Егор Иванов - Вместе с Россией (Вместе с Россией - 2)

• Название: Вместе с Россией (Вместе с Россией - 2)
• Автор: Егор Иванов
• Жанр: История

---

Мезенцев остановил Сухопарова на лестнице. Взаимная симпатия и душевный контакт, как в первый день знакомства, затеплились снова. Александр после слов приветствия и вопроса о делах спросил коллегу о Соколовых, на чьей свадьбе оба были.

- Беда, Александр Юрьич! - померк сразу Сухопаров. - Алексей попал в лапы австро-германской контрразведки. Сначала он сидел в тюрьме в Праге, прислал оттуда жене и нам несколько писем, потом братья-чехи устроили ему побег из тюрьмы. Бежать-то он бежал, но скоро его снова схватили. Сейчас, по нашим данным, он за решеткой, только теперь - в самой строгой тюрьме для государственных преступников Австро-Венгрии, в Эльбогене... Пока связаться с ним не удается...

- А что Анастасия? Наверное, убивается по мужу? - сочувственно спросил Мезенцев.

- Конечно. На ней лица нет, но она держится и даже стала сестрой милосердия! - сообщил Сухопаров.

- Сергей Викторович! А не навестить ли нам Анастасию... Петровну, кажется?

- Я и сам собрался было, Александр Юрьич! Вот сегодня вечером и пойдем, а? - предложил Сухопаров.

- Договорились, встретимся у Николаевского вокзала в шесть с половиной...

От Знаменской площади до дома Соколовых четверть часа пешей ходьбы. Однако господам офицерам пришлось взять извозчика - оба запаслись огромными букетами цветов, а Мезенцев держал еще и большой плоский сверток.

- Уж больно красивая коробка конфет была выставлена у "Де Гурмэ" на Невском, - смущенно оправдывался подполковник, хотя Сухопаров и не думал его укорять.

Дверь открыла сдержанная и строгая горничная.

- Как прикажете доложить? - спросила она.

- Сухопаров и Мезенцев, - представились гости.

Не успела служанка уйти, как Настя появилась на пороге.

- Милости прошу, господа, проходите! Я рада вас видеть обоих... проговорила хозяйка. Ее холодные горестные глаза чуть потеплели, но скорбные черточки у рта не расправились.

Сочувствие к горю молодой женщины резануло по сердцу офицеров. Они с особым почтением преподнесли цветы Насте. В прихожую вышла и тетушка. Мезенцев неожиданно заробел и преподнес ей конфеты, чем поверг старушку в небывалое смущение.

Гостей пригласили в гостиную. Комната была полупуста, как в день свадьбы Анастасии и Алексея. Появился только старинный красного бархата диван с высокой спинкой и такие же стулья.

На круглом столе лежали грудой альбомы с фотографическими карточками и стояла керосиновая лампа. Словом, обстановка была добротной моды середины прошлого века.

С момента появления в квартире Сухопарова Настя не отводила от него вопрошающего взгляда. Пока гости входили, снимали фуражки, суета позволяла подполковнику умалчивать о главном. Теперь ему ничего не оставалось, как ответить на немой вопрос.

- Анастасия Петровна! К сожалению, ничего нового мы не узнали... Скорбные черточки резче обозначились у рта Насти.

Только сейчас, на свету, Мезенцев рассмотрел, какой стала Настя от горя и забот. Ее синие лучистые глаза погасли, под ними легла чернота. Соколова похудела, черты лица потеряли округлость юности и стали суше. Черное строгое платье было почти что траурное...

"Как ни странно, - подумалось подполковнику, - она нисколько не подурнела, осталась такой же красавицей, как и была. Страдания сделали ее облик более одухотворенным, чем прежде - в счастье..."

Мезенцев вспомнил и о том, что теперь Соколова стала сестрой милосердия, и позавидовал тем раненым, за которыми она ухаживала.

Горничная знаком вызвала Марию Алексеевну в соседнюю комнату. Оказалось, что готов обед. Тетушка пригласила господ офицеров в столовую. Закуски оказались уже на столе.

Мезенцев, снова очарованный Анастасией, как и в первый день, когда он увидел ее в подвенечном платье, украдкой, словно влюбленный гимназист, бросал на нее восхищенные взгляды, стараясь не привлекать к себе внимания.

Сухопаров тем временем рассказывал Насте о том, как через нейтральные страны идут письма военнопленных на их родину, о посылках, которые можно пересылать в офицерские лагеря через Красный Крест...

Настя слушала его внимательно и перебила единственным вопросом:

- А Алексею можно послать письмо и посылку?

- Письмо, может быть, удастся передать, - отвел глаза офицер, - а что касается посылки, то он в таком месте, куда Красный Крест своих представителей не посылает...

- Жив ли он? - твердо спросила тетушка и резко отложила от себя вилку.

- Да, да! Он жив! - заторопился Сухопаров, чтобы Настя, избави боже, ничего не подумала плохого. - У нас точные сведения. Чехи нам прислали письмо...

Кухарка принесла фарфоровую супницу.

- Попробуйте, господа, домашнего, - предложила Мария Алексеевна. - Ваши домочадцы, наверное, еще на даче и вы живете всухомятку?..

Тетушка обращалась к Сухопарову, зная его семью, но ответил Мезенцев.

- Я целый век не ел домашнего борща! - вдруг громко выпалил он и умильно посмотрел на Марию Алексеевну. Старая хозяйка ответила неожиданно доброй улыбкой. Все тоже заулыбались. "Даже Анастасия!" - отметил про себя Мезенцев.

Борщ был отменный. Господа офицеры, привыкшие к ресторанной кухне, проглотили его моментально.

После первого заговорили о войне. Все переживали неудачи русских войск, накатывавшиеся на действующую армию сплошной чередой.

- Везде говорят и пишут, - обратилась тетушка к артиллеристу, - что у наших доблестных войск не хватает этих, как это называется...

- Шрапнелей? - подсказала Настя.

- Вот именно, шрапнелей, - утвердила Мария Алексеевна. - Кто в этом виноват? Правда ли, что это Сухомлинов предательски вел себя на должности министра?

- Эти слухи весьма преувеличены, - твердо ответил Мезенцев. Справедливость его характера не позволяла ему бросать обвинение тому, кто менее других был виноват в недостатке боеприпасов. - Я не могу назвать сейчас имя истинного виновника, поскольку не знаю, кто он... Полагаю, однако, что великий князь Сергей Михайлович, генерал-инспектор артиллерии, обязан был проявить большую дальновидность перед началом военных действий... Впрочем, как его теперь винить, когда и в армиях наших союзников, и даже в германской армии на каждую пушку снарядов почти столько же, сколько и у нас...

- Но, Александр Юрьич, в Германии и Франции промышленность развита лучше, чем у нас... - с горечью бросил Сухопаров. Мезенцев не согласился.

- Не в этом дело, Сергей Викторович! - загорелся он. - Военных заводов у нас тоже хватает, а пушки наши и снаряды по конструкции не хуже крупповских или шнейдеровских... У нас хищники-фабриканты злее, чем за границей!

Настя с удивлением посмотрела на подполковника.

"Неужели и в армии стали понимать гнилость царского режима и всего строя?! Ведь говорил Василий, что это вот-вот должно проявиться..." Настя отвлеклась от своих черных дум и стала вслушиваться в разговор.

Мезенцев заметил интерес в ее взгляде к такому не дамскому вопросу и решил, что это самая необыкновенная женщина, которую он когда-либо видел. Ему захотелось, не утаивая ничего, выложить перед нею все свои сомнения, все, что накипело за долгие месяцы бесславной и кровавой войны.

- Общий сумбур нашей жизни, - вымолвил он, - связывает руки тем, кто хочет что-то делать, бесчисленным количеством комиссий, подкомиссий, совещаний, заседаний, словом, дурацкой казенщиной и непроходимым бюрократизмом...

Тема оказалась волнующей для всех, Мезенцева внимательно слушали и коллега, и тетушка, и Настя.

Александр вдруг увидел перед собой бездонные глаза Анастасии. В них застыли укор и вопрос: "Почему так плохо?" Перед прямотой этого взгляда он не мог таить ничего.

- Мои коллеги в ГАУ, - словно размышляя, начал Мезенцев, - не в силах противостоять отнюдь не противнику, а лавине разных спекулянтов, атакующих казенный сундук с деньгами... С самого начала военных действий, и я сам хорошо это знаю по походу в Восточную Пруссию, - отчасти под влиянием "снарядного голода", связанных с ним неудач в дела снабжения фронта боеприпасами полезли всякие "общественные деятели". Казну особенно трясут депутаты Государственной думы, члены "особых совещаний военно-промышленных комитетов", земгоров и прочие самозваные спасители России...

- А вы суровы к общественности... - недовольно воздела на нос пенсне тетушка.

- Это не общественность, а жадные акулы, - парировал Мезенцев. Он видел, что его критические оценки благожелательно воспринимаются Настей, и поэтому откровенно продолжал высказывать все, что горечью кипело у него в душе.

- Эти "болеющие за родину" господа считают своим долгом совершать паломничества в действующую армию, выяснять там якобы нужды и потребности фронта, вмешиваться в работу органов снабжения, в распоряжения командного состава - словом, вносят дезорганизацию и путаницу. К тому же некоторые из них занимаются явным шпионством... А попробуй тронь такого шакала, у него сразу же находятся покровители чуть ли не при дворе! - возмущался подполковник.