Питер Гамильтон - Дисфункция реальности: Увертюра

• Название: Дисфункция реальности: Увертюра
• Автор: Питер Гамильтон
• Издательство: АСТ
• Жанр: Космическая фантастика
• Год: 2002
• ISBN: 5-17-011032-4

Перед вами — одна из значительнейших и масштабнейших космических эпопей современности.

Перед вами — «Пришествие Ночи» Питера Ф. Гамильтона.

…Середина третьего тысячелетия.

Человечество колонизировало десятки планет по всей Галактике. Генные инженеры довели до совершенства технику клонирования. Ученые научились создавать разумные межзвездные корабли и разумные «искусственные планеты».

…Середина третьего тысячелетия. Люди разделены на две враждующие федерации — эденистов и адамистов, сторонников и противников новых технологий, но Совет Конфедерации планет еще поддерживает мир в космосе.

Но уже разработан таинственный Нейтронный Алхимик — могущественное сверхоружие, которое в корне изменит баланс сил в Галактике. Оружие, за обладание которым начинают борьбу эденисты и адамисты…

---

— А я могу с ним поговорить?

— Можешь.

Она стояла босиком в густой прохладной траве у широкого ручья, а над головой у нее, как нить плененного солнечного света, ярко сияла осевая осветительная труба. Вокруг нее высились деревья, сгибающиеся под тяжестью свисающих с их ветвей лиан, усыпанных каскадами ниспадающих до самой земли цветов, нижние из которых плескались в прозрачной воде. В неподвижном воздухе лениво порхали бабочки, соревнуясь с пчелами за место на цветах, все кругом наполнял птичий щебет.

Это была полянка в лесу неподалеку от дома, полянка, где она провела столько счастливых детских дней. Оглядев себя, она увидела, что на ней простое хлопчатобумажное летнее платье в мелкую бело-голубую клетку. Длинные распущенные волосы доходили до худеньких бедер. Ее телу было тринадцать лет, и, услышав, как кричат и смеются дети, она поняла, почему. Сейчас она достаточно юная, чтобы принимать участие в детских забавах, и в то же время достаточно взрослая, чтобы ее слушались, чтобы иметь возможность держаться чуть на отшибе и при этом не быть отвергнутой.

Они выскочили на поляну — шесть десятилетних мальчишек в шортах и футболках, голые до пояса и в плавках, улыбающиеся и смеющиеся, в теплом свете мелькали сильные руки.

— Сиринкс! — Он был в самой их гуще, светлые волосы развеваются, при виде ее на лице расцветает улыбка.

— Привет, Тетис, — сказала она.

— Идешь с нами? — запыхавшись, спросил он.

Плот, на скорую руку смастеренный из силиконовых листов, балок из пористого алюминия и пустых пластиковых бутылей — знакомый настолько, что на глазах у нее появились слезы, — лежал наполовину на берегу, наполовину — в воде.

— Не могу, Тетис. Я просто пришла убедиться, что с тобой все в порядке.

— Конечно, в порядке! — Он попытался пройтись перед ней колесом, но не удержался и со смехом шлепнулся на траву. — Мы собираемся проплыть до самого резервуара с соленой водой. Вот смеху-то будет — мы ведь никому ничего не сказали, а хабитат нас не заметит. А по пути мы можем встретить кого угодно — пиратов там, или каких-нибудь чудовищ. А можем, например, найти сокровища. Тогда я привезу их домой и стану самым знаменитым капитаном во всем хабитате. — Он снова вскочил, глаза его засверкали. — Пожалуйста, ну поплыли с нами, Сиринкс! Пожалуйста!

— В другой раз, обещаю.

Тем времени остальные мальчишки, наконец, с криками окончательно столкнули плот в быстрый ручей. Несколько секунд он качался на быстрине с боку на бок, затем постепенно выправился. Мальчишки начали грузиться.

Тетис смотрел то на Сиринкс, то на плот, его раздирали противоречивые желания.

— Так ты обещаешь? Правда?

— Правда. — Она обхватила ладонями его головку и чмокнула брата в лоб.

— Сиринкс! — Он возмущенно вырвался и, услышав насмешливые вопли остальных мальчишек, густо покраснел.

— Вот, держи, — сказала она и сняла с себя тонкую серебряную цепочку с подвеской из куска яшмы размером с виноградину, сплошь покрытого затейливой резьбой. — Это тебе. Всегда носи его, и тебе будет казаться, что я с тобой. А когда я приеду в следующий раз, ты мне все расскажешь

— Идет! — И он бросился к плоту, на бегу надевая цепочку и поднимая высокие фонтаны брызг. — Только смотри, обязательно возвращайся. Ты обещала!

— И как далеко он уплывет? — спросила она Сайнона, когда приятели втащили промокшего Тетиса на плот.

— Так далеко, как захочет.

— А сколько это будет продолжаться?

— Столько, сколько он захочет.

— Папа!

— Прости, я не хотел, чтобы мои слова прозвучали легкомысленно. Возможно, лет десять или пятнадцать. Понимаешь, детство со временем поблекнет. Игры, в которые не принимаются взрослые и друзья, которые составляют целый мир, — все это очень хорошо, но основное, к чему стремится десятилетний, — это желание стать взрослым. Поведение ребенка является имитацией того, что он считает взрослым поведением. Есть старинная поговорка: мальчик — отец мужчины. Поэтому, когда он пресытится приключениями и начнет понимать, что ему этим мужчиной никогда не стать, что в этом смысле он стерилен, его личность постепенно растворится во всеобъемлющей личности хабитата. Как, впрочем, со временем растворимся и все мы, малышка, даже ты.

— Ты хочешь сказать, он потеряет надежду?

— Нет. Потеря надежды — это смерть, все же остальное — просто отчаяние.

Дети уже гребли, осваивая управление плотом. Тетис, наконец оказавшийся в привычной среде, сидел впереди, отдавая команды. Он оглянулся, улыбнулся и помахал сестре рукой. Сиринкс тоже подняла руку.

— Адамистам не на что надеяться, — сказала она. —И капитан «Димазио» тоже потерял последнюю надежду. Поэтому он и пошел на такое.

— В этом смысле адамисты существа неполноценные. Мы-то ведь знаем, что наша жизнь продолжится и после смерти тела; какая-то частица нас будет в определенном смысле существовать еще сотни тысяч лет. Лично я даже представить себе не могу, что покину свой сегмент коллективной личности, да еще при том, что свидетелями тому станешь ты, мои другие дети и внуки. Возможно, через десять или пятнадцать поколений, когда чувство привязанности потеряет для меня всякий смысл, и я начну подумывать о том, чтобы, наконец, окончательно слиться с хабитатом и таким образом перенести свою привязанность на всех эденистов. Но это случится очень не скоро.

— У адамистов есть свои религии. Я думала, их боги дают им надежду.

— Да, дают, самым набожным. Но представь, в каком невыгодном положении находится обычный адамист. Какое-то мифическое Божье Царство — вот и все, чем может быть их рай небесный, и притом он совершенно непостижим. В конце концов оказывается, что бедным смертным грешникам очень трудно сохранить такую веру. Наша же послежизнь ощутима и вполне реальна. Для нас она не является вопросом веры — она факт.

— Это не относится только к Тетису.

— Даже он выжил.

— Лишь часть его, имитация жизни. Плавание по бесконечной реке.

— Любимое, ценимое, желанное, вечное.

Плот исчез за излучиной ручья, за ивовой рощицей. Издалека доносились высокие детские голоса. Сиринкс, наконец, уронила руку. «Я еще навещу тебя, большой брат, — сказала она, обращаясь к опустевшему журчащему ручью. — И буду приходить к тебе снова и снова, каждый раз, когда буду оказываться здесь. Я заставлю тебя предвкушать мои визиты и мои рассказы. Я дам тебе то, о чем можно мечтать и на что можно надеяться. Обещаю».

Оказавшись в своей комнате, она подняла голову и бросила взгляд на темнеющее небо. Осевая труба светилась неярким лунным светом, пробивающимся сквозь первые вечерние дождевые облака.

Сиринкс закрыла свои мысли от других эденистов, от космоястребов, летающих снаружи, и даже от хабитата. Оставался лишь «Энон» — возлюбленный, который только и способен понять ее, поскольку они единое целое.

Из путаницы сомнений и печали стало постепенно вырастать смутное желание, чтобы адамисты в конечном итоге оказались правы и чтобы на самом деле существовали такие вещи, как Бог, загробная жизнь и душа. Тогда Тетис не был бы потерян. Во всяком случае, не навсегда.

Но эта была лишь слабая тень надежды.

Мысли «Энона» коснулись ее сознания, утешая и сочувствуя.

— Бог, если ты и в самом деле где-то есть, и если вправду где-нибудь существует нетронутая душа моего брата, прошу тебя, позаботься о нем. Ему будет так одиноко.

7

Ненасытный Джулифф питался более чем от тысячи становящихся полноводными в период дождей притоков, морщинистой сети рек и речушек, раскинувшихся на площади в полтора миллиона квадратных километров. И все они несли свои воды в главное русло в течение двухсот девяноста пяти дней лалондского года, наряду с невообразимыми количествами ила, гниющей растительности и обломков деревьев. Ярость и сила могучего потока были таковы, что на протяжении последних пятисот километров вода приобретала цвет и консистенцию кофе с молоком. К тому времени, когда река наконец докатывалась до океанского побережья, ширина ее достигала семнадцати километров, а само количество воды, приносимой двухтысячекилометровым руслом, было просто невероятным. Устье выглядело так, будто одно море вливается в другое.

На последнем стокилометровом отрезке берега с северной стороны попросту не существовало, а прямо от реки в глубь континента на сто пятьдесят километров тянулись болота, названные Халтейнскими болотами в честь одного из членов первой и самой отчаянной экологической экспедиции, который отважился углубиться в них на несколько жалких километров; они представляли собой негостеприимную местность, сплошь заросшую тростником и водорослями и кишащую острозубыми аналогами земных рептилий различных размеров. Ни один исследователь-человек ни разу не пытался пройти их насквозь. При проведении экологической оценки планеты все заинтересованные стороны вполне удовольствовались кратким отчетом Халтейна и сделанными со спутников снимками. Когда ветер дул с севера, он приносил с собой сильный запах гниения, через реку достигавший Даррингема. Для жителей города Халтейнские болота, очевидно, стали чем-то вроде мифа, вместилищем несчастий и дьявольских созданий.