Жозеф Рони-старший - Нимфеи (Озеро Белых Лилий)

• Название: Нимфеи (Озеро Белых Лилий)
• Автор: Жозеф Рони-старший
• Издательство: АСТ
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2003

Картографическая экспедиция, исследующая просторы Азии, попадает в зону непроходимых болот. Проводники отказываются идти дальше и вперед отправляется небольшая группа из двух французских офицеров и молодой девушки — дочери командира отряда.

---

Сабина между тем успокоилась. На ее исхудавшее за время болезни лицо вернулась улыбка, и девушка с каким-то новым чувством обвела взглядом волшебное озеро и его обитателей, с нежной признательностью заглянув мне в лицо. Я понял, что все страхи, наконец, оставили девушку, и в ее душе воцарились покой и любовь.

Глава 5. НИМФЕИ

Потекли беззаботные радостные дни, заполненные солнечным светом и сверканием воды. Мы знакомились с удивительной страной, обследуя ее многочисленные острова. Молодые обитатели озера с удовольствием показывали самые восхитительные уголки своего чудесного края, с удовольствием толкая наш плот от одной чарующей заводи к другой.

Однако гораздо больше, чем красотами природы, мы восторгались жителями этой неведомой области земли. Мы уже кое-как могли объясняться с нимфеями, но заслуга в этом принадлежала не нам. Музыкальные от природы, обитатели вод отлично воспроизводили нашу речь, в то время как их язык так и оставался недоступным для наших грубых голосовых связок и нечутких ушей.

Поражала простота и целесообразная незатейливость их нравов. Я не заметил ничего, напоминавшего семью: дети, похоже, являлись предметом всеобщей заботы, независимо от того, какие женщины произвели их на свет. Все ребятишки пользовались одинаковым вниманием, хотя, как мне показалось, кое-кто из взрослых занимался воспитанием детей с большей охотой.

Жизнь нимфеев протекала под открытым небом. Небольшие бревенчатые дома, напоминавшие привычные нам дачные коттеджи, становились обитаемыми лишь зимней порой или в ненастье, оставаясь в теплую погоду пустыми. Для приготовления еды служили сложенные из камней печи, причем в пищу шли дары леса — грибы, дикорастущие овощи, фрукты, орехи, а также некрупная рыба и яйца. И абсолютно ничего мясного! Не желая вызывать к себе неприязнь, мы тоже перешли на общепринятое питание и не пожалели об этом, поскольку ощутили быстрый приток сил.

Единственным оружием нимфеев являлся полугарпун, полукопье со спиралеобразным древком. С одинаковым успехом мужчины применяли его и на суше, и в воде, причем от того, как запускалось это оружие, оно могло вернуться к своему владельцу подобно бумерангу австралийских аборигенов. Правда, охотились они лишь на щук и окуней, а с крупными представителями рыбьего племени у нимфеев, похоже, существовали более сложные отношения: люди не убивали их, зато всегда имели в своем рационе икру. Странное дело, но рыбы в этом озере производили впечатление дрессированных!

Нимфеи были неплохими гончарами, столярами и плотниками, обеспечивая себя посудой, примитивной мебелью и жильем. Они не испытывали нужды в металлах, изготавливая наконечники копий и разнообразный режущий инструмент из удивительно твердой разновидности нефрита.

Но ни ремесла, ни охота не являлись смыслом жизни нимфеев: смыслом их жизни была радость бытия. Никогда прежде я не встречал людей, столь далеких от забот и печалей! По-видимому, отсутствие стремления к обладанию материальными благами позволяло обитателям озера обращать внимание, в основном, на поэтические стороны природы — в отличие от остального человечества, придавленного грузом забот.

Но это не было простым созерцанием прекрасного, а деятельным использованием каждого мига существования, дарованного им судьбой. Образом их жизни являлось движение, причем движение, доведенное до совершенства.

Это касалось как поведения на суше, так и в воде. По сравнению с изяществом и ловкостью нимфеев полет ласточки или виртуозность форели казались неловкими и неуклю-ясими. Особой продуманностью и в то же время изысканностью движений отличались их танцы в водах озера.

Поражала слаженность, стремительность и невероятная сложность фигур этого водного балета! Огромная скорость и мгновенная реакция на движение партнеров лежала за пределами, доступными обычным людям, и заставляла думать о каких-то неведомых мне способностях нервной организации нимфеев, невероятно ускорявших динамические импульсы организма.

Удивительно прекрасными были их ночные феерии. Казалось, у нас на глазах оживали мифы о прекрасных танцах наяд и дриад, исполненных чарующей негой и волшебной прелестью. Совершенно исчезала грань между удивительной реальностью и известными с детства сказками: порой хотелось даже ущипнуть себя, чтобы проснуться!

Но один феномен особенно поразил меня. Однажды, когда танцоров оказалось больше обычного, я услышал пение самого озера! Ритмические движения пловцов вызвали особые колебания водной поверхности, и плещущие звуки постепенно превратились в удивительно гармоничную мелодию. Это пела вода! Ее проникновенный торжественный голос сжимал сердце и завораживал душу, вызывая слезы восторга и неземной печали.

Так, вероятно, могли петь легендарные сирены! Здесь, в мире нимфеев, я понял, как невероятная гипнотическая сила звучавшей воды заставляла испытанных мореплавателей стремиться на чудесный зов, не замечая рифов и скал. Так на наших глазах обрела плоть и кровь еще одна сказка!

Но движения нимфеев — кроме чисто эстетического наслаждения — имели еще и вполне конкретный смысл. Проводя время, в основном, в воде, они заменили речь жестами, выражая, как мне кажется, не только конкретные приказы, но и некие обобщения, сложные мысли и понятия. Я научился распознавать простейшие жесты, наблюдая за тем, как взрослые, обучая детей, указывали на начало или окончание упражнения, давали оценку исполнения, а порой и наказывали особо непослушных. И все это — без единого слова.

Так же немногословны были нимфеи и в выражении своих лирических чувств, но зато прекрасно умели с помощью искусства миманса показать и нежность, и мольбу, и страдание, и неприступность или отказ.

Все оттенки чувств передавались ими значительно тоньше и более возвышенно, чем наши примитивные объяснения в любви, выглядевшие на фоне изысканных жестов едва ли не топорными.

Я ни разу не заметил ни сцен ревности, ни драк между мужчинами за обладание предметом их страсти. Дело в том, что недолгие союзы между юношами и девушками заключались на добровольных началах и длились в течение одного лунного месяца. С очередным новолунием пары распадались, хотя подчас, спустя какое-то время, бывшие партнеры воссоединялись вновь. Такая свобода нравов исключала соперничество и взрывы отрицательных эмоций, а в счастливых браках рождалось здоровое потомство, радостно принимавшееся на воспитание всей общиной.

Нимфеи не утруждали себя абстрактными размышлениями о происхождении всего сущего. Я не обнаружил в их поведении каких-либо культовых признаков. Похоже, единственной религией нимфеев — если, конечно, здесь можно применить это понятие — было их единение с природой, со всеми обитателями окружающего мира. Люди общались с ними на их языке и давали поручения саламандрам, летучим мышам, птицам, рыбам, и те неукоснительно выполняли их, в какой бы отдаленный уголок огромного озера ни посылали их нимфеи.

Наградой за послушание служила музыка, извлекаемая из тростниковой трубочки, с вырезанными в ней желобками разной величины, и маленького каменного крючка. Эти звуки зачаровывали всех: даже хищные звери показывались из зарослей, на время забывая о своих кровожадных инстинктах.

Глядя на неоднократно повторявшееся удивительное зрелище — музыкант, окруженный внимавшим его игре зверьем — я невольно вспоминал миф об Орфее, своей музыкой укрощавшем хищников. Эта картина всегда восхищала меня, вызывая в то же время сожаления о навсегда утраченной современным человеком первозданной душевной чистоте и искренности отношений между всеми созданиями Божественной Природы.

Я по-прежнему пытался определить, какой именно орган обеспечивает нимфеям длительное пребывание в глубинах вод. Мало того, что нырнув, пловец мог продержаться под водой в течение получаса, так еще и развить там такую скорость, которой мог бы позавидовать даже кит! Но при этом он превосходит этих морских гигантов остротой зрения, поскольку глаза нимфеев великолепно приспособлены к тому, чтобы прекрасно видеть в воде. Я не раз убеждался в том, что во время подводной охоты они замечают мелких рыбешек на расстоянии в несколько сотен ярдов. Это качество зрения обитателей озера я сравнил бы разве что с глазами сокола — самого зоркого из птиц. Кстати, невероятная ловкость совместных движений также свидетельствовала о превосходном зрении: ведь стоило им ошибиться хотя бы на дюйм, произошло бы фатальное столкновение.

Однако мне так и не удалось догадаться о природе этих необычайных качеств, а сами нимфеи не давали повода для подробного анатомического исследования: они не болели и не собирались умирать! Но я достоверно установил, что на суше все они страдают дальнозоркостью, скверно различая предметы, находящиеся вблизи.