Максим Чертанов - Королёв

• Название: Королёв
• Автор: Максим Чертанов
• Издательство: Амфора
• Жанр: Современная проза
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-367-00316-1

Не верьте названию — это не документальная биография, это фантастический роман.

Не верьте впечатлению — в этом романе нет выдумки, в нем есть только правда.

В жизни Сергея Павловича Королева они слились неразрывно — жесткая правда жизни и безоглядный рывок в небо. Этот человек всегда был впереди собственных достижений. Пилотируя первый планер, он думал о реактивном двигателе. Запуская первые ГИРДовские ракеты, мечтал об орбитальных полетах. Готовя советскую программу пилотируемых полетов на Луну, он намечал следующий рубеж…

Может быть, это был Марс, может быть — что-то другое. Но это был рубеж, который, он знал, может и должен быть взят. Потому что в стремлении к цели человека не могут остановить никакие трудности.

Его могут остановить только другие люди…

---

— Вы мне не толкуйте про институт. Вы за себя отвечайте.

— Я уже ответил. Да, я выполнял приказы Ивана Терентьевича — между прочим, партийца со стажем, красного командира…

— Да уж, шашкой для виду махать — это ваш Клейменов мог. Сколько его на бюро песочили — все без толку… Грубый, некомпетентный… Сразу-то, к сожалению, не поняли, что не в грубости дело. И что касается компетентности — очень даже он был компетентен, во вредительстве-то…

— Я не зна…

— Послушайте, я не понимаю, как могло получиться, что вы стали на него работать!

— Я на него не…

— Вы же с ним всю дорогу собачились, с первого взгляда друг дружку невзлюбили! Или это все игра была, притворство? Кляузы на него Тухачевскому писали, просили убрать его с поста директора — для отвода глаз? Нет, не могу поверить… Сергей Палыч, ведь вы с ним ненавидели друг друга!

К. упрямо мотнул головой.

— Ненавидели — это очень громко сказано. Против него лично я ничего не… Наши расхождения касались производственных вопросов…

— Знаю, знаю: он поручал вам заниматься пороховыми ракетами, а вы были против.

— Это упрощение, — очень оживленно возразил К., — но, впрочем… У пороховых ракет есть серьезные недостатки, в первую очередь связанные с ограничением дальности полетов… В отличие от них, ракеты на жидком топливе… Позвольте, я объясню…

Если К. оживился, то следователь, напротив, сник: начал зевать, взглядывать на потолок, сопровождая глазами летающую по комнате муху, перекладывать свои бумажки с одного края стола на другой… Неужели — ах, я боюсь даже высказывать эту мысль! — он, подобно марсианам, страдал техническим кретинизмом?! Но нет, должно быть, то, о чем говорил К., просто-напросто было ему давно известно и потому — скучно.

— Значит, только в этом вы были с ним не согласны? — спросил он, прерывая К. — Вот это вот самое… жидкое или твердое? А может — завидовали вы ему, что он — директор? Или наоборот? Он вам завидовал, а? Он ведь тоже на вас вышестоящему начальству почем зря жаловался…

К. тяжело вздохнул.

— Ну… Его методы руководства, подход к кадровым вопросам… Его научная — а точнее, антинаучная позиция…

— Вот-вот. Ставил он вам палки в колеса, на каждом шагу ставил. Понижал в должности… Хоть и служили вы одному империалистическому хозяину — а даже и тут… Изменники — что пауки в банке, промеж собой всегда перегрызутся… Да вот и теперь… Он ведь дал против вас показания… С радостью дал, с готовностью… И он, и Лангемак… Оба — написали. Написали, между прочим, что вы в банде главный… Да только мы-то знаем, что все было наоборот: они вас втянули! Клейменов всем заправлял; подтвердите, что он завербовал вас, — и получите сутки отдыха, обещаю.

К. поднял таза — заплывшие, провалившиеся в черно-синие ямы, так мало имевшие сходства с обычными человеческими глазами, красивыми и ясными, — на следователя.

— Это Клейменов донес на меня?

— Никто на вас не доносил, — брезгливо поморщился следователь. — Словечко-то мерзкое выбрали какое — «донес»! Вы еще скажите, как ваши уголовные дружки говорят — «настучал»! Советские люди не доносят, а проявляют бдительность и информируют… Да и как бы он мог на вас «донести»? Друг мой, ежели б он на вас стуканул — первым взяли бы вас, а не его… И однако ж лукавить с вами не стану: нахождением вашим здесь, дорогой мой Сергей Палыч, вы не в последнюю очередь обязаны его показаниям.

Я весь дрожал; дальнейшую беседу — о да, течение нынешнего допроса было столь рассудительно, столь мирно, что его, по крайней мере в сравнении с предыдущими, вполне можно было назвать беседою, — я почти не воспринимал, бубнящие звуки голосов доносились до меня точно сквозь толстый слой ваты. Хотя мое мнение о людях, бывшее когда-то столь же восторженным, как у всех марсиан, за время, проведенное мною в этом кабинете, несколько переменилось, однако низости, о которой я услыхал только что, я даже вообразить себе не мог. Человек, виновный в мучениях К., не был невольною причиной этого, он действовал сознательно! Оболгать К. — ибо я, уже хорошо изучивший К., настроившийся на его волну, различавший почти безошибочно, когда он кривит душой, а когда говорит правду, знал твердо, что он ни в чем дурном не виновен, что не организовывал и не возглавлял он никакой «банды» (сборища плохих людей), что ни о чем не помышлял он, кроме как оторваться от Земли и летать (ведь не могло же само это намеренье быть в глазах людей преступным!), — написать, что К. занимался плохими делами и втягивал в это других! О, я должен был видеть и во что бы то ни стало покарать этого негодяя…[9]

…Покарать, причинить боль, уничтожить, убить! Выходит, я ничем не лучше людей, если хочу этого…

Но я уже не хотел быть лучше людей.

Я никогда и не был лучше их. Ах, я об этом вообще не думал. Пусть я сделался кровожадней самого кровожадного землянина — наплевать.

Мне всего лишь необходимо было убедиться, что человек, о котором шла речь, действительно совершил страшное, а для этого мне следовало хотя бы немного узнать его, и я в очередной раз уткнулся в отчеты других разведчиков…

19

— Иван Терентьевич, я бы хотел по структуре института…

— Сергей Палыч, не здесь и не теперь. Тут люди поют-пляшут, а мы с вами будем такие нудные разговоры вести…

По-видимому, то было какое-то празднество: я впервые видел так много яркой одежды и веселых, оживленных лиц. Мужчины и женщины — парами — кружились по залу, и это было очень красиво. Но у К. не было пары. Жена его танцевала с другим: отчего-то она совсем не была весела, а все оглядывалась на К., который ее не замечал. Он-то казался очень воодушевленным, почти счастливым, хотя и не танцы были тому причиной.

— Почему же нудные? Нельзя ведь делать станочный парк, не зная, что мы будем изготовлять, и наоборот…

Тот человек, — дабы отличать его в своем отчете от к., буду называть его К-в — тяжко вздохнул. Ему нравилась атмосфера праздника, нравилось и то, что он совсем недавно получил назначение, должность (то есть — власть над большим количеством людей и над К. в том числе), и он искренне — я чувствовал это — полагал, что сумеет осуществить эту власть как нельзя лучше, и мечтами уносился к большим и смелым свершениям. На празднестве его тоже сопровождала женщина, жена, и ей, по-видимому, хотелось танцевать, как танцевали другие. Разговор, с которым К. приставал к нему, отвлекал его от мечтаний и был потому неуместен. Но он все же ответил хотя и без всякой охоты:

— Станочный парк, станочный парк… Ну, станочный парк должен быть… должен быть очень гибким… Мне вот сейчас в Берлине говорили о том, что вот на заводах «Роллс-Ройс»…

— Ну, нам с нашими возможностями копировать «Роллс-Ройса» — это, знаете…

Определенно К. не хотел и даже не пытался понять настроения своего собеседника. Он вообще не отличался особой тактичностью. Собеседник, впрочем, тоже.

— Сергей Палыч, в другой раз, а? Супруга ваша — познакомите?..

Нет, в этом человеке не было ни ненависти, ни неприязни к К. Они даже были несколько похожи — не наружностью, а характерами. Но, быть может, вражда началась позднее, там, где не было уже ни праздника, ни кружащихся в танце женщин? Быть может, угрюмый начальственный кабинет, где расположился этот человек, способствовал тому, чтоб им с К. невзлюбить друг друга?

— Какой это вы быстрый, Сергей Палыч… (Понятия не имею, к чему это относилось: я ничего толком не понимал не только в технической, но и в организационной стороне деятельности К. и его коллег.) С такой быстротой лучше бы ваши цеха оснащались!

— А работать мне — с кем прикажете? — угрюмо и без того почтения, с каким, я знал, подчиненный землянин обязан обращаться к вышестоящему, возразил К. — Мои ГИРДовские все с полуслова понимают — так их мало… А которые есть — те уже с ног валятся, работают по две, по три смены… А те, кого вы с улицы набирали, Иван Терентьевич, — они… Простите, но они даже чертежи читать не умеют.

К-в, по-моему, очень обиделся: от обиды он заговорил вдруг на каком-то чудном языке, мало похожем на тот, которому меня обучали в марсианской разведшколе и каким нормальные земляне обычно не разговаривали друг с другом, а прибегали к нему лишь на загадочных и доселе непостижимых для нас «собраниях» или «митингах».

— С улицы?! Это вы о бывших работниках суконной мануфактуры?! Рабочий класс мануфактур — оплот революции! Это вы не умеете работать в гуще народных масс!

К. вообще-то владел этим странным языком — ну да, на «собраниях», — ничуть не хуже остальных. Но сейчас он не захотел говорить на нем.

— Черт, да нет никакой такой «гущи»…

— Что?!

— …а есть кучка лентяев, раздраженных тем, что секретность мешает им делать левые дела и воровать.