкнуть к жизни без него.

Сейчас, когда знаю причину его ухода, когда знаю уже так много, что вполне хватило бы, чтобы разлюбить, выкинуть его из сердца и вычеркнуть из памяти, я сознательно закрываю один глаз, чтобы не видеть очевидного, - что он никого не любит, кроме себя, - и продолжаю его любить - трепетно вслушиваясь в звуки его голоса, всматриваясь в его бездонные красивые глаза, окуриваясь дымом его сигарет и обволакиваясь мужским обаянием.

Любовь, похожая на сон,

Сердец печальный перезвон,

Твое волшебное "люблю"

Я тихим эхом повторю.

Это название второй серии - "Любовь, похожая на сон", начало которой положил ночной звонок, настолько неожиданный для меня, что я попросила представиться, не узнав его голоса.

- Поздравляю с годовщиной нашей встречи - 6 сентября! Скучаю! Прошу простить! Люблю! Помню каждый наш день! Все время думаю о тебе! Моя душа осталась с тобой в той нашей жизни! Сейчас живу кисло...

Дело даже не в словах, которые он говорил, а в том, как сразу включил меня, будто в электрическую сеть. И я, как заводная игрушка, которая движется по желанию хозяина, застрекотала, заволновалась, пришла в движение... словно и не было этой "беременной" разлуки. Я ожила. Я снова слышала его голос и уже опять любила эти его низкие нотки поставленного баритона. Голова моя горела, в окно светила какая-то безумная луна, свет я не зажигала, и все это было как-то неправдоподобно, нереально.

Я разговариваю с ним и отчаянно боюсь, что сейчас это кончится и я снова потеряю его навсегда.