Дэниел Истерман - Ночь Седьмой тьмы

• Название: Ночь Седьмой тьмы
• Автор: Дэниел Истерман
• Издательство: Дэниел Истерман. Ночь Седьмой Тьмы
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 1997
• ISBN: 5-87332-555-9

---

Она приняла у него птицу, слегка вздрогнув, когда та задергалась на ее сложенной лодочкой ладони. Беллегард улыбнулся и открыл дверь.

Когда они направились к ней, Рубен взглянул на пол, где что-то привлекло его внимание. На деревянном полу рядом с дверным косяком были видны следы крови. А рядом с кровью, как крохотный обломок слоновой кости, валялся человеческий зуб. Рубен поднял глаза. Беллегард взял его руку и потряс ее. Свет из коридора упал на него, вытянув длинную тень через всю комнату до второго стула, того самого, который был прикручен.

Человек в бежевом костюме ждал их снаружи, чтобы снова провести по коридорам. Он прошел вперед, спустился по лестнице, миновал узкий коридор, вышел в холл. Они не обменялись ни единым словом. Снаружи отель по-прежнему был украшен сияющими сказочными огнями. Он был похож на проплывающий мимо корабль, белый и ужасающий в черной ночи.

Анжелина раскрыла руки. Она задавила крохотную птичку насмерть. Черные бусинки глаз смотрели на нее, не видя ничего. Она молча уронила ее на землю. Воздух был прохладным. Она зябко ежилась по дороге к отелю.

47

Далеко внизу море шумело и мерцало в утреннем мареве. Казалось, никакой бури не было и никогда больше не будет. На горизонте, окутанный туманом и облаками, остров Гопав отмечал начало глубокой воды в западном заливе. К северу, за равниной Кюль-де-Сак, зеленые и голубые горы касались медного неба. А за этими горами – еще горы, словно наваждение, которое становится все темнее и темнее по мере того, как набирает силу.

Такси подпрыгнуло, угодив в выбоину. Еще секунда – и они оставили позади солнечный свет, грохоча в густой тени мимо ряда ветхих деревянных домишек, чьи пряничные карнизы и решетчатые ставни выгнулись и потрескались, а яркая краска была покрыта пятнами и шелушилась. Маленький «пежо» обогнул крутой поворот, едва не растеряв чемоданы, опасно балансировавшие у него на крыше. Был почти полдень.

Анжелина испытывала искушение остаться в Петонвиле. В отеле она чувствовала себя как в коконе. Он был уютным и полным соблазнов. Чистые белые простыни, прохладный воздух, хрустящая скатерть на столе, за которым она завтракала, горячий шоколад a la francaise[34]. Она не спеша завтракала, думая о тех деньгах, которые, возможно, перепадут ей по страховке Рика, о том, на сколько ночей с чистыми простынями их хватит.

Потом пришел Рубен и проткнул ее идиллию, как воздушный шар. Он провел бессонную ночь, мучимый причудливыми снами и короткими кошмарами. Беллегарду было известно все, было известно еще до их прибытия, он ждал их. Было это предательством, или случайностью, или просто комедией ошибок? Больше чем когда-либо Рубен ощущал себя пешкой в чьей-то чужой смертельной игре. Следует ли ему рассказать Анжелине, что он знает о визите Беллегарда в Нью-Йорк, о встрече, которая произошла там между братом и сестрой?

– Нам необходимо уехать, – сказал он. – Беллегард разгадал нас, он просто подыгрывает, водит нас за нос. Лучшее, что мы можем сделать, – это держаться от него подальше. – Он пришел к ней в комнату после того, как позавтракал в своей. Они сидели снаружи, на балконе, глядя вниз на внутренний двор отеля.

– Это у нас не получится, – тихо проговорила она, откусывая от шоколадного пирожного.

– Почему нет?

– Сам увидишь.

Тонкая линия растаявшего шоколада поползла вниз по ее подбородку. Она лениво слизнула ее.

– Почему ты не рассказала мне о нем? Почему не предупредила меня?

– А что пользы было бы от этого? Рано или поздно он все равно узнал бы о нашем приезде. Это был всего лишь вопрос времени.

– Ты говорила... Ты намекала, что твою семью вытолкнули из политики после того, как твоего отца... после его ареста. Как же получается, что твой брат возглавляет тайную полицию в Порт-о-Пренсе?

Она пожала плечами.

– О, Максельдван – гораздо больше, чем это, – сказала она. – Он, знаешь ли, не просто шеф тайной полиции в столице. Это просто его официальная должность. На самом же деле Макс управляет всей полицией. Он напрямую подотчетен президенту.

– Ты не ответила на мой вопрос. – Рубен испытывал беспокойство. По дороге в Петонвиль ее манеры снова изменились с тех пор, как они приехали сюда. Она будто соскальзывала назад во что-то, что он никак не мог определить для себя, некий стиль, манера поведения...

– Ты забываешь, что колеса здесь совершили полный оборот, – сказала она. – Максу не нравилась жизнь в глуши, он жаждал влияния, рассматривал его как свое наследственное право. Поэтому он сменил фамилию на Беллегард – это девичья фамилия моей матери. Затем он подружился с нужными людьми и стал ждать, когда Дювалье умрет. Дювалье умер, друзья Макса обрели свою судьбу, и Макс получил свою собственную маленькую свободу.

Уверенными пальцами она разломила булочку пополам и намазала на нее масло и джем. Аккуратно налила себе еще одну чашку из серебряной chocolatiere[35].

– Он знает, кто я, – сказал Рубен.

– О, не думаю. Ты никто. Макс не всеведущ.

– Он знает, что я полицейский. Он намекнул на это. «Вы разговариваете как полицейский, профессор», – вот что он сказал.

Анжелина улыбнулась, словно беседовала с ребенком.

– Но он прав. Ты действительно разговариваешь как полицейский. Ты и есть полицейский. Ничего страшного в том, что он догадался.

– Нет, Анжелина, страшное есть. Беллегард знает, что что-то происходит. Он знает, что я в этой стране под вымышленным именем или с фальшивым паспортом. Уже за одно это он мог бы меня арестовать.

– Это было бы не похоже на Макса. Он никогда не действует поспешно. Тихо-тихо подбираться, без добычи не остаться – вот его метод. Он установит за нами наблюдение, посмотрит, что мы задумали. А теперь... – Она отложила нож. – Может быть, ты скажешь мне, что именно мы должны здесь делать.

Рубен посмотрел на нее пораженный:

– Ты хочешь сказать, что не знаешь этого? Разве Салли не ввела тебя в курс дела? Она сказала мне, что ты понимаешь грозящие опасности, что ты сама вызвалась ехать со мной, показать мне, как здесь и что, за какие ниточки нужно дергать.

Анжелина кивнула:

– Она рассказала мне кое-что. Но в воскресенье я все еще была наполовину одурманена наркотиками. Я только сейчас начинаю по-настоящему приходить в себя. Салли сказала мне, что работает на правительственное агентство, что ты тоже согласился на них работать. Она сообщила мне, что у тебя большие проблемы, что расследование убийства Рика прекращено и что единственный для тебя способ обелить свое имя – это внедриться в группу здесь. И еще она сказала мне, что я подвергаюсь большей опасности, оставаясь в Нью-Йорке. Ну? Что-нибудь из этого правда?

Он объяснил ей все как мог подробнее. Анжелина напряженно слушала его, наблюдая, как солнце путешествует по двору и крошечные пичужки снуют туда-сюда в кронах высоких, изящных деревьев. Когда он закончил, она некоторое время молчала, ее лицо было ничего не выражавшей маской. Солнце коснулось ее. Его пальцы дотронулись до ее руки и снова отодвинулись.

– Берегись Макса, – сказала она наконец. – Он станет смотреть и ждать и заставит тебя думать, что поводок у тебя длинный-длинный. Но в конце он причинит тебе боль. И убьет тебя, если ему так захочется.

Ее шоколад остыл. Крошки от круасана лежали у нее на коленях, как золотой песок. Она вздрогнула всем телом и потом долгое время сидела молча.

Трущобы были ужаснее всего, что Рубен мог себе вообразить. Анжелина настояла, чтобы водитель повез их этой дорогой, она хотела, чтобы Рубен увидел их, хотела, чтобы он воспринял Гаити целиком. Это было то, что ее с детства приучали избегать, то, что ее брат Макс не жалея сил старался увековечить.

Первое, что заметил Рубен, это жара, второе – вонь. Люди жили здесь, как собаки, как низкие твари, в своих собственных испражнениях, в мире гниющего мусора, открытых выгребных ям, рядом с разлагающимися тушами животных. Их дома были сделаны из картонных коробок, полиэтиленовых мешков, кусков жести. Их хватало на ночь, на две ночи, иногда на целую неделю, а потом приходили дожди и прибивали их к земле, или сильный ветер налетал с моря и разметал их в клочья, или начинался пожар и сжигал их дотла. Город лачуг весь состоял из ветра и воздуха, он постоянно двигался, разрастался, рушился, соединялся, перестраивался.

Вчерашняя гроза произвела здесь страшные разрушения. Люди сновали во все стороны в жидкой грязи и вонючих отбросах, собирая обрывки мешковины, джутовой и нейлоновой, жестяные банки, сломанные палки. Бруклин был бедой. Гибсон-стрит была бедой. Но в сравнении с этим жизнь там была роскошью. Рубен поднял окно в машине, отгородившись от вони и звуков. Но он не мог отгородиться от лиц.

Они въехали в город, пробираясь через узкие улочки, забитые автомобилями, мап-мапами,вьючными животными и двухколесными колясками, которые тащили за собой натужно, с присвистом дышавшие мужчины и узкогрудые мальчики, – отчаянный взрыв мелькающих ног и колес, где только одно имело значение – продвигаться вперед, не теряя скорости. Рубен почти всю дорогу держал глаза закрытыми. Анжелина направила водителя в тихую улочку рядом с католическим собором, совсем рядом с улицей Бон-Фуа. Было похоже, что улочка не имела своего имени. Анжелина, говоря о ней, не назвала его.