Филипп Эрланже - Диана де Пуатье

• Название: Диана де Пуатье
• Автор: Филипп Эрланже
• Издательство: Евразия
• Жанр: История
• Год: 2002
• ISBN: 5-8071-0095-6

Символ французского Возрождения, Диана де Пуатье (1499–1566), изображаемая художниками того времени в виде античной Дианы-охотницы, благодаря своей красоте, необыкновенным личным качествам и политическому чутью, сумела проделать невероятный путь от провинциальной дамы из опальной семьи государственного преступника до могущественной фаворитки Генриха II Валуа, фактически вершившей судьбы французской политики на протяжении многих лет. Она была старше короля на 20 лет, но, тем не менее, всю жизнь безраздельно господствовала в его сердце.

Под легким и живым пером известного историка Филиппа Эрланже, на фоне блестящей эпохи расцвета придворной жизни Франции, рисуется история знатной дамы, волей судеб вовлеченной во власть и управление. Ей суждено было сыграть весьма противоречивую роль во французской истории, косвенно став причиной кровопролитных Гражданских войн второй половины XVI века.

---

Восьмого августа Карл Пятый, которого войска графа де Сансера остановили у Сен-Дизье, уже приготовился к отступлению, но тут его канцлер, Гранвель, сообщил, что разгадал шифр, используемый французскими генералами. Тут же было сфабриковано фальшивое письмо, в котором герцог де Гиз якобы приказывал Сансеру объявить о капитуляции. И 17 августа граф сдался.

Это была катастрофа. Каким образом Гранвелю стал известен «код», которым пользовались враги? Мартен Дю Белле, который был тогда в расположении войска дофина, не уточняет этого, но, по словам Бокера, существовало мнение о том, что «Император получил ключ к шифру благодаря заботам Анны де Пислё и графа де Лонгваля». Хуже того: фаворитка, всегда знавшая слишком много, скорее всего, сообщила императору о решениях Королевского Совета, также благодаря усердию Лонгваля, считавшегося ее любовником.

В произведениях многих авторов эти обвинения повторяются и иногда даже усугубляются. «Герцогиня, — написал Бейль, — была настолько тесно связана с императором, что ни одно происшествие при дворе, ни одно решение, принятое на Совете Франции, не было для него секретом, его обо всем аккуратно предупреждали. И действительно, первое же письмо, которое ему передали через графа, сослужило ему весьма крупную услугу, так как спасло его самого и его армию… Причиной всей этой сумятицы стала женщина. Женщина, которая свергла бы монархию, если бы не обратила свой взор на Карла Пятого… Франциск I еще дешево отделался».

Но были ли ее ненависть к Диане и страх увидеть дофина, вернувшегося с победой, велики настолько, что подтолкнули госпожу д'Этамп к предательству? Современные историки не считают себя вправе так думать. Но то, что фаворитка внезапно стала удручающе непопулярной, причем это никак не было связано с изменой королю, по крайней мере доказывает существование в тот момент слухов, подозрений. Монтескье написал об этих соперницах, что «они завидовали даже порокам друг друга» — несчастный народ отныне будет склонен путать порок с преступлением.

Можно охотно поверить в то, что вдова Великого Сенешаля была отнюдь не последней из тех, кто распускал эти коварные слухи. Но случившееся дальше поставило под сомнение их правдоподобие.

Вспомнив о Монморанси, король понадеялся вновь победить врага, уморив его голодом, и провел жестокие опустошительные вылазки. Поэтому Карл Пятый был «в отчаянном положении», когда завладел Эперне и Шато-Тьерри. Ранее дофин устроил в Эперне склад продовольствия. По мнению Мартина Дю Белле, он намеревался успеть вывезти оттуда припасы и взорвать мост, дававший доступ в крепость, император обогнал его, воспользовавшись еще не тронутым мостом, а также и провизией.

Бокер, Варильяс, Бейль и многие другие вновь в один голос вменяют в вину госпоже д'Этамп и Лонгвилю то, что они поторопили Карла Пятого и не дали разрушить мост. Однако архивы аббатства Сен-Мартен в Эперне полностью отбирают у этой клеветы право на существование. «Город Эперне, — значится в одном из документов, — был сожжен 3 сентября 1544 года… из опасения, что имперцы воспользуются провизией, находившейся в городе… настолько внезапно, что жители смогли лишь спасти лишь кое-какое имущество… а по возвращении обнаружили, что, за небольшим исключением, все дома уничтожены». Значит, Карлу Пятому достались руины, склады, обращенные в пепел. Но разве не нужно было пытаться защитить честь дофина, как-то объяснить его неудачу?

Имперцы подбирались к Парижу: так близко они не подходили со времен Бувина.88

— Я не могу избавить мою столицу от страха, — сказал Франциск, — когда узнал, что начавшаяся паника все усиливается, но я все еще могу противостоять ударам, что наносит мне судьба.

Он призвал к себе Клода де Гиза, которого он не любил, но, впрочем, пожаловал ему недавно второе герцогство,89 желая, чтобы тот был рядом и вселял уверенность в парижан. На тот момент этот маленький князек уже обладал таким могуществом. Примчавшись в город, лотарингский принц тотчас же предстал перед королем, и его провозгласили «добрым гением».

После взятия Сен-Дизье добрая королева Элеонора — далеко не такая незаметная, какой ее считали — направила к своему брату монаха с предложением мира. Переговоры завершились в удивительно короткий срок. Щепетильный император был несколько смущен успехом, которого он добился благодаря внезапно изменившемуся в лучшую сторону отношению немецких протестантов. Ведь его задачей было только «использовать революционные силы».90 Кроме того, Карл не собирался сражаться на стороне Генриха VIII, довольно неприятного для всех союзника; он искренне хотел положить конец дуэли, начавшейся двадцать три года тому назад, чтобы посвятить себя проблемам Империи, разрешению конфликта, который недавно разгорелся между ним и папой.

Франциск I, по всей видимости, точно так же хотел поскорей покончить со всем этим. Необычный «толчок» внезапно направил его мысли в русло политики Луизы Савойской и Монморанси. Герой битвы при Мариньяно, приближаясь к Вратам Небесным, похоже, отказался от Италии и от приключений в далеких странах. Он забыл свои старые мечты и думал лишь об естественных границах Франции. Он также стремился потушить огонь ссоры между Габсбургами и Валуа.

Подтолкнули ли его на это благоразумие, нехватка средств, усталость больного человека (абсцесс вновь появился), осознание того, что его народ нуждается в мире? Некоторые вызывающие беспокойство пункты договора заставляют думать, что и другие причины побудили его принять это решение. Борьба между двумя фаворитками внушила Франциску сильную неприязнь к бывшей подруге, чье общество уже не казалось ему таким приятным, и окончательно испортила его отношение к дофину. Принц, уже будучи Генрихом II, однажды написал Диане:

«В прошлом я не боялся даже потерять расположение покойного короля, ради того, чтобы остаться с Вами».

Чтобы доказать это свое расположение младшему сыну, король согласился на отвергнутое недавно рискованное предложение. В договоре, подписанном 18 сентября 1544 года в Крепи, предусматривалось, что герцог Орлеанский женится на дочери, или на племяннице императора; одна из них получит в качестве приданого Нидерланды и Франш-Конте, другая — Миланскую область. Эти земли, таким образом, останутся в составе Империи. А сыну, ставшему вассалом Карла Пятого, король предоставит огромный земельный удел, герцогства Орлеанское, Бурбонское, Ангулемское и Шательро. Этим решением единству государства был нанесен наибольший ущерб со времени правления Людовика XI, кроме того, будущее страны отныне виделось довольно безрадостным.

Франциск расторгал союз с турками и отказывался от прав на старинные владения Карла Смелого, на Фландрию, Артуа, Шароле. Император, со своей стороны, освобождал территорию Франции, окончательно оставлял свои притязания на Бургундию. Помимо этого, в случае, если король выполнял свое обещание очистить Савойю и Пьемонт, то, по крайней мере, сохранял эти провинции под своим протекторатом вплоть до женитьбы герцога Орлеанского.

Крепийский мир оценивали неоднозначно. Его результат заключался единственно в том, что враг, который уже расположился лагерем у ворот Парижа, отступил, и этой проигранной войне пришел конец. Поэтому Франциска часто хвалили за то, что он так быстро согласился на его заключение — до того, как император узнал, что англичане вошли в Булонь. Но если бы удалось выполнить все условия этого договора, это абсолютно точно привело бы к печальным последствиям.

Дофин понял, что его принесли в жертву младшему брату. Его сторонники загорелись праведным гневом и, согласно новому капризу судьбы, внезапно превратились в защитников национальных интересов. С другой стороны, окружение герцога Орлеанского и госпожи д'Этамп отныне все свои чаяния возлагало на императора. Ситуация изменилась с точностью до наоборот. И на этот раз речь шла не только об интригах и клевете.

Королева, герцог Орлеанский, большая часть придворных, в числе которых были восемьдесят дам, сопроводили Карла Пятого до Брюсселя. Госпожа д'Этамп также была там и в путешествии находилась на тех же носилках, что и королева!

В докладе Бернардо Наваджеро91 венецианскому дожу значилось, что Франциск якобы дал герцогу поразительный совет:

«Я решил препоручить Вас императору в качестве сына и в качестве подданного. Почитайте его, как отца, и повинуйтесь ему, как своему господину».

Аннибал Гаро, очевидец, написал герцогу Пармы: «Император и королева Мария (королева Венгрии, правительница Нидерландов) ехали к ней (Элеоноре) навстречу целый день. Когда они встретились, развернулась действительно любопытная церемония с целованием этих дам: мне это взаправду напомнило сцену похищения сабинянок. Не только сеньоры, но и обычные люди взяли себе по одной, первыми — испанцы и неаполитанцы… Появился скакавший на лошади во весь опор герцог Оттавио,92 который задержался в Брюсселе, чтобы подготовить состязания. Он спрыгнул с лошади, и Его Императорское Величество, милостиво, что обратило на себя внимание, приказал ему приблизиться к носилкам королевы… Герцог поцеловал руку королевы, и, когда он вновь садился в седло, император вновь позвал его со словами: «А теперь идите и поцелуйте руку госпожи д'Этамп», которая сидела с другой стороны носилок. И герцог, как настоящий француз, сделав больше, чем ему было приказано, поцеловал ее в губы».