Ирвин Шоу - Полное собрание рассказов. 1957-1973

• Название: Полное собрание рассказов. 1957-1973
• Автор: Ирвин Шоу
• Издательство: Литература, Кристалл
• Жанр: Современная проза
• Год: 2000
• ISBN: 5-306-00040-1

Ирвин Шоу (1913–1984) — видный американский писатель, один из самых популярных авторов нашего времени. Из-под его пера вышли такие известные романы как «Молодые львы» (1948), «Богач, бедняк» (1970), «Ночной портье» (1975) и множество других. Признанный мастер-романист, Ирвин Шоу создал также немало прекрасных образцов «малой прозы». Новеллы его отличаются изяществом стиля и точностью характеристик — психологических и социальных.

Во второй том Полного собрания рассказов вошли ранее не издававшиеся на русском языке сборники «Ставка на мертвого жокея» (1957), «Любовь на темной улице» (1965), «Бог здесь был, но долго не задержался» (1973).

---

В то время как двое его коллег продолжали спокойно и невозмутимо работать, тщательно проверяя каждую ночь ключи, ведущие к успеху, и таким образом добиваясь изо дня в день поразительных творческих результатов на благо компании «Фогель-Полсон», Маннихон, у которого постоянно кружилась голова от недосыпания, начинал приходить в отчаяние: все меньше верил, что ему удастся найти практическое применение своему раствору. Можно, конечно, написать небольшую диссертацию, ее напечатают или нет; в первом случае два-три биохимика в стране вяло полистают написанные им страницы, но дальше ничего не сдвинется — очередное зашедшее в тупик исследование положат под сукно и забудут. А ему придется ездить на своем «Плимуте» до конца жизни и никогда не увидеть, как выглядит судебная комната, где слушают дела о разводах.

Ни с Крокеттом, ни с Тагекой Ки он своими опасениями не делился. Да разве можно вообще чем-нибудь делиться с ними? Вначале они слушали его хоть и в пол уха, но недели через две вообще перестали обращать внимание, когда заводил свою речь. Работу выполнял в полной тишине, — мыл лабораторное стекло, записывал под диктовку и закладывал на хранение срезы. Начались неприятности и в компании «Фогель — Полсон»: еженедельные краткие отчеты о якобы проведенных экспериментах не вызывали у начальства восторга, и вот однажды он получил лично от мистера Полсона зловещую памятку в нежно-голубом конверте. На большом листе бумаги мистер Полсон собственноручно нацарапал только одно слово: «Ну?» ничего многообещающего.

Маннихон и решил оставить дело — он должен уйти, — надо хоть раз выспаться. Однако сообщить о своем намерении партнерам все не находил удобного случая. сказать это в лицо Тагеке Ки, в общем-то безразлично далекому от него человеку, он не посмеет, но, если удастся застать Крокетта одного на минуту-другую — ему он все скажет, тут есть шанс: в конце концов, Крокетт — белый человек.

И начал повсюду ходить тенью за Крокеттом, поджидая его, выслеживая как мог. Возможность представилась почти через неделю: он ожидал у ресторана, куда Крокетт обычно приходил на ланч и завтракал в компании потрясающей девицы или даже нескольких. Ресторан назывался «Прекрасная провансалька», любое блюдо стоило не меньше десяти долларов — без вина. Само собой, Маннихон там никогда не ел, а приходил на ланч в столовую компании «Фогель — Полсон», где можно поесть всего за восемьдесят пять центов — это ему больше всего нравилось на работе.

В этот жаркий день поблизости нет никакой тени, негде укрыться от палящего солнца. Ожидая Крокетта, Маннихон из-за постоянного головокружения качался из стороны в сторону, словно на палубе, корабля. Наконец-то, вот его «ланчия» — подъезжает к ресторану; теперь Крокетт один… Не выключая мотора попросил служащего на автомобильной стоянке позаботиться о машине, припарковать ее и большими шагами направился к двери «Прекрасной провансальки» не замечая Маннихона, хотя проходил в трех футах от него.

— Горшок! — окликнул его Маннихон.

Крокетт остановился, оглянулся: его угловатые черты янки заострились от неудовольствия.

— Что, черт подери, ты здесь делаешь?

— Горшок! Мне нужно поговорить с тобой…

— Послушай, какого черта ты качаешься? Ты что, пьян?

— Вот как раз по этому поводу мне и хотелось поговорить…

Вдруг на лице Крокетта появилось странное выражение — холодное, напряженное, оценивающее; он вглядывался куда-то вдаль, через плечо Маннихона, не обращая никакого внимания на него самого.

— Ты только посмотри! — воскликнул он.

— Вы, ребята, были очень добры ко мне, очень великодушны и все такое, — начал Маннихон, накренившись к нему, — но мне нужно…

Крокетт грубо схватив его за плечо, повернул вокруг оси.

— Я же сказал — посмотри!

Тяжело вздохнув, он посмотрел — ничего особенного: на той стороне улицы, перед баром, — старый, разбитый фургон, нагруженный пустыми бутылками из-под имбирного эля. В него впряжена дряхлая лошадь, стоит понурив голову от жары.

— Куда же мне глядеть, Горшок?

В глазах у него двоится, но не досаждать же коллеге своими бедами.

— Лошадь, парень, лошадь!

— Что с ней, с этой лошадью, Горшок?

— Не видишь разве, какого она цвета?

— Же-елтого… То есть… я хочу сказать — она желтого цвета.

— Все достается тому, кто умеет ждать, — многозначительно произнес Крокетт и вытащил из кармана маленькую бутылочку «раствора Маннихона» — повсюду таскал ее с собой.

Все же он, что ни говори, прилежный ученый и не из тех приспособленцев, которые запирают на замок свой мозг, когда закрывают двери своего офиса. Крокетт быстро налил себе немного раствора на ладонь правой руки и передал бутылочку Маннихону — пусть подержит, на случай если полиция начнет задавать вопросы. Осторожно, неторопливо направился через улицу к желтой лошади и фургону, заваленному пустыми бутылками из-под имбирного эля. Впервые Маннихон увидел, что Крокетт идет куда-то с такой ужасной медлительностью.

Крокетт подошел к лошади: возницы нигде не видно, улица пустынна, только проехал «бьюик» — за рулем цветной водитель.

— Милая старая кляча… — Влажной ладонью он похлопал лошадь по морде; так же неторопливо вернулся к Маннихону, прошептал: — Ну-ка, засунь эту проклятую бутылку в карман! — И, взяв коллегу за руку, вытер последние капли жидкости о его рукав.

С виду жест казался таким дружеским, но Крокетт впился ему в руку пальцами словно железными крюками. Маннихон сунул бутылку в карман, и они пошли рядышком к ресторану.

Бар «Прекрасной провансальки» располагался параллельно витрине — бутылки с крепкими напитками выстроились рядами на стеклянных полках напротив и при свете с улицы сияли как драгоценности хорошо рассчитанный психологический эффект. В темной глубине ресторана видно довольно много посетителей — безмолвно поглощают дорогую французскую снедь — свои ланчи по десять долларов; зато в баре, кроме них двоих, никого. В салоне довольно прохладно — работает кондишна — и Маннихона охватила невольная дрожь, когда он усаживался на высокий стул у стойки, поглядывая на улицу через строй поблескивающих бутылок. Желтая лошадь отлично просматривается в зазоре между бутылками «Шартреза» и «Нойли-Пра»: не двигается, по-прежнему клонит голову — жара совсем одолела.

— Что будете пить, мистер Крокетт? — осведомился бармен. — Как обычно?

Здесь его прекрасно знают…

— Как обычно, Бенни, — ответил Крокетт. — И один «Александер» для моего приятеля.

— Крокетт никогда ничего не забывает. Стали наблюдать за недвижной лошадью через бутылки, пока Бенни готовил «Джэка Дэниела» и «Александера». Бармен поставил перед ними напитки, и Крокетт одним глотком выпил половину стаканчика. Маннихон медленно тянул свой «Александер».

— Горшок, — начал он, — мне в самом деле нужно с тобой поговорить. Вся эта наша затея сказывается на мне…

— Погоди! — оборвал его Крокетт.

На той стороне улицы возница фургона выходил из бара; забрался на козлы, взялся за вожжи — и в это мгновение лошадь медленно опустилась на колени и рухнула, в упряжке, на землю.

— Принеси-ка нам сюда еще по стаканчику, — попросил Крокетт. — Пошли, Флокс, ставлю тебе ланч. — И заказал жаркое из рубца по-кайенски и бутылку, крепкого сидра.

Да, этот Крокетт явно не типичный янки. Как только Маннихон увидел поданное блюдо, ощутил его аромат, — понял: теперь все внимание желудку. Когда ему приходилось пробовать такой деликатес? В результате так и не сказал ничего Крокетту по поводу своего намерения уйти.

— А теперь предпримем следующий шаг, — заговорил Тагека Ки.

Вся троица работала в его лаборатории на чердаке; было еще сравнительно рано — только полтретьего ночи. Тагека воспринял новости об эксперименте с желтой лошадью без удивления, хотя, по его мнению, плохо, что не сумели получить срезы.

— Мы продвинулись, экспериментируя на низших позвоночных, ровно настолько, насколько необходимо, продолжал хозяин. — Следующий наш эксперимент неизбежно напрашивается сам собой.

Маннихон не чувствовал, однако, никакой нависшей над ними неизбежности и потому поинтересовался:

— Что же это за эксперимент?

Впервые Тагека Ки прямо ответил на один из поставленных Маннихоном вопросов — просто, как ни в чем не бывало.

— Человек.

Тот, изумленный, широко открыл рот, да так и закрыл. Крокетт сделал гримасу, призывая к вниманию, и заявил:

— Предвижу кое-какие осложнения.

— Ничего серьезного, — возразил Тагека Ки. — Нам понадобится только одно — доступ в больницу, где имеется приличный набор пигментированных субъектов.

— Ну, я знаю всех в «Лейквью дженерал» в Даун-таун, — проинформировал его Крокетт, — но не думаю, что мы найдем там нужных подопытных. В конце концов, живем на Среднем Западе. Вряд ли нам удастся найти даже двух-трех индейцев в год, — весьма сомнительно.