Анна Тимофеева-Егорова - Я — «Берёза». Как слышите меня?..

• Название: Я — «Берёза». Как слышите меня?..
• Автор: Анна Тимофеева-Егорова
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1999

Аннотация издательства

Это воспоминания о военных годах летчика-штурмовика А. А. Тимофеевой-Егоровой. Женщина летчик-штурмовик редчайшее явление нашей военной истории. Здесь и боевая работа летчицы, и немецкий концлагерь, и двадцать лет ожидания заслуженного звания «Герой Советского Союза».

---

Куда мне было податься? К Виктору в авиачасть? — ни за что в таком-то виде… В аэроклуб? — Нет! На Метрострой? — Нет!

Под сожалеющие взгляды, чтобы все напоминало о самом счастливом времени, о дерзновенных мечтах, чтобы каждый намек о прошлом травил душу? Нет! Может, потом, а сейчас?.. Куда глаза глядят!

Вот в расписании поезд, который довезет меня до брата Алексея. Значит в этот город…

Поезд плелся, спотыкаясь на каждом полустанке, и от того колеса отстукивали не весело, а тоскливо: «пло-хо те-бе… пло-хо те-бе»…

В городе Себеж брата не оказалось, его перевели на новое место службы. Переночевала я там у соседей, а утром опять в путь. Денег в кошельке у меня оставалось только двенадцать рублей. Не хватало двух рублей до городка, где работал мой брат Леша. Ничего. Купила билет на все деньги, а то, что одну станцию не доеду — не беда — дойду.

Еду опять в общем вагоне и опять на верхней полке. Чтобы не плакать, прислушиваясь к стуку колес: «ку-да ед-шь… ку-да ед-ешь…», а затем колеса сменили свою «песню» на другую: «Где-е твоя во-ля, где-е твоя во-ля…»

Воля, воля… Неужели у меня ее нет? Если есть, то почему я лежу вот так пластом на полке и ничего не хочу предпринять? Почему не борюсь за свое право летать?.. Вспомнились слова любимого всей молодежью первого секретаря ЦК ВЛКСМ Саши Косырева:

«Ни когда не отступайтесь от задуманного. Смело и гордо идите вперед…»

— Смело и гордо идите вперед! — повторила я, и в этот момент состав вздрогнув всем своим длинным, неуклюжим телом, остановился, словно предоставил мне право выбора.

— Где это мы стоим? — свесив голову вниз, спросила я.

— Чай Смоленск, — ответил мужчина.

— Сколько стоим?

— Минут тридцать, не менее…

Неожиданно для соседей по вагону я ловко соскочила с полки, накинула пальтишко, подхватила чемодан и — к выходу.

Мужчина, сидевший на нижней полке, переглянулся с попутчиком и произнес сочувственно:

— Как есть не в своем уме…

На что тот заметил:

— Может стибрила что?

— Тьфу ты, окаянный, — старушка сплюнула с досады, — зачем напраслину наводишь?..

Сам

Поезд ушел. В то время, когда он вильнул за последний смоленский семафор, я подходила к зданию обкома комсомола. Зимний рассвет едва только начинал подсинивать белые стены домов древнего города и, естественно, обкомовские двери были на запоре. Потолкавшись у входа и сильно продрогнув, я пустилась трусцой по улице. Добежала до афишной тумбы. Затем обратно. И так несколько раз, пока приятное тепло не растеклось по всему телу. А время шло. Город постепенно менял окраску, синие тона сменились розовыми. Начинался день. Вот уже где то совсем рядом прогромыхал первый трамвай, прогудел первый грузовик. Открылась и заветная дверь. Вместе с первыми посетителями ворвалась в обком и я. Сунула голову в одну комнату, в другую — не то.

— Где тут у вас секретарь помещается? — требовательным голосом спросила я у какого-то тщедушного парнишки в очках, важно шествовавшего с большущим кожаным портфелем по коридору. Тот глянул удивленно на меня по верх очков: кому это сразу «сам» потребовался? Но, уловив в моем лице и взгляде настойчивость, выяснять не стал, а просто сказал:

— Там, за углом обитая черным дерматином дверь…

Маленькая пухленькая секретарша грудью преградила мне ту дверь, но и тут не то мой вид, не то взгляд, не то рост заставили ее уступить мне дорогу к заветной двери. Воспользовавшись этим, я решительно переступила порог, и сразу со входа, боясь как бы меня не остановили, залпом выпалила:

— Мне нужна работа и жилье. И как можно быстрее!

Молодой человек, сидящей за большим письменным столом, удивленно сквозь очки посмотрел на меня, приподняв голову.

— Ты, собственно, по какому делу, товарищ?

— Дело мое не терпит отлагательства…

И страшно волнуясь, а оттого путаясь, я стала рассказывать о себе. О метро, об аэроклубе, о летнем училище, о брате… Ничего не скрывая, ничего не тая — как на духу. Секретарь слушал молча, в его взгляде виделась живая заинтересованность. По мере того, что он узнавал, в нем отражалось и теплое участие. Он понимал, как мне показалось, что отстранили девушку от любимого дела. И не просто девушку, а комсомолку, овладевавшую сложным летным мастерством. Большая война стояла на пороге. Крепила свою оборону и страна Советов. Невиданными темпами развивалась индустрия, перевооружалась армия. Обо всем этом прекрасно знал секретарь обкома и, слушая мой сбивчивый рассказ, все более удивлялся: как могли учлета без всяких причин снять с самолета в то самое время, когда так требуются летные кадры, когда Осоавиахим не успевает готовить курсантов для военных училищ, когда программа допризывной подготовки напряжена до предела!..

— Документы у тебя какие при себе?

— Вот, — я положила на стол паспорт, комсомольский билет, красную книжечку — благодарность от правительства за строительство метро, первой очереди и справку о том, что я закончила планерную и летную подготовку в аэроклубе.

Читая документы, секретарь задавал мне вопросы, как бы невзначай сам отвечал, сочувствовал, куда-то звонил, кого-то вызывал к себе, а я сидела на диване и… плакала.

— Ну, а наших ребят сумеешь учить планерному делу?

— Конечно, смогу!

— Отлично. Мандаты у тебя подходящие.

У меня даже дыхание остановилось.

— Ну, рева, пойдем обедать, — слышу его насмешливый голос, обращенный ко мне.

— Спасибо, не хочу!

— Пойдем, пойдем, — он потянул меня за руку.

После обеда, увидев мой пустой кошелек, одолжил двадцать пять рублей до первой получки.

— Ты вроде бы работой и жильем интересовалась? — в голосе секретаря веселое лукавство. — Мы тебя тут, пока ты ревела, просватали на Смоленский льнокомбинат счетоводом. Будешь сальдо бульдо подбивать. Планерную школу организуешь. На комбинате коллектив боевой, молодежный. Езжай прямо в отдел кадров. Я об всем договорился. А как устроишься, иди в аэроклуб к комиссару, там, я слышал, есть тренировочный отряд для тех, кто уже закончил пилотскую подготовку. У тебя сколько братьев? — неожиданно спросил секретарь.

— Пять.

— Ну вот, какая ты богатая на братьев, а у меня ни одного. Если в автографии будешь писать о всех братьях — много бумаги израсходуешь. Поняла?

— Спасибо за совет!

— В аэроклубе покажи все свои «мандаты» и попросись принять тебя в тренировочный отряд.

На том и порешили.

— Какие возникнут вопросы, не стесняйся, приходи…

— Спасибо… — всхлипнув носом, пробормотала я, и пулей помчалась на льнокомбинат, благодаря свою судьбу: какая же я все-таки счастливая на хороших и добрых людей!

В тот же день меня приняли счетоводом по расчету прядильщиц, к вечеру поселили в общежитие, в комнату, где жила лучшая стахановка комбината Антонина Леонидовна Соколовская. А в аэроклубе меня зачислили в тренировочный отряд, и я опять стала летать.

Коккинаки

О, какое это счастье — после работы спешить в аэроклуб, где нас уже ждала полуторка, и мы катили на аэродром, далеко от города, от городской суеты…

Глубокой осенью мы сдали государственной комиссии теорию и практику полета и были распущены до особого распоряжения.

Надежды на то, что мне дадут направление в летную школу у меня не было. В отряде у нас училось еще пять девчонок — потомственных смолянок, а я ведь была приезжая. Так что решила не ходить в аэроклуб и занялась подготовкой в авиационный институт. Именно в авиационный, а ни в какой-то другой. Если уж не удастся летать, так буду хотя бы рядом с самолетами. Когда-то и брат Василий настаивал, чтобы я училась… Пишу когда-то, а ведь прошло всего полтора года, как я распрощалась с Москвой, Метростроем, аэроклубом, товарищами, Виктором, братом… Где-то далеко на севере отбывал Василий наказание без права переписки…

Мама сообщала, что сочинила она с помощью добрых людей прошение нашему земляку — Михаилу Ивановичу Калинину о невиновности Васеньки. Ответа не получила и тогда решила сама поехать в Москву.

«Катя с внучонком Егорушкой отвели меня в приемную всесоюзного старосты, а сами ушли. Большая очередь была, народу много понаехало. Дошел и мой черед. Я-то думала, что это сам Михаил Иванович, но взглянула на принимавшего, а бороды клинышком не обнаружила, — рассказывала мама. — Ждала, что помощник меня к земляку поведет, а он мне только и сказал: „Председатель Верховного Совета по таким вопросам не принимает…“».

Я продолжала работать на льнокомбинате. Два раза в неделю занималась с планеристами, посещала курсы по подготовке в институт.

Однажды вечером в выходной день, зашла я в кафе, села за столик и заказала мороженое.

— Егорова! — кто-то окликнул меня сзади.