Валерий Исхаков - Без жалости

• Название: Без жалости
• Автор: Валерий Исхаков
• Жанр: Русская классическая проза

---

- Ляля, встань, поздоровайся с тетей, - велела Марина Яковлевна.

Ляля послушно встала, сделала какой-то нелепый книксен.

- Здравствуй, тетя, - сказала она совсем по-детски.

- Здравствуй, Ляля. Ты меня не знаешь, а я с твоей мамой очень хорошо была знакома. Когда мы все жили в Казахстане...

Она замолчала.

- Играй, детка, дальше. Играй, - сказала Марина Яковлевна. И, когда Ляля села за пианино, объяснила Анне Львовне: - Вот такая у нас Ляля. Двадцать лет скоро, а разумом - дитя. А так хорошая девочка, ласковая, на пианино играет, в шахматы... Что-то, видимо, есть в этой голове, только слишком глубоко запрятано, никак не прорвется.

- Это ужасно! - воскликнула Анна Львовна.

- Ко всему привыкаешь...

- Вы правы. И все-таки... Это у нее врожденное или после болезни?

- Я думаю, врожденное. Наследственность, надо полагать, у Ларочки подкачала. Братец вот ее тоже, - показала Марина Яковлевна на Карла, - и в шахматы, и музыкант отменный, а оставь одного - так и будет сидеть в кресле, пока с голоду не умрет. Булка хлеба рядом лежит, он не заметит. К тому же и парализован еще.

Анна Львовна с изумлением уставилась на Карла.

- Братец? Вы хотите сказать, что это... Не может быть!

Марина Яковлевна с подозрением глянула на Анну Львовну.

- А вы разве его не узнали? Вы же видели его раньше?

- Видела, - решительно заявила Анна Львовна. И добавила другим тоном:

И все-таки - не узнала.

Она подошла ближе, вгляделась в Карла, словно пытаясь что-то прочесть по его неподвижному лицу, протянула руку и помахала перед его глазами.

- Ничего не видит, ничего не слышит, ничего не говорит, - пояснила Марина Яковлевна.

- Как же вы с ним изъясняетесь?

- А просто! Он нам "Ы" говорит. Одно "Ы" - пить хочу, несколько "Ы-ы-ы" - по нужде требуется, а длинное "Ыыыыы" - пора спать.

Ляля, заслыша знакомые звуки, выбралась из-за пианино и начала "летать" по комнате с гудением: "Ыыыыыыыыы".

- Вот так и живем, - просто сказала Марина Яковлевна.

- Ужасно. Просто ужасно! - посочувствовала Анна Львовна. - И как вы только выносите все это?

- В войну и не то выносили.

- Ваша правда, - согласилась Анна Львовна. - Нашему поколению пришлось хлебнуть. Я войну в Бресте встретила. Была медсестрой в детской больнице.

А пришлось раненых выхаживать. Потом медсанбат. В окружение попала с полком.

А когда вышла в к своим - сразу в контрразведку, на допрос. Тоже пришлось хлебнуть... А вы где воевали?

- Я госпиталем командовала, - поджала губы Марина Яковлевна. Подполковник медицинской службы.

- Ого! А я - старший сержант... Мы не встречались с вами?

- Не припомню. На фронтовых дорогах кого только не встретишь.

- И это правда. Лицо ваше мне, кажется, знакомо... А впрочем...

Анна Львовна села за столик напротив Карла. Долго смотрела на него. Потом протянула руку и двинула одну из пешек. Карл быстро механически ответил. Анна Львовна вздрогнула и отдернула руку.

- Ой! Напугал-то меня как! Прямо как заводной... - Она обернулась к Марине Яковлевне. - Ничего, что я прямо при нем?

- Да сколько угодно. Ничего не слышит, я же говорю. Хоть из пистолета над ухом стреляй...

Она невольно глянула на пианино.

- А я, честно говоря, подумала, что это Ларочкин муж. Еще пожалела про

себя - такой приятный мужчина и в инвалидном кресле. А это, выходит, Карл. Ни за что бы не узнала. Он ведь еще вот такой был, - показала Анна Львовна рукой, - когда они от нас в Москву съехали. А мы так и жили в Казахстане, пока заваруха не началась. А как дружба народов кончилась, так подались в Красноярск, к родне. Бедный Карл. Бедная Лара. - Она печально улыбнулась Марине Яковлевне. - Это во дворе мальчишки над ними все смеялись: "Карл у Лары украл кораллы..." Как все было хорошо, как весело было! И ведь в бедности жили, а казалось - лучше этой жизни и представить ничего нельзя. И вот чем все кончилось... - Она помолчала. - Ну и ладно, пойду я. Поезд у меня скоро. Ларочке привет передавайте, она уж и не помнит меня, наверное, скажите просто: соседка по дому, из Казахстана... Сын у меня был Вовка, влюблен в нее был в детстве, только ей он не нравился - может, вспомнит...

Анна Львовна встала, подошла к Карлу, погладила его по голове, потом обняла Лялю, и они с Марина Яковлевна ушли. Карл все так же неподвижно сидел над шахматами. Ляля села за пианино и начала играть.

10

Однажды вечером, когда Карл в одиночестве сидел за пианино, где его забыли с утра, домой вернулся Фурманов. Был он довольно ощутимо навеселе.

- Все бренчишь, Шопен? - кинул он мимоходом Карлу. - И как тебе только не надоест? Ну, шахматы, это я еще понимаю. Это мужское дело, согласен. А пианина твои... это же просто тьфу! Не царское это дело - на пианинах играть. Ну, не прилично это для мужика, пойми! Хотя какой ты, в сущности, мужик...

Фурманов подошел к бару, достал початую бутылку водки, налил себе стопку, выпил. Внимательно посмотрел на бутылку.

- Опять мамаша с кем-то пьянствовала. Ты не знаешь, с кем она пьет, Шопен? Ни хрена ты не знаешь... Кончай ты это бренчанье, у меня от него голова болит. Давай лучше в шахматишки сразимся.

Он подошел к Карлу, отодвинул его вместе с креслом от пианино, подвез к столику, на котором уже расставлены шахматы.

- Так-то лучше. И тихо, и все при деле... Счас мамаша придет с Лялькой, потом стерва моя заявится, пожрать сготовит. Так и проведем вечерок с приятцей.

- Ы-ы-ы-ы! - громко произнес Карл.

- Не понял?

- Ы-ы-ы-ы!

- Дай сообразить. Одно "Ы", точно помню, - пить. А вот много "Ы" - то ли спать, то ли... - Фурманов рассмеялся. - Ну, спать ты, точно, не хочешь, так что остается одно. Так уж и быть, за твои евро - отвезу. Пусть мамаша мне еще один крестик поставит. - Фурманов привычно взялся за кресло, повез Карла в туалет. - Мать-то моя, - рассказывал он ему по дороге, - ведь и в самом деле тетрадку завела и записывает, кто из нас что для инвалида сделал. На первом месте, конечно, она сама. Оно и понятно, целый день тут с тобой возится. А на втором, как ни крути, все-таки я, а не Ларка. Некогда ей, понимаешь, собственным братом заниматься...

Продолжая разговор, он довез Карла до туалета, оставил там его одного, вернулся и снова устремился к бару. Но едва успел наполнить стопку, как появились Марина Яковлевна с Лялей.

- А ну поставь! - зловещим тоном приказала сыну Марина Яковлевна.

Фурманов от неожиданности чуть не расплескал водку.

- Ты чего, мать? Тебе можно, выходит, а мне после работы рюмку нельзя принять?

- Заткнулся бы ты про свою работу, труженик! - Марина Яковлевна обернулась к Ляле. - Иди, детка, иди. Ты в туалет хотела? Ну так иди сама в туалет, не маленькая уже...

Ляля ушла, но через некоторое вернулась, катя кресло с Карлом. Она оставила его в дверях, на проходе, и ушла. А Марина Яковлевна и Фурманов, не обращая на нее и на Карла внимания, продолжали разговор.

- Я тебе сколько раз говорила, идиоту: оставь девку в покое! - злобно шипела Марина Яковлевна. - Говорила я тебе или нет? Я тебя спрашиваю: говорила или нет?

- Ну говорила, говорила...

- А ты что натворил опять, а?

- А что я? Я ничего. Я же ее не трогаю. Она сама ко мне лезет. Приду с ночного дежурства, лягу спать, просыпаюсь - она тут как тут. Прижмется, как кошка, и мурлычет. Привыкла, понимаешь. Ну не может она без этого! Взрослая ведь уже баба, а ума нет. Она же не понимает, что терпеть надо. Что нельзя ей с кем попало. И со мной нельзя... Ну не понимает она этого, хоть кол ей на голове теши!

- Это тебе хоть кол на голове теши! Ну ладно, в прошлый раз свалили беременность на бомжей да пьяниц во дворе. А сейчас что прикажешь делать? В этот раз на кого будешь сваливать? На этого придурка немого?

- А хоть бы и на него! - махнул рукой Фурманов.

Марина Яковлевна через плечо глянула на Карла.

- Не поверят. Никто тебе не поверит. Ни врачи, ни тем более Ларка. Не такой он человек, понимаешь ты это? Идиот, не от мира сего - сколько угодно. Но на такую гадость даже он не способен.

Фурманов снова взялся за рюмку.

- Поставь, я кому сказала! - закричала Марина Яковлевна. -Ты и так уже успел, набрался. Хватит с тебя. И вообще: не заработал ты на такую водку. С твоими заработками только портвейн глушить с алкашами в подъезде. В общем, так: денег урода не увидишь больше ни копейки. Я договорилась с врачихой знакомой, сделают Ляльке аборт и кое-что еще сделают, чтобы не залетала больше. Никогда. Ни от кого. Но не забесплатно. Всю валюту, твою и мою, придется отдать. И за этот месяц, и за следующий. И не дай бог, Ларка узнает. Да она тебя просто засадит, а сама замуж выскочит за своего профессора! И правильно сделает!

- Кто? Она? - криво ухмыльнулся Фурманов. - Да кому она нужна такая? И хватит меня вообще попрекать профессором! Только и слышу всю жизнь: профессор... доктор наук... Ну был профессор, не спорю. Так ведь не женился на Ларке, получше себе нашел! И сейчас найдет, нисколько в этом не сомневаюсь. У него их там полный институт: хочешь, на аспирантке женись, хочешь, на кандидатке наук. А хочешь - и вовсе на студентке. На кой черт ему сорокалетняя баба да еще с таким довеском? А деньги... Черт с ними, с деньгами, забирай. Не было у меня денег и не будет никогда. Такая уж, видно, судьба.