Отто Рюле - Жертвы Сталинграда. Исцеление в Елабуге

• Название: Жертвы Сталинграда. Исцеление в Елабуге
• Автор: Отто Рюле
• Издательство: Вече
• Жанр: О войне
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-9533-5117-1

Мемуары известного немецкого антифашиста Отто Рюле — это правдивый и интересный рассказ очевидца о разгроме немецко-фашистских захватчиков под Сталинградом и пленении многотысячной армии Паулюса, это откровенная исповедь об исцелении от «коричневой чумы» тысяч немецких военнопленных и обретении ими здравого смысла, человеческого достоинства и родины.

Никто не воспринимает весь трагизм войны так, как военный врач. Военврач Отто Рюле был одним из офицеров вермахта, плененных под Сталинградом. Страдание и гибель германских солдат до и после капитуляции настолько потрясли его, что он навсегда исцелился от нацизма и порвал с гитлеровским режимом…

---

— Примерно с середины курса вы начнете систематически изучать теоретические основы марксизма: политическую экономию, философию, учение о классовой борьбе пролетариата и о государстве. Эти лекции помогут вам представить в перспективе историю развития человеческого общества и убедят вас, что социализм не сегодня-завтра станет реальностью и в Германии.

На этом, товарищи, я заканчиваю вводную часть своей лекции. Учитесь упорно и помните, что вы не только приобретаете знания, но и формируете свое мировоззрение.

В перерыве у всех только и разговора было, что о вводной лекции Линдау.

— Ну и нахватаемся мы знаний! Голова треснет, — высказался Руди.

— Да, мой дорогой, учиться — это потруднее, чем самая тяжелая работа, — заметил Макс, которого я знал еще по Елабуге. — Меня лично интересует философия.

— Хорошо вам говорить, вы уже учили философию, — сказал берлинец. — А что делать нам? Ведь мы, кроме школы, ничего не кончали!

— Не бойся, — успокоил я его. — Было бы желание. Ты ведь рабочий и должен знать философию собственного класса. Я лично рад, что у нас будет такая программа. Я прямо-таки соскучился по учебе.

* * *

Наши занятия проходили строго по плану. Ежедневно с восьми утра и до позднего вечера мы или сидели на лекциях, или читали, или получали консультации, или готовились к семинарам. Разговоры и споры не прекращались даже за обедом и во время коротких прогулок, а также вечером, когда все укладывались по своим местам.

— Сегодня Фридрих Рекс действительно отличился, — проговорил Роман, доктор общественно-политических наук, когда мы сидели в столовой. — Если бы мой школьный учитель истории слышал его сегодняшнюю лекцию о реакционном характере пруссачества, его бы хватил удар.

— С каждой лекцией я все больше и больше понимаю, какую скверную политику вели мы и до тридцать третьего года, — заметил я.

— Ничего удивительного в этом нет! Ведь все средства пропаганды находились в руках крупного капитала, а заправилы банков и концернов во что бы то ни стало хотели взять реванш за свое поражение в Первой мировой войне.

— Потому они и старались завоевать людские души, — высказался Макс, который в свое время изучал философию в университете. — Однако сегодняшняя лекция ставит перед нами вопрос: «Когда, в каком случае историческую личность можно называть великой?»

— Я сейчас как раз читаю работу Плеханова «О роли личности в истории», — сказал я. — Плеханов пишет, что великая личность не потому великая, что ее индивидуальные особенности накладывают на исторические события свой отпечаток, а по тому, насколько она отвечает нуждам общества. Плеханов называет выдающиеся личности начинателями.

— Ну, хорошо, тогда выходит, что Фридрих Второй — тоже начинатель? — желая показать свою ученость, спросил Роман. — После окончания Семилетней войны он приказал рыть новые каналы, осушать болота. Пруссаки окрепли экономически, так как Фридрих приказал построить мануфактуры. Кроме того, никто не станет отрицать, что Фридрих был великий полководец и умный философ.

— Это так, — поддержал его Макс. — Между прочим, и лектор говорил о том, что Фридрих был буржуазным философом. На практике же он больше своего отца поддерживал дворянство. Я лично считаю, что между его философскими взглядами и государственной деятельностью большое противоречие.

— Однако, Роман, не следует забывать и другого, о чем говорил лектор, — вмешался в разговор Руди. — За время своего правления Фридрих Второй удвоил свои владения. Пруссия в то время имела солдат больше, чем во всей Европе. У Меринга можно прочитать, как вели себя высокопоставленные офицеры во время рекрутских наборов и на занятиях.

В этом месте в разговор вступил Пауль, бывший капитан:

— Я с этими высокомерными юнкерами еще до войны познакомился. В нашем полку почти все офицеры были благородного происхождения, и я оказался в числе немногих — неблагородных. Нечего и говорить, как эти выскочки обращались с солдатами. Они и на меня смотрели свысока, хотя я был уже лейтенантом.

— Ты прав, — поддержал я его. — Так что вопрос о том, что сделал Фридрих Второй для нации, решен. Четвертую часть своего правления он вел захватнические войны, стремясь укрепить прусское юнкерское государство. Милитаризм лег на плечи народа тяжелым бременем. Лессинг назвал Пруссию самым рабским государством Европы.

— А вспомните раздел Польши в 1772 году… Фридрих Второй был тогда особенно активен, — заметил Руди. — Именно тогда пруссаки и увеличили свои владения, захватив восточные земли.

* * *

Суп, каша и хлеб были уже съедены, а мы все еще дискутировали. Поневоле пришлось кончать спор, так как итальянцы начали уборку в столовой, которая после обеда находилась в распоряжении итальянского сектора.

Выйдя во двор вместе с Паулем и Максом, мы немного погуляли на воздухе.

— Знаете, я только сейчас, после этих лекций начал кое-что понимать. А ведь до этого и для меня Фридрих Второй был гениальным полководцем, одержавшим немало крупных побед, — признался Пауль.

— Нечто подобное случилось и со мной, — согласился я. — Я тоже раньше считал его героем. Когда я думаю о том, что в августе 1756 года Фридрих Второй без объявления войны напал на Австрию, ввергнув тем самым Европу в долгую кровопролитную войну, мне становится не по себе. Ведь Гитлер последовал его примеру и стал нападать на европейские страны без объявления войны.

— Я думаю, что Фридриха Второго и Гитлера роднит не только это, — добавил Макс. — Я хорошо помню, как шла милитаризация всего хозяйства, всей экономики и как росли захватнические аппетиты фашистов. Гитлер, Гинденбург и большинство депутатов рейхстага зарекомендовали себя приверженцами реакционного пруссачества, еще когда они 28 марта 1933 года собрались в гарнизонной церкви у могилы Фридриха Второго.

* * *

Мы понимали, что нам необходимо уяснить для себя сущность прусского милитаризма и проследить его влияние на историю нашего народа. Но, говоря об антинациональных тенденциях прусского милитаризма, мы не должны впадать в другую ошибку, то есть не должны недооценивать национальных демократических традиций немецкого народа в прошлом. Об этих вопросах мы часто спорили.

Мы прогуливались втроем по двору школы.

— Во всех лекциях слишком много говорится о национальных традициях, — сказал Роман. — До сих пор мы только и слышали, что Пруссия была антигерманским, антинациональным государством. Вы не находите, что в этом есть какое-то противоречие?

— Не следует отождествлять население Пруссии с прусским государством, — возразил я. — Прусские рабочие, крестьяне, ремесленники, студенты, бюргеры и даже кое-кто из привилегированного сословия доказали, что они вопреки факту существования антидемократического государства способны мыслить и действовать в интересах всей нации.

— Вы имеете в виду 1812 и 1813 годы? Народные массы вынудили тогда прусскую монархию действовать в интересах нации.

— Но лишь на время, — возразил Роман. — Господство реакционных сил в Пруссии не было сломлено. После изгнания Наполеона они так же крепко засели на своих местах, как и раньше.

— Вот в этом-то и трагедия немецкой нации, — сказал я, — что реакция, несмотря на все усилия многих мужественных и самоотверженных борцов из народа, в решительные моменты торжествовала победу. Так было в 1813-м, 1848-м, 1918-м и, наконец, в 1933 году.

— Сравним задачи, которые ставили Шарнгорст, Гнейзенау и другие, с целями Фридриха Второго, — заметил Макс. — Шарнгорст и Гнейзенау выступали за создание национальной армии, за отмену телесных наказаний в армии и требовали при назначении на офицерские должности руководствоваться исключительно знаниями и мужеством…

— Шарнгорст предлагал прогрессивную систему комплектования армии и выступал за введение всеобщей воинской повинности, — добавил я. — Вот видишь…

— Это я и без тебя знаю, — согласился Роман.

— К сожалению, в истории Пруссии побеждает не прогрессивная, а реакционная линия, — высказался Макс. — Возьмем хотя бы 1813 год. Национальная армия воевала не только ради национальных, но и ради династических интересов. А все ключевые позиции находились в руках династии и привилегированных классов.

— А как дело обстоит сейчас? — спросил я. — Ведь германский фашизм выражает отнюдь не демократические и не национальные интересы немецкого народа, а интересы самой черной реакции. Прогрессивным традициям нашего народа следует лишь Национальный комитет «Свободная Германия».

На этом наш спор закончился, но подобные дискуссии возникали у нас при малейшей возможности по самым различным вопросам.

* * *

На первом этапе нашей учебы в антифашистской школе главным было вывести нас из-под влияния нацистской идеологии. Кроме истории, мы основательно анализировали теорию о жизненном пространстве и расовую теорию гитлеризма. Мы научились понимать, что благосостояние народа зависит отнюдь не от количества квадратных километров территории, которой он располагает, а в значительной степени от общественного строя, степени развития производительных сил и политики.