Владимир Канивец - Кармалюк

• Название: Кармалюк
• Автор: Владимир Канивец
• Издательство: «Молодая гвардия»
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1965

Перед вами биография легендарного Устима Кармалюка. Он был повстанцем, предводителем  крестьянского движения в Подольской губернии на Правобережной Украине. Родился на Подолии в семье крепостного крестьянина. За неоднократное «неповиновение» в 1812 был отдан помещиком в солдаты, но бежал. В начале 1813 года организовал повстанческий отряд из крепостных крестьян. Повстанцы громили помещичьи усадьбы, забирали имущество, деньги и раздавали их крепостным. Наивысшего размаха борьба с помещиками достигла в 1832-1835. За всё время в ней приняли участие не менее 20 тыс. крепостных крестьян, а также городской бедноты, беглых солдат. Неоднократно Кармалюк попадал в руки царских властей, сидел в тюрьмах, был на каторге в Сибири, но после успешных побегов возвращался на родину и возобновлял борьбу. В 1835 году был предательски убит в с. Каричинцы-Шляховы. Ещё при жизни Кармалюк стал героем украинских песен и легенд.

---

Только уехал судья пан Родзеловский, заверив губернатора, что дело быстро двинется вперед, как из Литина прилетела тревожная весть: Кармалюк поднял бунт в тюрьме.

Весть эта вызвала сильный переполох. Особенное беспокойство губернатор проявлял из-за отсутствия каких-либо точных сведений об обстоятельствах возмущения.

Возникло опасение, что Кармалюк мог опять убежать. Но вот, наконец, пришел рапорт.

«Господину подольскому гражданскому губернатору

Литинской градской полиции

РАПОРТ

Важный преступник Кармалюк, содержащийся здесь… в оковах тех самых, в каковых препровожден из города Летичева, вздумал и домогался настоятельно, чтобы с содержащейся по одному делу с ним… Добровольской дозволить беспрепятственное свидание, но когда сего ему не было позволено, то он, воспользовавшись случаем, зашел в ее комнату. Таковое дало повод перевести Добровольскую в этапный дом.

За сим вскорости Кармалюк объявил себя дерзким и отважным на зло… и хотя тут внушаемо и., отвращаемо было убедительными средствами о прекращении его покушений, но сие осталось тщетным. Дерзость его со смелостью до той степени увеличилась, что он похвалялся убить, кто попадется, а взять не дастся. И, наконец, злобствуясь, сбил с себя оковы и приглашал прочих арестантов к возмущению. Но от сих пособием не воспользовался, кроме от двух: Добровольского и Сотпичука, кои ему сотовариществовали в покушении. И из оных сбил кандалы, поотрывал скобли от прочих комнат, дабы мог по комнатам беспечно ходить. А от цейхгауза оторвал замок и некоторые вещи занес в комнату с намерением сжечь…

Наконец с двумя упомянутыми сотоварищами заперся в комнате, где приготовили кирпич с груб[20] вынутый и доски… для защищения на случай взятия его. А для запаса к пропитанию поотбирал хлеб от прочих арестантов, кои ему со страха принуждены повиноваться.

Во время запертия в комнате, случившегося на третий день его покушения, то есть 11-го числа, все арестанты с тюрьмы по распоряжению выгнаны. И был он в оной комнате… окружен и здесь по предпринятым разным средствам заставлен к повиновению…

Засим Кармалюк вышел с комнаты и по-прежнему с сотоварищами закован в кандалы. А дабы он, Кармалюк, от похвалок удержался и не возмущал прочих арестантов, а равно не мог учинить побега, подобно как сделал с каменецкого замка, полиция решилась до разрешения начальства содержать его на цепи, хотя таковые воспрещены, по уважению, что другого средства не предвидит. О чем вашему сиятельству сие полиция имеет честь представить…

Декабря 14 дня 1827 года».

— Слава богу, хоть не ушел, — прочитав рапорт, облегченно вздохнул граф Грохольский. — А какая смелость! Какая неслыханная дерзость! Не диво, что его боятся на воле, если он и в тюрьме всех напугал! Как тут пишут? «Сбил с себя оковы». Вот после этого и не верьте, что он рвет веревки, как паутину. Жаль, что такая сила приносится во вред, а не в пользу отечеству.

Даже лютые враги Кармалюка не могли не отметить незаурядность его личности, хотя и трудно им было представить, как мог простой крепостной, к тому же неграмотный, приобрести такую силу и влияние в народе, такую славу.

Да, с Кармалюком надо скорее кончать, и поветовому стряпчему было послано напоминание, а он написал Литинскому нижнему земскому суду:

«Побуждаясь важностью преступления содержащихся под стражею арестантов — Кармалюка и прочих его сотоварищей, о коих дело стоит под рассмотрением оного суда, долгом считаю в оной суд войти с сим моим настоятельным требованием, чтобы приняты были всеусиленные средства, из-за коих бы показанное дело не могло подвергаться ни малейшей в течении своем медлительности и было бы решено в самой скорости».

29 февраля 1828 года Литинский суд огласил приговор:

«Кармалюка за побег с каторжной работы и делания грабительства наказать вновь сто одним ударом кнута, сослать под строгим караулом в каторжную работу», Такую же меру наказания определили и его ближайшим товарищам: Сотничуку, Литвинюку и Добровольскому. На вечное поселение в Сибирь были приговорены Витвицкий, Барский, Вишниовский, Яновский. По списку, утвержденному и цесаревичем и царем, был сдан в солдаты сто восемьдесят один человек, привлеченный к этому делу. Около трехсот мужчин и женщин наказали кнутами, плетьми и розгами.

Предатель Антоний Ольшевский, как обещали ему, от наказания был освобожден и отдан под надзор экономии и общества. «Помещика селения Кальной-Деражни Феликса Янчевского, который… схватил Кармалюка, …признать заслуживающим награждения, а людей за невоспомоществование тому же Янчевскому к скорейшей поимке и повязанию разбойников… наказать, в пример другим при земской полиции всякого по 25 ударов плетьми».

И опять Кармалюка везут в Каменец. Сто один удар кнутами он перенес без стона и без посторонней помощи вернулся в тюрьму.

В августе всех погнали в Сибирь. Кармалюк отправлялся в этот путь третий раз.

Села обезлюдели, как пишет современник, хаты опустели.

А сколько вдов и сирот осталось помирать с голоду в тех опустевших селах, сколько «вечных поселенцев» погибло в пути, не дойдя до места, одному богу ведомо…

После того как Мария была приговорена к пятидесяти розгам и месяцу ареста, Устим домой не заходил. И встреча с семьей и помощь — все могло только повредить ей. Он не появлялся дома еще и потому, что борьба приобретала все больший размах: загоны его после второго побега из Сибири перешагнули границы Литинского уезда и действовали по всей Подолии. И как ему ни хотелось увидеть сыновей, он, находясь все время в напряжении борьбы, не мог пожить, как это бывало раньше, месяц или два где-то в окрестностях Головчинцев и навещать семью. Он расспрашивал земляков о доме, встречая их на ярмарках и чумацких шляхах. Но вести были невеселые: Мария после острога и розог не могла оправиться от болезни.

— Отдасть, мабуть, вона богу душу, — со вздохом говорили односельчане. — А сыны ничого. Ростуть. Иван женывся. И добру дивчыну взяв.

Мария и сыновья тоже все знали о нем от людей. Да и полиция то и дело напоминала им о нем, налетая на дом с обысками. Устим знал об этих постоянных обысках, а потому ничего и не передавал домой: все равно ведь заберут. Да еще и накажут Марию. Но он не знал, что, несмотря на все эти предосторожности, над семьей его нависла страшная беда.

Летичевский почт-экспедитор Андриевский уже семь лет писал во все инстанции, требуя, чтобы ему вернули 39 рублей 62 копейки, которые он употребил на отсылку пакета с сообщением о появлении Кармалюка. За семь лет этот верный царский слуга больше истратил денег на гербовую бумагу, но упорно продолжал требовать долг. А потратил он эти деньги с перепуга и попусту, отправив донесение советника Кельхнера «по предмету о появившихся было разбойниках», которых к тому времени, когда донесение доползло до Каменец-Подольска, и след простыл.

Обойдя все инстанции, Андриевский настрочил «всенижайшее прошение» самому цесаревичу Константину Павловичу. За 39 рублей 62 копейки он не считал позорным для себя, титулярного советника, обращаться к самому цесаревичу с унизительным прошением. Ход его рассуждений был по-чиновничьи мудр: я, мол, проявил патриотизм, истратив на дело поимки разбойников свои деньги, а мне их не возвращают. А по законам обязаны вернуть: почт-экспедитор хранил пожелтевшие от времени расписки.

Наместник царства Польского прислал грозное повеление: немедленно установить, кто должен вернуть деньги почт-экспедитору Андриевскому. Губернатор потребовал от суда, чтобы он «учинил по сему предмету постановление», и получил уведомление: так как с Кармалюка, снова сосланного в каторжную работу взять нечего, то «продать с публичного торга все найденное у жены Кармалюка имущество» и вырученные деньги вернуть почт-экспедитору.

Чиновники Литинского суда нагрянули в Головчинцы и продали все имущество Марии до последней тряпки. И наторговали они, не оставив ей ни горшков, ни ухватов, всего 11 рублей 90 копеек. О чем тут же было всенижайше и донесено его императорскому высочеству. Наместник царства Польского остался доволен: повеление его было исполнено. Без угрызения совести и титулярный советник Андриевский положил в карман 11 рублей 90 копеек. А Мария с детьми замерзала — это было в декабре 1828 года — в пустой хате. Старший сын Иван успокаивал ее:

— Ничого, мамо, ще нажывемо…

— Наживете та вже, мабуть, без мене. Чуе мое сердце: недовго осталось мени мучытыся…

И это предчувствие не обмануло ее…

ТРЕТИЙ ПОБЕГ И3 СИБИРИ

Повернувся я з Сибiру,

Та не маю долi,

Хоч, здаеться, не в кайданах,

А все ж не на волi…

Осенью 1828 года Кармалюка погнали в Тобольск. Прибыл он туда на этот раз сравнительно быстро: в январе следующего года. И тут же был направлен на Боровлянский стекольный завод. А через пять месяцев в графе алфавита о каторжных против фамилии Кармалюка появилась запись: «Убежал 26 мая 1829 года». Как он ушел из острога — осталось для всех тайной.