Егор Иванов - Честь и долг (Вместе с Россией - 3)

• Название: Честь и долг (Вместе с Россией - 3)
• Автор: Егор Иванов
• Жанр: История

---

Теперь, когда швейцар в богатой ливрее выпустил союзников-послов на Дворцовую площадь, их встретил солнечный день, довольно редкий для декабрьского Санкт-Петербурга, легкий морозец и приятное похрустывание снежка. Возносилась в голубое небо Александрийская колонна, и даже темно-красный фасад Зимнего не казался столь мрачным, каким он выглядел под серым небом.

Послы решили пройтись по Миллионной до своих особняков и отпустили экипажи с секретарями. Бьюкенен и Палеолог были не только любителями прогулок. Они хотели на воздухе обсудить последние события, которые начинали стремительно разворачиваться.

- Никогда не обращал внимания, - вдруг сказал Палеолог, сворачивая к Эрмитажу, - что Зимний дворец словно окрашен кровью!..

- Мой друг, в вас говорит литератор, будущий член Французской академии! - польстил Палеологу Бьюкенен, отлично зная о литературных претензиях коллеги. Один из агентов сэра Хора давно приносил фотокопии со страниц дневника французского посла.

Польщенный француз, чтобы перевести разговор в интересовавшее обоих русло, обратился к новому образу. Атланты из сердбольского гранита, украшающие портик Нового Эрмитажа, привлекли его внимание.

- Разве что только эти мужи поддерживают теперь дом Романовых!

Сухой и чиновный ум Бьюкенена поразился живости воображения француза, что британский посол и не преминул отметить вслух. Палеолог был падок на лесть, даже грубую, и не увидел за нею подготовку старого друга к выуживанию сведений.

Как истинный дипломат, Бьюкенен не спешил приступать к сути дела, старясь "разогреть" говорливого Мориса.

- Как вам понравился мистер Покровский, мой дорогой Палеолог? улыбнувшись так, словно он произносит слово "чииз"*, спросил британский посол.

______________

* Cheese - сыр (англ.). Это слово произносят, когда хотят изобразить искусственную улыбку.

- Судя по его заявлению, он поддерживает царя как атлант! - продолжал навеянный Эрмитажем образ французский посол. - Он не типичный русский, вынес Палеолог категорическое суждение.

- А как же вы себе представляете типичного русского? - снова улыбнулся в седые с желтизной усы сэр Джордж.

- Многие русские, я сказал бы, почти большинство русских, настолько нравственно неуравновешенны, что они никогда не довольствуются тем, что у них есть, и ничем не могут насладиться до конца, - затараторил посол, сев на любимого конька. - Им постоянно нужно что-то новое, неожиданное; нужны все более сильные ощущения, более сильные потрясения, удовольствия более острые. Отсюда их страсть к возбуждающим наркотическим веществам и грубому алкоголю, ненасытная жажда впечатлений и большой вкус к отступлениям от морали...

Бьюкенен внимательно слушал и, хотя, как гордый бритт, ни в грош не ставил ни один народ, кроме своего, которому все должны повиноваться, не мог разделить оценки французского посла; русские солдаты, по сути дела, спасли Францию от разгрома в первые дни войны.

Палеолог между тем продолжал источать красноречие.

- Я уже как-то говорил вам, милорд, что у русских нет точного представления о пространстве, что они вообще довольствуются неопределенными расчетами, приблизительными цифрами. Не менее смутно и их представление о времени...

"Ого, ты судишь, мой друг, о русских по их великим князьям и аристократии, с которой слишком любишь общаться, - думал сэр Джордж. - Если бы ты был поближе знаком с такими русскими промышленниками, как Коновалов, Терещенко, Путилов, вероятно, очень скоро изменил бы свое мнение..."

- Эта неспособность представить себе отношения между фактами во времени еще больше чувствуется у безграмотных, составляющих массу. И этим замедляется вся экономическая жизнь русского народа...

"Недалекие люди эти французы, - шагал с вежливой улыбкой на губах британский посол, внимательно слушая галльские излияния. - Если бы это было так, то Россия не выросла бы за считанных два десятилетия в мощную промышленную державу, представляющую уже грозную конкурентную силу самой Британии. Еще немного, и она пойдет развиваться, как Соединенные Штаты. Если ее не остановить смутой, не столкнуть ее динамичную буржуазию с дворянством, землевладельцами, заинтересованными в германском рынке, то она станет опаснее и Германии, и Франции..."

"Пора переводить его на более реальные рельсы, а то французский локомотив умчит бог знает куда..." - решил Бьюкенен и подбросил топливо в антирусский огонь Палеолога:

- Я согласен с вами, мой друг, что русские - пессимисты. Я недавно обедал с Коковцевым и Путиловым. Бывший председатель совета министров, соперничая в пессимизме с крупнейшим промышленником, говорил: "Мы идем к революции", а Путилов возражал ему: "Нет, мы движемся прямо к анархии!" Путилов прибавил к этому, что русский человек не революционер, он анархист. А это - большая разница. Если у революционеров есть воля к восстановлению, то анархист думает только о разрушении...

- Кстати, вам не сообщали ваши великосветские друзья, что на днях будет убит Распутин?.. - спокойным тоном, словно речь шла о рядовом спектакле, завершил вопросом свои построения Бьюкенен.

- О да, слухи об этом носятся буквально в воздухе... - подхватил кость Палеолог. - Барон Врангель, адъютант его высочества великого князя Михаила, брата царя, рассказал мне, что неоднократно докладывал своему шефу о скандалах в Думе, о негодовании императорской семьи против старца Григория Новых...

- Зовите его лучше Распутиным, как все, - перебил коллегу Бьюкенен.

- ...Врангель говорил Михаилу со слов всей дворянской элиты и о том, что положение могло бы быть спасено дружным выступлением всей императорской семьи против царицы. Если великие князья in pleno* заявят государю об опасности, о необходимости уступить общественному мнению, то гроза разразится без молнии. Но царский брат сначала ответил на это шуткой, он предложил адъютанту тотчас поехать к Распутину и поговорить с ним, но затем серьезно и печально сказал: "Мне лучше написать государю, хотя я и не умею письменно выражать свои мысли..." Бедняга не только не способен их выражать на бумаге, но и устно! Зато барон показывал мне черновик, который он подготовил вместе с Маклаковым для Михаила... Это, по сути дела, была платформа всей аристократической и либеральной оппозиции... Они хотят, чтобы брат царя предъявил ее самодержцу.

______________

* Все сообща (лат.).

- Хм, я слышал об этом документе, - пробурчал своим басом Бьюкенен и после небольшой паузы, необходимой ему для размышлений - говорить или не говорить, - изрек: - Надеюсь, дорогой коллега, вы согласитесь со мной, что великий князь Михаил мог бы быть идеальным регентом или конституционным монархом в этой стране... Он не столь упрям и не одержим идеей самодержавия, как его венценосный брат...

Английское посольство и его агентура давно уже вели работу в этом направлении. Теперь глава британской миссии хотел скоординировать свои действия с союзником.

- Да, его высочество мне весьма симпатичен. Для России нужен именно такой властитель - здоровья некрепкого, ума невыдающегося, неисправимый оптимист, человек, не искушенный в политических интригах... При нем эта огромная империя явно не стала бы претендовать на внешнюю экспансию, ее легко было бы сделать вечным стражем и противовесом Германии... Михаил был бы вполне управляем, - высказал свою точку зрения Палеолог.

На углу Мошкова переулка их приветствовал господин из пролетавшего мимо авто, в котором Бьюкенен узнал князя Путятина, коменданта царскосельских дворцов. Оба посла поклонились, хотя мотора и след простыл.

- Князь квартирует здесь неподалеку у брата, - проявил осведомленность Бьюкенен. - В его квартире, в доме двенадцать - вот тут, с правой стороны, в доме с пилястрами, часто собирается цвет петербургской оппозиции...

Французский посол, желая проявить большую осведомленность, поведал коллеге, что еще 1 ноября в Ставку к царю приехал великий князь Николай Михайлович и после напряженного разговора, в котором он от имени и матери, и сестры царя, и других членов семьи Романовых предупреждал Николая о том, что трон накануне новых потрясений, вручил письмо, в котором призывал двоюродного брата освободиться от влияния "темных сил", имея в виду Распутина. Бьюкенен выслушал это с видимым интересом, хотя знал значительно больше, причем от самого Николая Михайловича, часто бывавшего в английском посольстве и бывшего за его столом исключительно искренним. Конечно, не виски и джин развязывали язык великому князю во время встреч с послом Британии. Тезка царя искал поддержки у Бьюкенена в своих интригах, которые он вел в надежде воссесть на российский престол хотя бы и с помощью англичан.

Сэр Джордж не только знал, но и сам способствовал тому, чтобы письмо сходного содержания направил царю и великий князь Георгий Михайлович. Он проявил немалую заботу, чтобы великие князья Кирилл Владимирович и Николай Николаевич - также претенденты на российский престол - тогда же побывали в Ставке и упрашивали Николашу дать стране "ответственное министерство", ответственное не перед царем, а перед Думой, и тем самым превратить империю в конституционную монархию, выпустив революционный пар из котла, грозящего взрывом.