Том Роббинс - Новый придорожный аттракцион

• Название: Новый придорожный аттракцион
• Автор: Том Роббинс
• Издательство: ACT, ACT МОСКВА, Хранитель
• Жанр: Современная проза
• Год: 2006
• ISBN: 5-17-035659-5

Книга знаковая для творческой биографии Тома Роббинса – писателя, официально признанного «национальным достоянием американской контркультуры».

Ироническая притча?

Причудливая фантасмагория?

Просто умная и оригинальная «сказка для взрослых», наполненная невероятным количеством отсылок к литературным, музыкальным и кинематографическим шедеврам «бурных шестидесятых»?

Почему этот роман сравнивали с произведениями Воннегута и Бротигана и одновременно с «Чужим в чужой стране» Хайнлайна?

Просто объяснить это невозможно…

---

Вдохновленная этим диалогом Аманда пошла еще дальше. – Когда человек ограничивает свободу животного, поместив его в клетку, он тем самым претендует на обладание им. Однако животное – тоже индивид и не может быть чьей-то собственностью. Когда человек пытается завладеть каким-то индивидом, будь то другой человек, животное или даже дерево, он претерпевает психические последствия этого противоестественного поступка. Ты когда-нибудь наблюдал за посетителями зоопарка или зверинца, как они корчат из себя дурака, с каким злорадством смотрят на животных, как хихикают и передразнивают их, как ждут, чтобы животные выполняли их требования? Получается, что помещенное в клетку животное воздействует на человека так же, как алкоголь, раскрывает в нем его самые нелицеприятные стороны. Любое живое существо, животное или человек, расставшись со свободой, начинает деградировать. Бессознательная реакция сторожей зоопарков и даже посетителей – а она представляет собой сочетание вины, страха и презрения – свидетельствует об их деградации. Сама клетка приводит к двойной деградации. Любая решетка, реальная или воображаемая, возникающая между живым существом и свободой, является извращением, она – как заразная болезнь, опасная для благоразумия всех, кто с этим как-то связан.

Что это такое нашло на Аманду? Что-то я не припомню за ней склонности к длинным нравоучительным речам, если, конечно… Аманда наклонила голову и прислушалась, видимо, ожидая услышать предательский раскат грома. Однако все, что она услышала, так это шарканье ног Мон Кула. Бабуин вошел в комнату и, приблизившись к Зиллеру, поклонился с чуть виноватой улыбкой, совсем как старый негр, который подошел к заднему крыльцу дома плантатора. Джон Пол присел на корточки и посмотрел бабуину прямо в глаза, однако тот отвел их в сторону, продолжая все так же виновато улыбаться.

– Ах ты, Иуда, – с укоризной проговорил Зиллер, – ты, который прожил жизнь необузданного гедониста, смеешь утверждать, что всегда был моим пленником? Если из нас двоих кто-то и является хозяином, так это ты, а я всегда подчинялся твоим прихотям.

Бабуин что-то громогласно протявкал и четыре раза кувыркнулся на месте.

– Ты следи за манерами, а не то проведешь остаток дней своих в Детройте. Ты ведь знаешь, что там делают с бабуинами, – сказал Зиллер. Хотя он и сопроводил свои слова улыбкой, беспокойные мысли продолжали вертеться у него в голове.

Что касается Аманды, то на душе у нее тоже было не слишком светло. Она примолкла, сидя в углу на яркой подушке: ей вспомнились тысячи бабочек, которых она лишила свободы своим сачком.

«Но я хотя бы, – думала она, – не усыпила ни одну из них при помощи хлороформа».

Правда, это жалкое оправдание лишь слегка смягчило алые краски ее стыда.

На такой малоприятной ноте и было положено начало придорожному зверинцу.

В отсутствие (возможно, уже, увы, постоянное) Джона Пола Зиллера автору этих строк примерно час назад позволили просмотреть личные вещи исчезнувшего чародея. В конце концов, ФБР и ЦРУ уже настолько тщательно обыскали пожитки Зиллера и Перселла, что среди вещей вряд ли могло остаться что-то ценное или сугубо личное. Тем не менее автор все-таки нашел то, что искал: толковый словарь английского языка. Сей фолиант мог бы оказаться чрезвычайно полезен для завершения настоящего документа, и автор уже подумывал о нем ранее. Хочется надеяться, что, начиная прямо с этого места, повествование улучшится в стилистическом отношении.

Автор, например, теперь знает, что слово «dawk» имеет то же значение, что и «dak», a «dawt» является шотландским эквивалентом слов «daut». Что вы на это скажете?

– Потрясающе! – воскликнул Джон Пол Зиллер, произнеся это слово совсем как интеллектуал из Канзас-Сити, описывающий Лувр своей невестке, которая попросила его как-нибудь вечером показать ей сделанные во время отпуска слайды, потому что у нее подгорел соус к спагетти, а у ее ребенка колики. – Просто сказочно! Глядя на нее, я чувствую себя немного как Бернард Беренсон, стоящий перед «Искушением Адама» Микеланджело, «впитывая редкие глотки истинной энергии» и страстно желая вонзить свои когтистые лапищи в героические ягодицы Евы. Хотя, по правде говоря, это не столько Микеланджело, сколько – Ренуар: те же округлости, то же тепло, те же розовые тона, та же радость жизни, тот же небрежный эротизм, тоже очарование здорового тела. Это одновременно и бьющий ключом фонтан жизненной силы и энергии, и честный памятник гению плебейского вкуса.

Произнеся эту тираду, Зиллер сделал шаг назад к стволу пихты, чтобы с расстояния получше разглядеть тридцатифутового размера сосиску.

Аманда была в шоке. Она еще никогда не видела мужа таким: улыбающимся и полным кипучей энергии. Последние дни она много времени проводила в его обществе, работала и играла с ним, слушала, как он играет на барабанах и флейте, разглядывала его карты и схемы, сливалась своей красотой и энергией с его красотой и энергией, принимала могучие струи его семени в самые разные отверстия своего тела, но ни разу он не сменил свою надменную гордость джунглей на такой вот беззаветный восторг. Тем не менее это не вызвало у нее неудовольствия. Она подошла ближе и встала рядом с мужем, чтобы тоже выразить восхищение предметом его радости – исполинских размеров венской сосиской, которую Зиллер нарисовал масляными красками на листе фанеры длиной в тридцать четыре фута.

– Обрати внимание на складки булочки. Это, конечно же, горячая, источающая пар, мягкая и нежная булочка, таящая в себе скрытое движение. А складки подобны складкам шелка, облегающего Мадонну на полотнах эпохи Возрождения. Сама плоть булочки нежна и мягка, но упруга, как резина. Ее отличает блеск луны, освещающей бескрайние просторы прерии. Сама же сосиска обладает некой пейзанской безмятежностью. Она беспечно возлежит внутри булки подобно игроку в боулинг, дремлющему в гамаке на заднем дворе дома перед заключительным региональным матчем. Она незамысловата, эта сосиска, но то, как ее нежные очертания ловят свет, поднимает настроение у того, кто это видит. Я придал ее телу – надеюсь, ты ощущаешь физическую причастность художника к формальной объективизации венской сосиски? – внушительный объем, благодаря которому она занимает огромное количество пространства. Эта сосиска трехмерна, осязаема, абсолютно соответствует своему реальному аналогу, корпулентна и добродушна, как Фальстаф, и в то же время не лишена некоторых Гамлетовских качеств. А какое очарование придает ей золотистое покрывало горчицы! Какой аппетит вызывает этот смелый орнамент цветовых пятен! Класс!

Аманда в замешательстве облизнула губы, вложив в это короткое движение языка и губ скорее удивление красноречием мужа, нежели восхищение живописными образами. Лист фанеры имел тридцать четыре фута в длину и девять футов в высоту, причем сосиска была длиной тридцать футов, а высотой чуть менее шести. Однако нельзя сказать, чтобы она просто так сама по себе бездельничала на зиллеровском шедевре. Аманда разглядела у левого конца булки зеленую долину с кукурузными полями, а также реку, по которой в лодке плыли несколько мужчин. Он пили пиво и ловили рыбу. На другом берегу реки был виден стадион, на котором шел матч по бейсболу. Это было что-то вроде матча международного статуса, поскольку на трибунах можно было разглядеть высокопоставленных особ: политиков, кинозвезд, «авторитетов» преступного мира. На пространстве в двадцать четыре дюйма в правом углу красовалась желтовато-бурая равнина с несколькими колючими деревьями, явно страждущими влаги, а также львиный прайд, отдыхающий в скудной тени одного из деревьев. А на значительном расстоянии от них – вполне безопасном, чтобы не потревожить царственных особ животного мира, резвилась, вздымая клубы пыли, стая антилоп гну, а еще дальше в небеса вздымалась гора Килиманджаро. У подножия легендарной горы Эрнест Хемингуэй чистил свой магнум «Везерби-375» (не доверяя столь важную вещь мальчишкам-туземцам), потягивая при этом джин. Неким мистическим образом, символизируя международную и межрасовую солидарность, сосиска подобно мосту связывала Африку и Америку, причем так, как о том не могла бы мечтать никакая миссия ООН или программа иностранной помощи. От увиденного у Аманды участился пульс. Ей вспомнилось признание, которое муж сделал несколько дней назад: оказывается, сосиска является одним из немногих достижений западной технологии, к которому Зиллер относится с искренним уважением. Над сосиской-послом-доброй-воли находился, по мнению Аманды, самый восхитительный фрагмент всего этого монументального полотна: ночное небо, усыпанное звездами, хвостатыми кометами и созвездиями (Юпитер находился в доме Близнецов), а также сверхновые, туманности и метеориты, растворяющиеся в огненных плевательницах. Здесь же была изображена тропическая луна на фоне облака, напоминающая радиоактивную устрицу на половинке раковины. Над всей панорамой звездного неба властвовал Сатурн – серебристый омлет аммиака и льда, окруженный кольцами газа. Все это космическое величие служило лишь задником для задрапированной горчичной мантией венской сосиски вселенских размеров – зрелище, при виде которого к горлу скромных и непритязательных поросят из Небраски должен был подкатываться комок.