Этьен Жильсон - Бытие и сущность

• Название: Бытие и сущность
• Автор: Этьен Жильсон
• Жанр: Философия

Все неудачи метафизики происходят от того, что философы-метафизики подменяют бытие, как первое начало своей науки, одним из частных аспектов бытия, изучаемых различными науками о природе

---

Именно это происходит обычно в дискуссиях, которые все еще ведутся вокруг adaequatio rei et intellectus. Нет такого кандидата в бакалавры, который бы не опровергал эту адекватность; но много ли найдется магистров, еще понимающих ее смысл? Чтобы показать устаревший и даже абсурдный характер этой адекватности, ее начинают сводить к similitude, correspondentia, convenientia intellectus ad rem (подобию, соответствию, совпадению разумения и вещи). С этого самого момента всё потеряно, потому что становится буквальной истиной тот факт, что люди больше не понимают, о чем они говорят. Первое условие адекватности двух терминов: они должны быть некоторым образом едиными, не переставая быть различными. Именно это подразумевает классическое определение истины. Но — внимание! — не менее классические его опровержения вычитывают в нем совсем другой смысл: вместо того, чтобы мыслить истину как трансцендентное свойство сущего, они усматривают в ней нечто относящееся к познанию. Однако здесь необходимо сделать выбор между реализмом и идеализмом и, каков бы он ни был, придерживаться его. Часто обличалась смехотворность тех опровержений идеализма, где реализм достигает легкой победы лишь потому, что опровергаемые им формулы заранее истолкованы в чисто реалистическом смысле. Многие опровержения реализма со стороны идеализма страдают тем же недостатком. Конечно, философ может отдать предпочтение другому пониманию истины, нежели adaequatio rei et intellectus; но для того, чтобы счесть его абсурдным, он должен сперва сам впасть в абсурд, за который только он сам и несет ответственность. И лишь после этого он может запросто выдвигать свои обвинения в абсурдности.

Вот перед нами учение, в котором истина определяется как адекватность разумения и бытия. По большей части тому, кто его критикует, даже в голову не приходит, что бытие, на которое здесь направлено разумение, — это в конечном счете существование. Возможно ли упрекать критика за это заблуждение, если защитнику данного учения большей частью это тоже не приходит в голову? Но оставим это и предположим, что истина, которой нам предстоит дать определение, есть истина не суждения, а понятия. Попытаемся представить себе, какой могла бы быть эта своего рода ментальная фотография вещи, выполненная в уме: операция, в отношении которой нас уверяют, что сходство гарантируется автоматически! Чтобы она прошла успешно, нужно начать с того, чтобы приписать истину одному лишь разумению. После этого мы переносим полученный тезис из реализма в идеализм — и спрашиваем: как же он может иметь смысл?

В действительности он и не имеет никакого смысла. Коль скоро истина состоит во внутренней и, так сказать, автономной верности познания реальному сущему, эта верность не подлежит контролю, и никакая верификация истины невозможна. Как убедиться в том, что понятие точно воспроизводит вещь, понятием которой оно является, если сама вещь познается нами только посредством понятия? Верификация была бы возможна, если бы рассудок мог образовать представление о том, что есть вещь сама по себе, а не как представленная вещь. Такого рода процедура противоречива в самой формулировке; но допустим, что она возможна. Разве не потребовалось бы тогда образовать второе понятие, чтобы проверить верность первого понятия предмету; затем третье понятие, чтобы проверить верность второго понятия первому, и так до бесконечности? Но все эти возражения предполагают то самое, что отрицает учение, против которого они направлены: что можно обладать познавательной истиной вне соотнесенности с предметом. Все эти возражения игнорируют сам смысл опровергаемого тезиса: всякое знание есть истинное именно как знание. Между тем с точки зрения реализма, сознающего собственные требования, абсурдность заключалась бы скорее в том, чтобы искать в знании условие знания и в истине — оправдание истины. Если есть такое условие и такое оправдание, они заключены не в знании, не в истине, но в бытии.

Итак, то, что называют злоключениями познания в течение двух тысяч лет, в значительной мере есть продукт воображения. Дорога заводит в тупик, потому что от нее требуют вывести нас к точке отправления. Философ-идеалист подобен врачу, который искал бы основание здоровья где угодно, только не в природе тела. Истинное есть частный случай нормального, и не будем рассуждать так, словно нормальное есть частный случай истинного. Познание реального, как оно есть, предполагает нормальное взаимодействие реального познающего субъекта с реальным познаваемым объектом. Скажем больше: познание и есть само это взаимодействие. Событие познания может состояться или не состояться; в норме оно происходит или не происходит. Но не может быть предшествующего истине знания, исходя из которого устанавливалась бы истинность знания; и не существует другой истины, обосновывающей истину, кроме самой адекватности, в которой состоит истина. Наконец, нельзя забывать о том, что такого рода возражение (даже если бы оно было приемлемым) приложимо только к эссенциализму «репрезентативных идей», согласно которому сущее сводится к сущности, и рассудку достаточно мысленно скалькировать сущность, чтобы с гарантией получить соответствующую образцу «чтойность». Совершенно иначе обстоит дело в такой ноэтике, где познание сущности интеллектом есть становление существующей сущности в мыслящем и тоже существующем субъекте. Такое жизненное сопряжение двух существующих вовсе не является калькой, о которой можно спросить: какова та предшествующая истина, которая может гарантировать ее точность? Если такое сопряжение происходит, возникает познание. Именно интеллектуальное становление реальной сущности в мыслящем существе конституирует, одновременно и нераздельно, интеллектуальное знание и его истинность. Строго говоря, в виде копии можно представить понятие — но не суждение. Только ноэтика абстрактных сущих подпадает под удары критики, потому что она забывает о том, что наиболее существенное в сущности есть именно ее связь с существованием актуально существующего.

Реализм вещи (res) подвержен тем же возражениям. Он помещает реальность перед существованием, вместо того чтобы поставить ее за существованием. Проходя мимо существования, он проходит и мимо реальности. Познание есть акт, столь же глубоко укорененный в существовании, что и сам его объект, и бытие объекта. Подобно тому как первым актом познающего существа является существование, его первым действием является познание. Иначе говоря, познавая, оно действует так, как должно действовать в качестве познающего существа. Таким образом, быть (в смысле «существовать») — первое в порядке условий познания, и это утверждение остается истинным даже тогда, когда речь идет о самопознании познающего субъекта. Вот почему мы говорим: если я знаю, что мыслю, я знаю, что существую. Но отсюда не следует, будто я есмь потому, что я мыслю. Напротив, я мыслю потому, что я есмь. Отсюда прежде всего вытекает, что нет никакой несовместимости между мышлением и существованием. Изобличенный Кьеркегором скандал обнаруживается только взгляду критика интеллектуального познания, которое, безоговорочно принимая навязанный ему эссенциализмом «спекулятивный» характер, преобразует в непреодолимое противостояние самое глубокое единство реально различных сущих, какое только возможно помыслить. Для мыслящего существа, каковым является человек, мышление вовсе не есть абстрактная объективация существования, о невозможности которой говорят совершенно справедливо; но и существование не есть и то непрестанное прерывание мышления, о котором говорит отец современного экзистенциализма. Познающее существо познает в силу того же, в силу чего оно существует. Мыслить — значит действовать, как и существовать — значит действовать. Вторичный акт вытекает из первичного согласно его природе, и в мыслящей субстанции мышление есть просто проявление (в модусе действия) того самого акта, в силу которого эта субстанция существует. Чтобы представить этот акт в понятии, его нужно обездвижить; но суждение «я есмь», которое продолжает его как некий акт, рожденный от другого акта, полностью сохраняет его изначальную самобытность.

Вместе с исчезновением оппозиции между мышлением субъекта и его собственным существованием исчезает и невозможность для существующего познать существование другого существующего. Если я мыслю, потому что существую, и если то, что я мыслю, наделено актуальным существованием, то я не «мыслю» — я «познаю». В норме человек есть не мыслящее, а познающее существо. Человек мыслит, потому что познаваемое им есть его собственная мысль; человек познаёт, потому что объект его мысли есть существующее. Таким образом, познать другое сущее — значит не постигнуть его абстрактную сущность и даже не сформулировать относительно нее закон, а схватить его сущность в том существовании, которое актуализирует ее. Всякое реальное знание не исключает, а, напротив, включает существование в суждение — предельное выражение жизненного обмена между двумя актуально существующими сущими.